Первым слово было предоставлено обвинителю, но Варлаам вскоре коснулся запрещенной области спора об энергиях. Тогда патриарх велел прочесть постановления древних соборов, предоставляющие благодатный дар вероучительства одним епископам. После чтения постановлений приступили к рассмотрению официальной жалобы, поданной Варлаамом, и св. Григорий получил разрешение защищаться. Затем был рассмотрен трактат Kata Messalianon Варлаама — и обвинитель превратился в обвиняемого по следующим пунктам:

1) учение о фаворском свете, который он считал тварным (Томос // Register. [682 С–688 С]): собрание также принялось обсуждать богословские вопросы, но, в отличие от Варлама, оно имело на это право…

2) критика Иисусовой молитвы, о которой он утверждал, что она вводит в Церковь обычаи богомилов, признающих лишь одну молитву — «Отче наш». Варлаам нашел и другой способ нападать на самую распространенную в то время форму Иисусовой молитвы («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя»): по его мнению, она не утверждает явно, что Христос есть Бог (Томос // Register. [688 D–691 C]) [ [50]].

Для рассмотрения этих двух вопросов использовали одну и ту же процедуру: сначала читали несколько отрывков из произведения Варлаама, затем монахи приводили опровергающие их цитаты из святых Отцов, после чего император подводил итог дискуссии. Как нечто само собой разумеющееся, Томос дважды отмечает различие в Боге сущности и энергии: первый раз в преамбуле, где опровергается также обвинение калабрийским философом св. Григория в двубожии, которое позже повторит Акиндин, и второй раз — в речи Андроника III.

К концу дня Варлаам заметил, что настроение собора явно ему не благоприятствует, и обратился за советом к своему покровителю — великому доместику, сидевшему рядом с Андроником III. Кантакузин посоветовал ему признать свою неправоту. Философ согласился на это, и св. Григорий Палама охотно простил его. Источники, благосклонные к учителю безмолвия, описывают закрытие собора как радостное торжество вновь обретенного мира. Сам Григора упоминает преисполненную мудрости речь, произнесенную Андроником III в знак всеобщего примирения.

Эта радостная атмосфера царила недолго. На следующий после собора день император внезапно заболел и 15 июня умер. Тогда Варлаам, поддерживаемый несколькими учениками, возобновил свои нападки; но поняв наконец, что у его учения нет никаких шансов восторжествовать в Константинополе, покинул Восточную Империю; возрожденческая Италия и авиньонский двор с гораздо большей открытостью отнесутся к его номиналистскому гуманизму: там он будет общаться с Перуджино, преподавать греческий язык Петрарке, и в конце концов папа поставит его епископом в униатской греческой епархии [ [51]].

Таким образом, 10 июня 1341 г. победа св. Григория была полной. Патриарх Иоанн обнародовал окружное послание, осуждающее «то, что монах Варлаам говорил против священнобезмолвствующих», и под страхом отлучения от Церкви предписывающий: 1) всем жителям Константинополя сдать в патриархию писания Варлаама, находящиеся в их распоряжении, 2) жителям других городов (tсn Уpwsdїpote loipсn pХlewn) сдать их поместным духовным властям для принародного уничтожения.

Изъявление покорности Акиндином. Тем не менее противники учения св. Григория не сложили оружия; помимо самого Калабрийца, который на короткое время возобновил свои нападки, возражать против отдельных суждений святого отца стал Акиндин. Со своей стороны учитель безмолвия считал, что его учение одобрено целиком, и был прав; в третьей Триаде он еще до собора ясно определяет различие между Божественной сущностью и энергиями; в этом и заключался его главный довод против обвинения в мессалианстве («видение Божественной сущности телесными глазами»), выдвинутого Варлаамом. Никто, кроме Акиндина, не имел возражений, и даже Акиндин, несмотря ни на что, согласился ему помочь своим влиянием на власть предержащих. Даже если, как утверждает Акиндин, между ними до собора имелось личное соглашение не касаться разделявшего их вопроса, это соглашение было аннулировано речью Андроника III на соборе, в которой говорилось о различии между сущностью и благодатью.

