Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение
Славны, например, герои, но побиты на полях.
Долго кто живет в покое, страждет в старых тот летах.
Количество зла в мире ужасает Сковороду.
Видя жития сего я горе,
Кипящее как Чермное море
Вихром скорбей, напастей, бед,
Расслаб, ужаснулся, поблед.
О горе сущим в нем! Эта глубокая скорбь Сковороды замечательна. Он носил ее в то время, когда в Европе торжествующий рационализм договорился до «Теодицеи» Лейбница, провозгласившей наш мир «лучшим из возможных миров». И если в конце 50х годов Вольтер восстал против лейбницианского оптимизма в своем «Кандиде», то как бледней и холоден пессимизм Вольтера в сравнении с глубочайшим пессимизмом Сковороды, в это же самое время вслушивавшегося в неизъяснимой тоске в тайные рыдания мира. За много десятилетий Сковорода предвосхищает пессимизм начала девятнадцатого столетия и, как увидим ниже, о вале говорит в не менее сильных и ярких выражениях, чем Шопенгауэр, столь гордившийся, и справедливо гордившийся открытием воли посреди всеобщего интеллектуализма.
Мировой разлад, который почувствовал Сковорода через разлад и хаос своей собственной души, вызывает у него сильные слова:
Кто мне даст слез, кто даст мне ныне дождевны,
Кто мне даст моря? Кто даст мне реки плачевны?
Да грех рыдаю в слезах неисходных
Не почивши.
Иссушил очи адский грехов моих пламень,
Сердце ожесточенно, как адамант камень.
Несть мне ток слезный,
Дабы болезни
Жгущи внутрь уду
Можно оттуду
Изблевати.
Ты, источников в горах раздергший проходы
И повесивый горе превыспренны воды,
Зрак вод наполни,
Да льют довольны,
Сердцу коснися,
Да ощутится
Утех отче…
Хаос разлада и внутренней неутоленности жжет Сковороду как адский пламень. Каменея, сердце ожесточается. Замечателен образ: Тот, Кто в горах раздирает проходы источникам, пусть даст внутреннему мучению Сковороды изойти в неисходных рыданиях, пусть даст болезни, внутренне сжигающей его, выход через обильные слезы. Сердце Сковороды переполняется мукой, не могущей даже реализоваться в рыданиях и слезах. И слез, и рыданий он просит как облегчения, и пусть слезы будут долгими, бесконечными, только бы в них нашла какой‑нибудь выход спертая, сгущенная скорбь его духа.