Отдельные сведения о Ст. Яворском см.: Гурьянова Н. С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма. Новосибирск, 1988. С. 18,22,29; Русское православие. Вехи истории. Μ., 1989. С. 169, 234, 241, 242, 246, 250, 261, 265—266. 276.

Комментарии и примечания

Книга «Знамения пришествия антихристова и кончины мира» печатается по изданию 1794 г. с сокращениями (не печатается «Предисловие к читателю благочестивому» и главы XI—ХIV, так как в них многое прями не относится к теме антихриста, многое повторяется). Небольшие сокращения в публикуемых главах отмечаются угловыми скобками с тремя точками внутри —<…>

Эта книга Яворского логически и композиционно идет в русле традиций догматического богословия XVII‑XVTII вв. Ока открывается «Предисловием к читателю благочестивому», где утверждается, что написана она «не на паутине суемудрого мнения, не на зыбком песке, подобном нраву раскольническому, но на твердом основании писаний божественных и верного толкования святых отцов…» (С. 10—11). В этих словах Предисловия раскольнические представления о пришествии антихриста и кончине мира (о раскольнической концепции антихриста см. в статье А. С. Гришина в данном сборнике и в литературе, указанной в его статье) определены как главный объект полемики Яворского. И эта полемика идет на протяжении всей книги, придавая ей необычный для богословского труда лирико–полемический тон. И вторая особенность всей книги отмечена в этих словах Предисловия — опора на авторитет «писаний божественных» и отцов церкви, начиная с апостольских времен до XVIII в. Вся книга Яворского буквально «усыпана» такими цитациями авторитетов, и многие цитаты не раз повторяются (такие повторяющиеся, большие цитаты в данном издании приводятся только один раз). Пойле «Предисловия к читателю благочестивому» в книге идет раздел «Основание обсуждаемых вопросов», где в традиционной катехизической (вопросно–ответной) форме выявлена проблематика будущих отдельных глав, посвященных конкретному и подробному анализу этих же проблем. Всего таких глав в книге Яворского четырнадцать.

Для многих современных читателей понимание этой книги Яворского будет трудным, ибо она — книга богословская. И как таковая предполагает хорошее знание Библии и истории христианской церкви, патристики. Библейские имена и сюжеты нами не комментируются, так как здесь хорошим комментарием является «Библейская энциклопедия» (М.. 1991). В книге Яворского упоминаются многие исторические личности и события эпохи раннего христианства. В качестве комментария здесь могут быть использованы: Полный православный богословский энциклопедический словарь: В 2 т. М., 1992 (репринтное издание); РенанЭ. Антихрист. Μ., 1991; РенанЭ. Апостолы Петр и Павел. М., 1991 \ДониниА. У истоков христианства М., 1989; Свенцицкая И. С. Раннее христианство: страницы истории. М., 1988; Поснов А/. Э. История христианской церкви (до разделения церквей — 1054 г.). Киев, 1991.

Комментируются только имена светских и церковных исторических личностей, некоторые сборники раннехристианской литературы, труды отцов церкви и общий смысл наиболее распространенных ересей I‑IV вв.

С. М. Соловьев. Монах Самуил (Страница из истории раскола).

В недавнее время наша духовная литература обратила должное внимание на учение об антихристе, распространенное между раскольниками. Объяснить происхождение этого странного учения нетрудно; стоит только историку спросить самого себя: не встречал ли он в другие времена, в других обществах подобного учения, и если встречал, то когда, при каких обстоятельствах, при какой общественной обстановке? Учение это является при сильных общественных движениях, при важных переменах и борьбах, козда человеку–

