Когда художник воздвигает колонны у величественного здания, он находит несообразным с требованиями вкуса, чтобы каждая из колонн была доведена только до сиоего пространственного конца. Он хочет и самый этот конец как нибудь сделать или построить: он обозначает или выражает тот конец особенными изваяниями, на которых невольно останавливается взор, не обрываясь внезапно в пустоту или в другой порядок явлений, несоизмеримый с прежним, и которые как бы собирают вместе черты идеи, воодушевлявшей художника во время работы, и освежают его творчество, угрожавшее истощиться под гнетом однообразной деятельности.

Может быть, подобное художественное чувство руководило просвещенными учредителями обычая заключать пройденный год учебных занятий и начинать ряд трудов нового года торжественным собранием членов университета и просвещенных граждан. Потребность осмотреться и нравственно освежиться, собраться с духом, свести к единству разрозненные стремления, наконец, воодушевиться обзором отдельных действий, сходящихся в одно гармоническое целое, — не в этом ли заключается вообще источник большей части праздников и всех годовщин, на которых прошедшее обозревается светлым взором, чтобы вдохнуть мужество для трудов будущего?

Правда, что единство и гармоническое соотношение наук далеко не так легко обозревать, как обозревает архитектор свои работы. Чем долее живет человечество, тем многочисленнейшие задачи сознает оно и настойчивыми нуждами побуждается к их научному разрешению. мгтаашия раздробляется на многочисленные лучи отразил по учению Платона и опыт по учению Канта дельных наук; способы ученого исследования делаются все разнообразнее и специальнее; различные отрасли знания так обособляются по предметам и методам, что остается почти только одна вера в их действительный союз и в их согласие относительно последних целей, которые ими достигаются. Но зато науки имеют ту особенность, что по своему положительному содержанию они не имеют прошедшего, что их образ есть вечно юный, настоящий, нестареющийся, как разум, которого они суть младшие и лучшие дети. Медицинский факультет тщательно изучает Гиппократа, математический — Евклида, юридический — римское право, историко–филологический— Софокла и Платона; все это изучается не вследствие исторической любознательности, но вследствие ясного убеждения, что там, н глубокой древности, где впервые замялась три научного образования, сделаны человеческим разумом егибнущие приобретения.

Еще важнее то обстоятельство, что художник, воздвигающий здание науки, всегда налицо, всегда пред нами. Это— дух человеческий, и мы можем спросить его, какими основными убеждениями он руководствовался при построении той или другой науки.

Два И только два основных убеждения возможны для духа, насколько он открывает свою деятельность в познании и изучении явлений. Одно из них состоит в том, что ему, как духу вообще, присущи начала, делающие возможным познание самой истины; другое — в том, что ему, как духу человеческому, связанному с общим типом человеческой телесной организации, присущи начала, делающие возможным только приобретение общегодных сведений. Вне этих убеждений остается поле для скептицизма, который, разрушая науку, должен, чтобы быть в согласии с Собою, сомневаться и в том, что он разрушает науку, и таким образом безвыходно вращаться в недомыслимом круге, отрицая свои собственные положения.

По особенному свойству этих двух убеждений, необозримый мир опытов распадаётся пред лицом зрителя на две формы. Каждая из этих форм имеет совершенно особенное значение; каждая из наук, смотря по сбоим принципам, должна относиться к Одной из этих форм, содержанием которой будет определяться ее удельный вес в общем образовании человека·..

Именно, когда нам, все ученые говорят единогласна, что мы познаем только явления, то еще остается неопределенным в каком смысле изучаемый круг предметов есть явление в той ли, что чистый разум или разум сам по себе не находит этих предметах полного осуществления своих мнений о подлинном бытии и вследствие того видит в них только подобия и неясные образы того, что существует в истине; или в том, что наблюдаемое качество этих предметов условлено фирмами нашего чувственного созерцания, так что эти предметы Суть не феномены сущности, но феномены нашего сознания первый взгляд развит в образцовом для всех времен Совершенстве Платоном в его учении о разуме и об идеях, btoj рой — Кантом в его учении об опыте. Первый различает между предметамй, как они даны в опыте, и предметами, как они даны в разуме; второй между предметами, ка к они даныв нашем субъективном взгляде, й предметами; как они есть сами по себе или в самой натуре вещей. Первый находит возможным знание истины, второй толькознание общегодное.

