Как и любое широкое народное движение, византийский исихазм не всегда был чужд некоторому обскурантизму. Впрочем, деление на паламитов и антипаламитов не совпадало с противостоянием антигуманистов и гуманистов; среди выдающихся лиц известны примеры паламитов–гуманистов (св. Николай Кавасила [ [17]]) и монастырских антипаламитов (Григорий Акиндин). К тому же, византийский гуманизм не был полностью затоплен волной паламизма и в XV в. смог произвести такие необычайные явления, как неоязычество Гемиста Плифона [ [18]]. 

И тем не менее именно те принципы, что возвещали уже наступление Нового Времени, были предметом спора между Варлаамом и св. Григорием, именно они нередко разделяли противников и сторонников учения Паламы; в самом деле, гуманисты провозглашали определенную независимость человеческого разума, его свободу от Бога, которого они считали непроницаемой и недоступной Сущностью. Соединение Бога и человека, раз и навсегда осуществленное в лице Христа, действенная и реальная божественная деятельность в среде возрожденного крещением человечества не играли в их мышлении определяющей роли. Что касается исихастов, то они отстаивали понимание христианства, унаследованное от Отцов Церкви, которое не отделяло никакую человеческую деятельность от деятельности Бога; мысль о полном «сотрудничестве» (sunergia) между двумя этими деятельностями и является сутью того, что хочет нам сообщить учение св. Григория Паламы. Православная Церковь, одобрившая в 1351 г. его учение и признавшая св. Григория одним из своих Отцов, торжественно осудила секуляризм Нового Времени, противопоставив ему собственно христианский гуманистический идеал [ [19]]. 

Молодые годы

Св. Григорий Палама принадлежал к аристократическому роду Малой Азии, эмигрировавшему в Константинополь в конце XIII в. Его отец Константин Палама был сенатором и входил в непосредственное окружение Андроника II Старшего. Андроник даже доверил ему воспитание своего внука, будущего императора Андроника III, и св. Филофей подчеркивает, что Константин пользовался большим уважением своего воспитанника. Кажется, представители рода Палама не были замешаны в ссоры, раздиравшие семью Палеологов в XIV в.

Григорий родился в 1296 г. и был первым ребенком в большой семье. В стилизованном повествовании его биограф с достаточным правдоподобием сообщает об атмосфере крайнего благочестия, царившей в его семье, — благочестия монашеского типа, сконцентрированного на «чистой молитве»; его отец предавался ей даже на заседаниях Сената, из–за чего не слышал, что говорит император. Набожный Андроник II не выказывал ему за это неудовольствия и даже позволял вмешиваться в дела своей семьи: так, когда Константин, второй сын Андроника, дурно обошелся с одной бедной вдовой, отец Григория открыто этому воспротивился.

Григорий был ровесником внука императора, будущего Андроника III, чье воспитание было доверено его отцу. Когда около 1303 г. Константин умер, император взял на себя заботу о воспитании мальчика. Свой человек во дворце, Григорий, вероятно, поддерживал дружеские отношения с юным князем, который впоследствии, взойдя на трон своего деда, оказывал Григорию поддержку.

Его обучение. Св. Филофей сообщает некоторые сведения об образовании, полученном св. Григорием под покровительством Андроника II. «Добившись наилучших успехов равно в грамматике и в риторике, Григорий восхищал всех, даже тех, кто были наставниками и словесными учителями». Он изучал также физику, логику и всю науку Аристотеля. Вероятно, св. Григорий занимался этими предметами в Императорском Университете, поскольку император предназначал его на высшие государственные должности, кроме того, известно, что в области светских наук его главным учителем был Феодор Метохит, великий логофет, управлявший Университетом.

Предметы, изучавшиеся в этом заведении, не имели целью подготовить Григория к будущности клирика; как показали недавние исследования, светское преподавание в Университете традиционно отличалось от предметов, изучавшихся будущими духовными лицами в Школе Патриархии.

В ходе религиозного спора, противопоставившего св. Григория Паламу современным ему гуманистам, его противники будут нередко подвергать сомнению основательность образования, полученного будущим учителем безмолвия. Варлаам будет изобличать, всего–навсего «необразованного невежду», Григора попросту обзовет «неграмотным» и упрекнет за то, что он бросил учиться, когда ему не исполнилось еще 15 лет. Чтобы опровергнуть утверждение Григоры, богослов–исихаст упоминает о происшествии, случившемся, когда ему было 17 лет, то есть около 1313 г., в произведении, где говорит о себе в третьем лице: «Когда однажды великий император Андроник, предок императоров, попросил его повести речь о логике Аристотеля, Палама, которому было тогда 17 лет, столько и так хорошо философствовал, что все мудрецы, окружавшие императора, пришли в восторг; что же до великого логофета [Феодора Метохита], этого универсального мудреца, то он преисполнился восхищения и сказал императору: «Если бы сам Аристотель предстал нам во плоти, он похвалил бы его.» И он прибавил: «Вот каково должно быть природное дарование тех, кто желает изучать Логику Аристотеля.»

