Введение в изучение св. Григория Паламы

См. выше, гл. II и к ней прим. iv. Тезис о том, что плоть Христова, будучи обоженной, приобретает все божественные свойства и уже не может изображаться на иконах, т. к. одно из божественных свойств — неописуемость, разумеется, был чужд св. Григорию Паламе. Его учение о обожении плоти Христовой, хотя и подразумевало приобретение ею всех божественных свойств, в том числе, неописуемости и нетварности, однако, не исключало и сохранение всех свойств (= энергий) человеческой природы, в том числе описуемости. Одна и та же плоть становится неописуемой по божеству и остается описуемой по человечеству — но описуемой теперь уже вместе со своим божеством. Отрицавший такое (православное) понимание обожения плоти Христа, Григора подменяет его другим — тем, которое было известно в Византии на протяжении ряда веков, и которое и в действительности уже приводило к одной из (многочисленных) разновидностей иконоборчества. Это крайнее направление возникло внутри одного из направлений монофизитства — юлианизма — уже в самую раннюю пору существования последнего (не позднее 540–х гг.) и в поздневизантийский период стало весьма влиятельным среди армян (в среде которых это направление окончательно победит после 1441 г., что будет ознаменовано возобновлением католикосата в Эчмиадзине); в византийской ересеологии VI–VII вв. этому направлению было усвоено название «актистизм». Согласно этому учению, плоть Христова становится по соединению и по обожению нетварной и неописуемой; следовательно, то, что можно изобразить — это не сама неописуемая плоть, а лишь случайные формы, изображение которых не отличается от обыкновенной картины и не имеет присутствия божества. Иконоборческие выводы из этого учения были сделаны в VII в., когда среди монофизитов–армян прошел серьезный спор по вопросу о иконопочитании (S. der Nersessian. Une apologie des images au VII siиcle // Byzantion. 1944–1945. 17. 58–87; Eadem. Image Worship in Armenia and Its Opponents // Armenian Quarterly. 1946. 1. 67–81; без учета реального контекста догматической полемики). Дальше вопрос об иконах, как и все прочие вопросы догматики, решался путем компромиссов между двумя главными направлениями армянского монофизитства — актиститским и яковитским. К XIII–XIV вв. компромисс сводился к тому, что католикосы формально исповедывали иконопочитание (в особой монофизитской редакции), а сохранявшие с ними евхаристическое общение актиститы (безусловно преобладавшие в Восточной Армении) не спорили с ними de jure, но не допускали иконопочитания de facto. Это особенно хорошо видно из сравнения почти одинаковых по архитектуре и строительным материалам церквей армянских и грузинских: последние богато украшаются фресками, а в первых священных изображений нет. К XIV в. общение Армянской монофизитской церкви с сиро–яковитской полностью прекращается, католикосат в Сисе теряет последний авторитет в попытках унии с Римом, а монастыри и так называемый Гладзорский университет в Восточной Армении, представлявшие актиститское направление, стремительно набирают силу. В византийской ересеологии XIII–XIV вв. армянская ересь обрисовывается с достаточным знанием современных актиститских доктрин (см. особо: Никита Хониат. Сокровище православия // PG CXL. 91–93; Никифор Каллист Ксанфопул. Церковная история. XVIII. 53 // PG CXLVII. 440 BC; ср.: 441 B: «Честныя же иконы хотя и почитают, но не лобызают: только лишь пальцем дотрагиваются — и таким образом лобызают». Никифор Каллист Ксанфопул был старшим современником св. Григория Паламы). Еще более важно, что эти доктрины сильнейшим образом повлияли на внутривизантийскую догматическую полемику XI–XIII вв. (первый опыт ее целостного исследования, получивший в свое время одобрение о. Иоанна Мейендорфа: M. Busygina. Traits charactйristiques de christologie byzantine en XIe–XIIe siиcle // Acts of the XVIIIth International Congress of Byzantine Studies (forthcoming).). К сожалению, полного исторического обзора актистизма пока не существует.

Томос собора 1351 г. // PG CLI. 722 B; ср.: св. Филофей. Против Григоры Антирритика. XI // 413.190–193 [1060 C]; они объявляли себя готовыми сжечь писания Варлаама и Акиндина.

Сам он истолковывает первое заседание как значительную победу (История. XX. 4 // II. 978).

Ему Григора посвящает лишь несколько страниц Истории, ссылаясь на плохое состояние здоровья в оправдание слабости своей защиты перед паламитами (История. XX. 6 // II. 987–988).

Томос собора 1351 г. // PG CLI. 723 BC; св. Григорий часто критикует формализм своих противников: Послание к Филофею // GPS II. 521.28–29: ouj gaVr ejn rJhvmasin hJmi'n, all* ejn pravgmasin hJ eujsevbeia [ведь не в словах, а в делах для нас благочестие]; Послание к Даниилу Энийскому // GPS II. 389.11–14: oJ d jeij» nou'n, toV tou' lovgou, bavptwn kaiV mhV prospavscwn h[coi» kaiV fqovggoi» kaiV sullabai'" ajnohvtw», ejfivsthsi kaiV sunivhsi, tiv toV bouvlhma tou' gravfonto» [кто погружает в свой ум то, что относится к содержанию, и при этом не увлекается неразумно гласами, звуками и складами — <только тот> постигает и понимает, в чем воля пишущего]; О выражении Великого Василия, против Григоры // GPS IV. 384.4–7: oujdeV tw'n pragmavtwn ai[tia taV ojnovmata, tw'n deV ojnomavtwn ma'llon taV pravgmata [нижe вещей причины суть имена, паче же имен — вещи (не названия являются причинами реальных вещей, а напротив, названий — вещи)].