В продолжение тысячелетий господствовало в философии платоническое учение о разуме. В наше время оно стало неясно вследствие глубокого, но вместе и сбивчивого учения кантова об опыте и его условиях, и можно сказать, что относительно вопроса о началах и сущности науки вся история философии разделяется на две неравные эпохи, из которых первая открывается Платоном, вторая Кантом.

В настоящей беседе не было бы уместно обозревать во всей полноте оба эти учения, в которых сосредоточено все; что делает положение различных наук неясным; в особенности же значение их в общей системе человеческого образования неопределенным. Но достаточно всмотреться в основные черты того и другого учения для того, чтобы различать вообще, какая из наук или при какой обработке имеет практическое значение руководства или системы общегодных сведений и какая из них, напротив, проникнута более или менее требованиями и началами общей истины.

Удовлетворение, которое мы испытываем, когда познаем вещи на основании опытов, есть факт общеизвестный. Не только образы вещей напечатлеваются в сознании, но и порядок, в каком эти образы воспоминаются и соединяются, есть данный приготовленный самыми опытами а не полагаемый самодеятельным, рискующим заблуждаться мышлением; мы судим так, а не иначе, по–ому что так, а не иначе мы. видели ответственность за истину иди ложь. наших суждений падает на: опыт который диктовал нам эти суждения. Если бы в этом смысла опыт, был единственным источником наших лоанадвй,. то все: науки: имели. бы характер повествовательный и. описательный. Положение, что все наши познания суть дарыопыта,, имеет судьбу: всех общих мест, которые нам ничего не говорят, или говорят очень глубокие истины для. того, кто умеет понимать их. Нет воззрения нет оа та, который н, е мог бы и не должен бы быть разложем на понятия. Опыт дает познании, которых годность единственно, зависит от строгости анализа. Уже эти два обще известные действия отбрасывают нас из области опыта. а область разума. Так, тот, кто утверждал бы, что он стоит в прямом положении благодаря своим ногам, сразу попил бы настоящий смысл этого факта, как только ему пришлось бы иены гать, что при керном потемнении соэг нация или смысла ноги отказывают ему в услугах и оа падает на землю. Рождение науки начинается не с воспоминания, а с анализа фактов; зрелость ее возраста обозначается способностию вывода частных явлений из их общих оснований. Эти действия принадлежат разуму; исполнение их совершается по всеобщему, неизменяемому законодательству разума; из области знания мы выключаем все личное, и предлежащий нам мир мы обсуживаем и изъясняем по началам мира мыслимого, как по его образцам, —мира, который существует только в разуме и для разума. В этом заключается простая сущность платонического учения об идеях. В наше время оно окруже но те большим мраком, чем более сделались неясны для- нас лаши собственные представления относительно разума ы смысла его законов.;.

Общий чллоеческий смысл и идеи. Весь Теэтет» посвящен развитию положения, что ощущение, происходящее от возбуждения телесных органов чувств, есть са мое бедное неуловимое и изменчивое состояние, что не оно: есть. снова общего смысла человеческого и что, на против, этот общий смысл имеет свой прочный корень и сверхчувственных идеях, которые познает душа сама по себе. То, что мы ошущаем с помощью телесных органов чувств, не существует нигде и никак вне той зыбкой черти, ни которой встречаются страдание ощущающего ли ци и действие ощущаемого предмета. Как от одного и того же напитка здоровый Сократ получает ощущен и? сладкого и приятного, а больной •— ощущение горького и неприятного, так и вообще следует ска зать что ощущение есть беспредметное изменение н что они гсгь только для чего‑нибудь, или чрез что‑нибудь, иди н отношении к чему‑нибудь Общий смысл, находящийся в связи с вещами, выступает за пределы этого призрачного мира ощущений, который, хотя есть единственное данное в познании, тем не менее далеко еще не есть опыт. Итак, спрашивается, каким образом возможен опыт и соответствующий ему здравый смысл?

«Скажи мне, — спрашивает Сократ Теэтета, — не отнесешь ли ты к телу всего, посредством чего ты ощущаешь теплое и жесткое н мягкое и сладкое? или к чему‑нибудь другому?

Теэт. Ни к чему более.

Сокр. Не решишься ли ты признать также возможным, чтобы то, что ты ощущаешь посредством одной способности, было ощущаемо посредством другой, например, чтобы ощущаемое посредством слуха было ощущаемо посредством зрения или ощущаемое посредством зрении было бы ощущаемо посредством слухаТе а т. Как же можно не решиться?