Кроме того, очевидно, что в чисто богословском плане via media [среднего пути] между Варлаамом и св. Григорием не было; трагедия Акиндина состоит в том, что он во что бы то ни стало желал обнаружить, поддерживая исихастов в области аскетики, а Варлаама — в области богословия. Но эти две области неразрывно связаны, и мысль Акиндина, богословски слабая и вполне характерная для средневековой византийской схоластики, завершалась непрерывным шатанием между Варлаамовым номинализмом и своеобразной формой реализма, которую он противопоставлял Паламе и всей греческой святоотеческой традиции, утверждая, что человек может быть причастником Божественной сущности. Он был искренне убежден, что Палама заблуждается, главным образом потому, что учитель безмолвия деятельно и творчески истолковывал святоотеческое предание. В их споре столкнулись два вида охранительства: буквалистское, дословно повторявшее формулировки святых отцов, и подлинный дух предания, стремившийся приобщиться к живому опыту святых отцов, всегда доступному вселенской жизни Церкви, а не только к произносившимся ими словам. Первый вид охранительства вполне устраивал византийских гуманистов, ибо позволял им предаваться «светской мудрости», оставаясь формально верными Православию и избегая живой встречи с истиной христианства. Именно это и сближало довольно бесцветную личность Акиндина с такими блестящими умами, как Никифор Григора или, позднее, Димитрий Кидонис [ [52]].

В личных спорах, которые св. Григорий вел со своим новым противником (в частности, в ходе беседы, состоявшейся в монастыре патриарха Афанасия I), он, вероятно, легко одерживал верх; Акиндину даже пришлось письменно признать — в записке, от которой он вскоре отрекся, — что он с ним согласен. Возможно, именно для того, чтобы объяснить этот поступок, мало согласующийся с его последующим поведением, он и говорил об угрозах убить его, которые якобы исходили от сторонников св. Григория Паламы.

Августовский собор 1341 г. Второй собор состоялся в августе 1341 г. в храме Св. Софии. Кантакузин, который по–прежнему занимал пост великого доместика и фактически управлял Империей, вновь присутствовал на соборе, как и остальные участники июньского собора, за исключением императора. Патриарх вызвал Акиндина как обвиняемого, но сначала по своему обыкновению попытался ограничить обсуждение чисто дисциплинарными вопросами. С этой целью он приказал Феодору Дексию прочесть отрывок из св. Василия о невозможности познать Бога; это единственный поступок патриарха, который Акиндин считает благоприятным для противников Паламы. После чего патриарх согласился поддерживать Паламу до конца; действительно, паламитские источники изображают его искренним сторонником монахов, хотя и могли бы представить его притворщиком; во всяком случае, так они описывают позицию Акиндина до июня 1341 г. За исключением чтения св. Василия сам Григорий Акиндин не сообщает о каком–либо выгодном для него поступке патриарха; напротив, он жалуется на насилия, которым будто бы подвергался он и его сторонники, не упоминая о вмешательстве патриарха с целью его защитить. В письме к Георгию Лапифу, написанном в 1342 г., он упоминает об антипаламитской настроенности Калеки как о новости. Наконец, в своем Донесении он умалчивает о том, что же произошло на августовском соборе, не без причины: собор осудил и его и заставил подписать заявление, в котором он объявлял, что принимает постановление собора против Варлаама и отвергает учение Варлаама о свете. Он сделал это крайне неохотно, поскольку толпа, присутствовавшая на заседании, не скрывала своего неодобрения к нему.

Это официальное осуждение, подтверждаемое, разумеется, всеми паламитскими источниками, будет иметь важные последствия в период гражданской войны 1341–1347 гг.: императрица Анна, которая, по крайней мере, сначала, не противилась начатой Акиндином кампании против Паламы и его сторонников, открыто выступит против рукоположения Акиндина в диаконы, ибо осуждение, которому он подвергся, не было предварительно снято.

Осуждение Акиндина не упоминается в Томосе, где и вообще ни слова не говорится о втором, августовском, соборе 1341 г., а ограничивается сообщением об июньских прениях. Такая форма этого документа позволила антипаламитам некоторое время не обращать внимания на осуждение Акиндина, а нынешним историкам — говорить о «тайных переговорах паламитов в августе». Как объяснить это умолчание? Анонимное письмо некоего паламита, написанное примерно в 1342 г., объясняет его желанием монахов дать Акиндину возможность покаяться. Несомненно, однако, что решающими соображениями при составлении Томоса в известном нам виде были политические причины.

Осложнения в политике. После смерти Андроника III за власть боролись два претендента на регентство — Кантакузин и Иоанн Калека. Нет никаких указаний на то, что эта политическая борьба была связана с вероучительными убеждениями двух главных соперников. Как мы видели, Калека не горел тогда желанием поддерживать антипаламитов. Напротив, он сам сообщает, что отказался придать августовскому собору вполне официальный характер по следующим двум причинам: