Назначение поэзии

Английское академическое литературоведение рубежа веков также не вполне удовлетворяло Элиота и прежде всего потому, что оно было безразлично и безоценочно при анализе литературных явлений, тем самым способствуя закреплению и распространению "готовых мнений и оценок". Оно было лишено способности выявить наиболее значительное, существенное для какой-либо литературной эпохи, определить степень эстетической ценности нового стихотворения. Соответственно литературоведение не могло выработать у читателя художественного вкуса и определить перспективы развития текущей литературы.

В основе критической интерпретации, в отличие от литературоведческой, по мнению Элиота, лежит индивидуальное переживание. Критик, подобно рядовому читателю, воспринимает стихотворение эмоционально и интуитивно определяет его эстетическую ценность. Здесь необходимо отличать подлинное переживание стихотворения от обыденного. Последнее поверхностно. Оно предполагает перенесение читателем собственных эмоций на реальность произведения и самоидентификацию читателя с автором. Именно поверхностное восприятие ложится в основу импрессионистической критики. Подлинное (эстетическое) переживание, как указывает Элиот, рассуждая о художественном вкусе, происходит, когда читатель (критик) воспринимает произведение, как нечто, существующее автономно от него, не связанное с его эмоциями и интересами. Эстетическое переживание имеет интеллектуальную основу и возможно в том случае, если читатель (или критик) наделен художественным вкусом.

Из чего же складывается художественный вкус? Отвечая на этот вопрос, Элиот постулирует цель критического исследования. Вкус читателя (критика) формируется прочитанной литературой. И здесь в рассуждениях Элиота возникает его теория литературной тенденции. "Знание поэзии, — пишет он, — не означает просто суммарного знания хороших произведений (которое свойственно академическим литературоведам! — А.А.). Поэтическая образованность требует организации этого знания". Читатель должен быть наделен тем самым чувством истории, которое предполагает объединение в его сознании различных литературных памятников в некую вневременную систему. С точки зрения этой системы читатель и призван оценивать интересующее его произведение. Критическая интерпретация, оценка, то есть осмысление значимости произведения (его места) в контексте литературной традиции. С другой стороны, как мы уже отмечали, критическая интерпретация у Элиота зиждется на эмоции индивидуума. Теперь можно сделать вывод, что эмоция критика получает интеллектуальное обоснование, интеллектуальный эквивалент в форме бесстрастной интерпретации. Вот почему Элиот столь охотно цитирует слова А.А. Ричардса, который утверждал, что от критика "требуется как страстное постижение поэзии, так и способность к бесстрастному психологическому анализу".

Вопрос о возможных путях поэзии, ее перспективах, которого, как считает Элиот, старательно избегает академическое литературоведение, также входит в компетенцию литературной критики. Умение обнаружить и оценить подлинно новое поэтическое освоение реальности приводит критика к изменению общепринятого понимания сущности поэзии, понимания того принципа, согласно которому объединяются литературные памятники. В их систему проникает новый элемент и система, чтобы сохранить целостность, должна перестроиться. Этот процесс Элиот именует "реорганизацией" (reorganization, readjustment). В главе "Мэтью Арнольд" он разъясняет свою позицию: "Время от времени, каждые сто лет или около того, возникает необходимость в появлении критика, который бы пересмотрел прошлое нашей литературы и расставил бы поэтов и поэтические произведения в новом порядке. Суть такой задачи не революция, а реорганизация".

Идея "реорганизации" еще раз подтверждает заявленный Элиотом индивидуальный характер критического анализа. Только апеллируя к своему художественному вкусу, а не к заданной извне нормативной установке, критик, по мнению Элиота, способен адекватно оценить литературное произведение и увидеть в нем новые возможности. Мэтью Арнольд, с точки зрения Элиота, как раз не был способен к реорганизации. В поэзии он был эпигоном, а в критике зависел от устоявшихся критических оценок.

Взаимодействие поэзии и критики, осмысляющей поэзию в литературной истории, нередко давало плодотворные результаты. В своей книге Элиот опровергает расхожее мнение, будто поэзия и драма елизаветинской эпохи шли вразрез с нормативной критикой, пытавшейся ограничить возможности искусства. Озаглавив эссе "В защиту графини Пэмброк", Элиот действительно выступает в защиту критиков, входивших в круг знакомых графини. Критики (Даниэль, Кэмпион и Сидни) сумели великолепно почувствовать и осознать интенции современной литературы. Поэтому их требования (в которых очевидна излишняя крайность и нормативность) сыграли положительную роль в развитии елизаветинской драматургии. В частности, Сидни, требовавший от современной ему драмы соблюдения трех классических единств, безусловно был догматичен. Но елизаветинцы, развивая драму, действительно стремились к единству чувства, тем самым во многом выполняя предписания Сидни. "И произошло это не потому, — пишет Элиот, — что послушные драматурги исполняли пожелания Сидни, а потому что улучшения, за которые ратовал Сидни, как оказалось, соответствовали требованиям развивающейся культуры. Доктрина "единства чувства" оказалась по существу правильной".

Итак, одно из важнейших значений критики состоит в том, приходит к выводу Элиот, что она определяет и формулирует необходимые для развития поэзии поиски и пути, которые сами поэты предугадывают лишь интуитивно.

С этой функцией Элиот связывает и другую задачу критики — закреплять и фиксировать художественные открытия поэзии. Поэзия, как мы помним, разрушает стереотипы восприятия, которые свойственны большинству людей. Соответственно в развитом демократическом обществе, где власть принадлежит именно большинству, подлинная поэзия не отражает менталитет нации, а опережает его в своем развитии. Поэтому может возникнуть опасность ее оттеснения на периферию жизни общества и в конечном итоге ее исчезновения. И здесь значение критики возрастает. "Существенным моментом для возникновения критики, — пишет Элиот, — представляется время, когда поэзия перестает быть выражением мышления всего народа". Критик выступает, с одной стороны, в роли интеллектуального аристократа, способного преодолеть стереотипы мышления, с другой — защитника и популяризатора искусства, объясняя в доступной для полуобразованного большинства форме новые открытия поэзии. Тем самым он закрепляет эти открытия в массовом сознании, превращает их в стереотипы и подспудно регулирует читательский вкус.

Наш обзор книги был бы неполным, если бы мы упустили из виду еще один вопрос, занимавший Элиота: как соотносятся критические статьи поэта с его поэтическими произведениями? Элиот полагает, что они имеют одну и ту же движущую силу, интенцию. Все особенности поэтики художника зеркально отражаются в структуре его критического мышления. Обзор поэзии и критики Вордсворта приводит Элиота к следующему выводу: "… именно социальный интерес инспирирует новизну стихотворной формы у Вордсворта и лежит в основе его подробных замечаний о поэтическом языке". Недостатки в поэзии соответствуют недостаткам в критике. Эту мысль Элиот подробнейшим образом обосновывает в эссе "Мэтью Арнольд". Традиционность (в худшем смысле этого слова), академизм, вторичность, свойственные поэзии Арнольда, характерны и для его критики. Как поэт, подчеркивает Элиот, Арнольд лишен "слухового воображения", а как критик — "глубины, оригинальности, индивидуальности критического анализа". "Та же слабость, — отмечает Элиот, — та же потребность от чего-то зависеть, которые делают его академическим поэтом, делают его академическим критиком".

Итак, мы завершили краткий обзор, который, надеемся, поможет читателю осмыслить одну из основных теоретических работ Т.С. Элиота и разобраться в сложностях элиотовской поэтологии. Наша статья не могла охватить все множество интереснейших нюансов данной работы. И со всем критическим инструментарием обоснования важности поэзии и литературной критики читатель сможет познакомиться непосредственно обратившись к книге лекций "Назначение поэзии и назначение критики".

А. А. Аствацатуров

НАЗНАЧЕНИЕ ПОЭЗИИ И НАЗНАЧЕНИЕ КРИТИКИ

Предисловие к изданию 1964 года