Протестанты в борьбе своей с католицизмом одушевлялись мыслью, что ратуют против апокалипсического Вавилова — Рима, против антихриста–папы. У нас в Западной России, кота тот же Рим сделал попытку посредством унии отторгнуть литовскую Русь or восточной церкви, явилось немедленное представление об антихристовых временах. Наконец, в Восточной России, в Московском государстве, коща произошло исправление книг[77] и вслед за тем начались важные перемены гражданские, испуганному воображению приверженцев старины сейчас же представились времена, изображенные в апокалипсисе, представились действия антихриста. Что здесь не обошлось без влияния западнорусской литературы, возникшей во времена унии, видно из той исторической связи, которою представление наших раскольников соединяется с прежними представлениями того же рода: первая эпоха антихристовская — отпадение Рима папского от православия, вторая — отпадение Западной России в унию, третья —отпадение Восточной России от православия вследствие перемен церковных и гражданских. Для объяснения самого процесса происхождения этих представлений, для объяснения состояния умов в эпоху преобразований считаем не липшим изложить печальную историю монаха Самуила, как он сам изложил ее.

В начале XVIII века при одной из тамбовских церквей был дьячок по имени Степан, человек с самою поверхностною начитанностию Писания, но чуткий к высшим вопросам жизни и способный не удовлетворяться одним разглагольствованием об них. Все вокруг Степана было полно тревогою, небывалою еще на Руси: русские люди изменяли свой образ, в церкви недосчитывались патриарха [78]. И вот пошла носиться мысль о последних временах, о пришествии антихриста.

Монах Савва первый преподал нашему Степану учение об антихристе. «Видишь, — говорил монах, — один владеет, патриарха‑то нет, а печать‑то видима: велит бороды брить…» Впечатление, произведенное этими словами на бедного Степана, было страшное; все читанное в апокалипсисе представилось ему в применении. Но какая же была его обязанность? Что должен был он делать в это страшное время? Первая мысль — уйти. Прежде всего Степан перестал ходить в церковь; но оставалось еще средство успокоения, был человек, обязанный указать ему правильный путь, отец духовный. Степан отправился к духовнику своему, попу Ивану Афанасьеву, но тот не был способен успокоить духовного сына, разрешить его сомнения; он еще более усилил их, очень неловко рассказавши один случай своей жизни: «Как мы бывали на Воронеже в певчих, то певали пред государем и при компании, проклинали изменников кой–каких; однажды дошел разговор до Талицкого[79], и государь говорил: «Какой он вор, Талицкий! уж и я по его антихрист! о Господи! уж и я антихрист пред тобой!» Эти искренние и горькие слова преобразователя не были поняты певчими; они стали перешептываться: «К чему это он говорил? Бог знает!» С этим «Бог знает!» Степан ушел от духовника, «и от тех поповских слов все сумнение к сумнению и в мысли своей держал, что прямой он антихрист». Попалась старопечатная Кириллова книга [80], написано, что во имя Симона Петра имать сести гордый князь мира сего антихрист; поп не растолковал Степану, что здесь автор говорит о папе, свой Петр был ближе. Разговорился с одною бабою, та рассказывала, что родственники ее были в Суздале, где содержалась царица Авдотья Федоровна, и царица говорила людям: «Держите веру христианскую: это не мой царь…»