Эта, вероятно, подлинная реплика Феодора Метохита немного сообщает нам о программе курса, пройденного Григорием в Константинополе. Несколько больше можно усмотреть из того, что ни Св. Филофей, ни сам Палама не говорят о Платоне и писателях–неоплатониках как о составной части этого курса. Обычно платоновская метафизика следовала в программе византийских университетов после изучения Аристотеля.Маловероятно, что Палама продвинул свое образование далее enkuklios paideusis, элементарной общеобразовательной программы, усваивавшейся в школе любым интеллигентным человеком, клириком или мирянином, и не включавшей чтение Платона.

Подтверждение этому мы обнаруживаем в его произведениях. Действительно, св. Григорий часто утверждает, что светская философия полезна лишь в виде подготовки к «истинной» христианской «философии» и что предосудительно предаваться ей слишком долго. Таким образом он хочет сообразоваться с соборным постановлением, принятым в XI в. по поводу суда над Италом и включенным в Синодик Православия( [20]). Когда Никифор Григора ссылается на пример Моисея, который, если верить св. Григорию Нисскому [ [21]], изучал у египтян языческие науки, Cв. Григорий охотно с этим соглашается, но отмечает, что «Моисей лишь до тех пор изучал светские науки, пока не достиг взрослого возраста; так же и Палама в этом возрасте был предметом всеобщего восхищения, потому что предавался этим занятиям.» Тогда ему было 17 лет; св. Григорий не случайно относит эпизод с Метохитом именно к этому моменту своего отрочества. Cв. Филофей ведь рассказывает нам, что он оставил мир, «достигнув взрослого возраста»; таким образом он хочет показать, что св. Григорий сам следовал многократно высказанным в его произведениях принципам: развив свои природные способности, насколько это дозволено, и удивив этим Метохита, неоспоримо являвшегося учителем византийских гуманистов XIV в., своих будущих противников, св. Григорий от светской философии отвернулся.

Тем не менее эти блестящие успехи в довольно рано прерванном образовании наложили свою печать на все произведения богослова. Так, он сохранил личные отношения с гуманистами; Акиндин сообщает, что он выступал посредником между ним и Григорой при обмене книг. При случае он цитирует античных авторов, Гомера, Гесиода, Платона, неоплатоников — Диогена Лаэртского и Порфирия; правда, он всегда их осуждает или иронизирует на их счет. В своих письмах к Варлааму он проявляет глубокое знакомство с Топикой Аристотеля. Хотя он и утверждает, что «оставил изысканность и литературное честолюбие», он охотно признает за собой «природное дарование приятно говорить» и прибегает иногда к столь милым сердцу византийца школьным штампам («аттические прелести и красоты и ритмичность имен, подобно цветам облиставающие словесный луг»).

К чести учителя безмолвия надо, однако, признать, что в общем он отвращается от искусственного аттикизма и самоцельного словоплетения, модных в среде гуманистов. Все его произведения вдохновлены аскетической и мистической литературой греческих Отцов Церкви.

Монашеское призвание. По мнению св. Григория, монашество не совместимо со светскими занятиями. Это он утверждает очень четко: «Мы никому не препятствуем постигать светскую образованность, если он того желает, но только если он не вступил на путь монашеской жизни». «Как станет внутренний человек монахом, — спрашивает он, — сообразующимся единственно с высшей жизнью, если он не вознесется над тварным миром и всеми человеческими науками и не устремится всеми своими силами к Богу — единственной цели монаха?» И тут же опровергает возражение своего противника: «Господь не запретил явно литературные занятия. Но Он не запретил также и брак, употребление в пищу мяса и совместное проживание с женатыми… Многие вещи делаются большинством христиан, не подвергая их осуждению, которые тем не менее строго воспрещены монахам из–за их особого образа жизни». Св. Григорий занимает, таким образом, по отношению к светской учености, однозначно строгую позицию, разделявшуюся большинством византийских монахов. Такое отношение основывалось у него не на принципиальном обскурантизме, а на максималистском понимании монашеской жизни: монах — не простой христианин, а пророк, провозглашающий своей особой жизнью присутствие на земле Царства Божия, превосходящего все ценности этого мира, даже самые подлинные.