и т. д. И радость от всего этого тем больше, что недавнее прошлое было совсем иным:

бывшемъ намъ слeпомъ / и iстин'нааго света невидя/щемь. но въ л'сти идольстіи блудящемь… (181б); … и потыкающемся на/мъ въ путехъ погыбели. еже / бесомъ въслeдовати. и / пути ведущааго въ животъ // невeдущемь. къ сему же и гу/гънахомъ. языкы нашими. / моляше идолы… (181б–182а); … и прежде бывшемъ намъ / яко зверемь и скотомъ. не / разумeющемь десницe и шю/ице… (182а)

и др. [293] Но и в этой части отчетливо выступает антитетический принцип композиции, но положительному ряду теперь уже противопоставлены два отрицательных — иудейство и язычество.

С одной стороны, обозначается иное состояние по сравнению с иудеями:

се бо уже / и мы съ всеми христіаными. / славимъ святую троицу. a иудеа молчитъ. Христос славимъ быва/еть. a иудеи кленоми. языци / приведени a иудеи отринове/ни (180б); … и не иудеискы ху/лимъ. но христіаньскы благо/словимъ. не совeта творимъ / яко распяти. но яко распя/тому поклонитися. не распи/наемь спаса. но рукы к нему / воздeваемь. не прободаемь / ребръ. но отъ нихъ піемь источь/никъ нетленіа… не тридеся/ти сребра възимаемь на немъ. / но другъ друга и весь животъ / нашъ тому предаемь. не / таимъ въскресеніа. но во всехъ / домехъ своихъ зовемь Христосъ въскресе / изъ мертвыихъ. не глаголемъ яко украденъ бысть. но яко вознесеся / идеже и бе. не неверуемь. / но яко петръ къ нему глаголемь… (182б) [294].

С другой стороны, подчеркивается и тот разрыв с язычеством, который уже совершился:

и уже не идолослу/жителе зовемся. но христіанiи. / не еще безнадежници. но упо/вающе въ жизнь вечную. / И уже не капище сотонино съграждаемь. но хриистовы церкви / зиждемь. уже не закалаемь бе/сомъ другъ друга. но Христосъ за ны / закалаемь бываетъ и дробимъ. / въ жертву Богу и Отьцу. / И уже не жерьтвеныа крове въ/кушающе погыбаемь. но хри/стовы пречистыа крове въкуша/юще съпасаемся… (181а).

С этой черты «языков» больше нет, но есть «новые люди», которым открылась благодать; само понятие «языки» теперь как бы отменяется. Предсказанное пророками сбылось. Финал части I (183а–184а) оформлен как монтаж старых пророчеств о «языках». Почти навязчивые упоминания «языков» (10 раз) комбинируются с многочисленными призывами к радости, веселию, хвале и поклонению Богу (серия Imper.):

… и събысться о насъ язы/цехъ реченое. открыеть Господь мы/шцу свою святую. прeдъ все/ми языкы и узрять вси / … и всякъ / языкъ исповeсться Богу… вси / людіе племена и языци. тому / поработають… да возвеселятся и возраду/ются языци. и вси языци во/сплeщете руками. и воскли/кнете Богу гласомъ радости… поите Богу нашему по/ите… поите разумно. воцарися Богъ / надъ языкы. и вся земля да / поклонить ти ся и поетъ тобе. / да поетъ же имени твоему / вышніи. и хвалите Господа вси / языци. и похвалите вси лю/діе… хвално имя Господне. вы/сокъ надъ всеми языкы Господь… и хва/ла твоа на коньцихъ земля. у/слыши ны Боже… и да познаемь на зе/мли путь твои, и въ всехъ / языцехъ спасеніе твое… и вси людіе… да / хвалятъ имя Господне… послушаите мене людіе мои / … и царе ко мне въну/шите …

И лишь в последней фразе этой трети (и всей части I), представляющей собой слова Исайи (XLVI:4–5), напряжение вдруг снимается: «…приближается скоро / правда моа. и изыдетъ яко све/тъ спасенiе мое. мене острови // жидуть. и на мышьцю мою / страны уповають» (184а–184б).

«Похвала (или гимн) Владимиру» составляет часть II СЗБ; целый ряд тем этой части, связанных с древне–киевскими реалиями (в частности, с намерением канонизировать Владимира), был так или иначе затронут выше. О художественных особенностях «Похвалы» писал Якобсон (1975:9–22). Наконец, эта часть принадлежит к жанру с достаточно определенной поэтикой и длительной традицией [295]. Поэтому здесь можно ограничиться анализом только некоторых аспектов поэтики этого текста.

В части II целесообразно выделить несколько подтекстов. Большой мастер религиозно–исторических аналогий и ссылок на прецедент, Иларион именно с этого и начинает «Похвалу», вводя ее нагнетанием слов с корнем хвал-: