«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Постави Ярославъ Лариона митрополитомъ. Русина. въ святей Софьи. собравъ епископы. И се да скажемъ что ради прозвася Печерьскыи манастырь. болюбивому бо князю Ярославу. любящю Берестовое. и церковь ту сущюю. Святыхъ Апостолъ. И попы многы набдящю. В ниже бе презвутеръ именем Ларионъ муж благъ. книженъ и постникъ. [и] хожаше с Берестоваго на Днепр на холмъ. кде ныне ветхыи манастырь Печерьскыи. [и] ту молитву творяше. бе бо ту лесъ великъ. ископа печерку малу двусажену. и приходя с Берестоваго отпеваше часы и моЛяшеся ту Богу втаине. посемь же Богъ князю вложи въ сердце. и постави и митрополитомь в святеи Софьи, а си печерка тако [о]ста… Антонии же приде Кыеву. и мысляше кде бы жити и ходи по манастыремъ… и приде на холмъ иде бе Ларионъ ископалъ печерку [206]. и возлюби место се и вселися в не. и нача молитися Богу со слезами глаголя. Господи утверди мя в месте семь, и да будеть на месте семь благословенье Святыя Горы…

(Лавр., 155–157).

Укорененность Илариона в Киеве и привязанность к нему, восстанавливаемые из летописного отрывка, лучше всего объясняют тот самый ранний в русской литературе панегирический образ Киева (и одновременно первый опыт в жанре городского «предпейзажа»), который дан в СЗБ — как раз в связи с темой Ярослава (Георгия) как продолжателя дела своего отца Владимира:

…иже недоко / ньчаная твоа наконьча… на святость / и освященiе граду твоему, юже / съ всякою красотою украси. / златом и сребромъ. и каме/ніемь драгыимъ. и сосуды че/стными. Яже церкви дивна / и славна всемъ округъниимъ / странамъ. Яко же ина не обря/щется въ всемь полунощи земнеемь въстока / до запада, и славныи градъ / твои кыевъ. величествомъ / яко венцемь обложилъ. / предалъ люди твоа и град. / святеи всеславніи скореи на по/мощь христіаномь святеи Богородици. / еи же и церквь на великыихъ / вратехъ созда. въ имя первааго // господьскааго праздника. святаго благовещеніа… радуися бла/говерныи граде Господь с тобою…

и далее в обращении к князю Владимиру:

въстани о честнаа главо. / от гроба твоего… въста/ни виждь чадо свое георгiа… виждь же / и градъ величествомъ сіаю/щь. виждь церкви цветущи. / виждь хртіаньство растуще. / виждь градъ иконами святыихъ освещаемь и блистающеся. и тіміаномъ обухаемь и / хвалами и божственаами и пе/нiи святыими оглашаемь. (192а–193а) [207]

Владимир, его сын Георгий и их детище Киев образуют единую цепь, последнее звено которой — Киев — как бы материализует веру во всесилие благодати, в то, что

христова благодать всю землю обятъ (174а; вар.: исполни).