Степан бросил жену и постригся под именем Самуила в Тамбовском Трегуляевском монастыре; ему говорили, что первое гонение от антихриста будет на монастыри. «Нет нужды, — отвечал 72 он, — тогда уйду в горы». В монастыре те же разговоры и внушения; монах Филарет проповедует: «Теперь над ними царствует' не наш царь Петр Алексеевич, но Лефортов сын. Царь Алексей Михайлович говорил жене своей: если сына не родишь, то озлоблю тебя; она родила дочь» а у Лефорта в это время родился сын; царица от страха и разменялась». Приехал в Трегуляевский монастырь дядя Самуилов, монах мигулинского Троицкого монастыря Ник од им, инквизитор[81]; племянник открыл ему свое сомнение насчет царствования антихристова; дядюшка–инквизитор отвечал: «Нет, не антихрист, а разве предтеча его». Самуилу стало не легче. Слышал, что нижегородцы называют антихристом архиерея своего Питирима[82], который преследовал их за старую веру: не тот, так другой — все равно. В то время всех монахов Трегуляевского монастыря забрали в Воронеж по какому‑то делу; Самуил воспользовался этим случаем, написал письмо, в котором называл Петра антихристом, и подбросил на неизвестный двор. На дороге из Воронежа назад в монастырь те же самые разговоры: в селе Избердее встретился Самуилу сын боярский Лежнев и говорит: «Сказывают, что наш государь пошел в Стокольню (Стокгольм) и там его посадили в заточенье, а это не наш государь». У Самуила при всех этих рассказах одна дума: антихрист! Пришел указ — не читать книгу Ефремову и соборник[83]; пришел Духовный регламент[84] с известными мерами относительно монашества. «Антихрист! — думал Самуил, — отводит от монашества! надобно бежать в пустыню». Самуил исполнил свое намерение; но на первый раз его поймали, били плетьми и отослали снова в Трегуляевский, где посадили на цепь. Сидя на цепи, он тосковал о том, что царствует антихрист, не хотел кланяться игумену: как мне ему кланяться? он слуга антихристов. Наконец, Самуилу удалось уйти в степь к казакам, где он начал проповедь: найдет кого‑нибудь из бурлаков, препростого человека и внушает, что антихрист царствует; нашел попа, который на ектениях[85] вместо император поминал импера тер и говаривал: «Императер‑де, людей‑де перетерли», а Самуилу с товарищами любо.

Но тут, когда, по–видимому, Самуил окреп окончательно в своих убеждениях, в нем произошел переворот благодаря живости, впечатлительности его природы: как прежде толки какого‑нибудь монаха, страница какой‑нибудь книги приводили его в смущение и заставляли верить, что антихрист царствует, так теперь иные толки, иные книги произвели на него могущественное впечатление и вывели на другой путь: он прочел Духовный Увет, Пращицу [86] и освободился совершенно от своих раскольнических мнений, возвратился в свой монастырь спокойный и, как следовало ожидать, стал громко проповедовать православие.

Но беда подстерегала его. Преобразователь указал два дела для монашества[87]: служение страждущему человечеству для пожилых монахов н науку для молодых, чтоб можно было приготовить из них будущих просвещенных пастырей церкви. Вследствие этого наш Самуил, как еще молодой, был отправлен в Москву в школу, с помещением в Богоявленском монастыре. Здесь снова начались искушения: прежний образ жизни нисколько не приготовил его к школьной усидчивости; латинская грамматика не имела для него никакой прелести; трудно было человеку, давно уже покинувшему детский возраст, заучивать склонения и спряжения; еще труднее чувствовать на себе плеть префекта зй нехождение в класс. Это искушение, впрочем, еще могло быть преодолено, но вот приходит весть, что жена его вышла замуж! Сейчас же явилась мучительная мысль: «Жена совершила грех прелюбодеяния по моей вине: я ее покинул»; и сейчас же явилось стремление облегчить себя, сложив вину на другого: «Виноват Петр, потому что жена моя постриглась бы вместе со мною, но была задержана запретительным указом». Но тут несчастный Самуил почувствовал страшное чувство ревности: сначала в религиозном одушевлении, представляя себе антихристовы времена, он легко расстался с женою; но теперь этого одушевления более не было; прежние убеждения являлись заблуждениями, и вот мысль, что жена принадлежала другому, вызывает целый ад; и при таком‑то состоянии души надобно ходить в школу или подвергаться плетям! А тут новый искуситель: товарищ, монах Петр, тоже невольный школьник, только и делает, что бранит Духовный регламент, причину всех их бедствий. Самуил в бессильной ярости, чтоб как‑нибудь облегчить себя, стал писать на клочках бумаги бранные слова против преобразователя, когда уже того не было в живых. Одну такую бумажку нашли, призвали руку Самуила и взяли его в тайную канцелярию. Самуил откровенно изложил дело, клялся, что написал не для того, чтоб пустить в народ, но ради покоя совести. Его казнили смертию.