По–видимому, главным предметом спора Константина Философа с иудеями был вопрос о Св. Троице [30] (к самому спору–диспуту см. Panzer 1968 и др.). Во всяком случае он обозначился уже за совместной трапезой при обмене тостами, когда на призыв хазарского кагана пить «во имя Бога, создавшего всю тварь» Константин предложил в ответ свое — пить «во имя Бога единого и Слова Его, которым небеса утверждены, и Животворящего Духа, которым содержится вся сила созданной твари» («Житие Константина», XIV: 14–16). Некоторые вторичные и третичные источники, предполагающие, что существовало нечто вроде отчета о дебатах, составленного на греческом языке Константином (и позже переведенного на славянский язык Мефодием) и предназначенного для патриарха, иллюстрируют «всю словесную силу благодати, обитавшей в нем (Константине) и попалившей жгучим пламенем противников» конкретными примерами диалектической находчивости Константина Философа [31], но поскольку никаких достоверных свидетельств на этот счет не сохранилось, о предмете спора можно только строить предположения, хотя, видимо, и очень правдоподобные [32].

Значение Константина Философа для темы Semito–Slavica не будет выяснено до конца, если не упомянуть о его сирийских связях. Речь идет не только о том месте «Солунекой легенды», где рассказывается о богоизбрании Кирилла как просветителя славян («беше житіе мое въ Кадокіи и ученіе мое въ Дамасце и въ единъ день стахъ въ церькви великой патриархи илексендрии и бысть глас мне из алтара глаголе, кыриле, кыриле, иди въ землю пространу, и въ языки словинскые се рекше бльгаре, тебе бо рече Господь уверить ихъ и законъ дати имъ… и видехъ голуба глаголющи, въ устехъ ношаше зборькъ сьчицискокине соугуль свезану и врьже мне на крило, и прічтохъ ихъ, и обретохъ всехъ 35. и вьложихъ ихъ въ пазуху… тогда они въ тело мое ськришесе, и азъ истребихъ грецки языкъ…», — «Слово Кирила Славенца солунскаго. філософа булгарскаго»), но и о приписываемом Св. Кириллу знании сирийского языка (ср. MMFH II:241: данные Проложного Жития Кирилла о знакомстве с греческим, римским, еврейским и «сурским» языками) и о знакомстве с сирийским переводом Св. Писания, как это следует из правдоподобного и распространенного толкования соответствующего места из «Жития Константина». Если эти сирийские связи действительно существовали (следует иметь в виду, что, хотя расцвет сирийской литературы относился к V–VI вв., т. е. ко времени раздела между несторианами и яковитами, сирийскую литературу и в IX в., уже во время арабского завоевания, отличал достаточно высокий уровень), то получают объяснение и проблема «сурьскихъ» [33] букв или письмен (ср., в частности, старую идею о семитских источниках нескольких глаголических знаков — при том, что изобретение глаголицы справедливо приписывается Константину), и та особая роль, которая придавалась в раннеславянской литературной традиции сирийскому языку (согласно черноризцу Храбру первым из всех языков был сотворен Богом сирийский язык — «несть бо Богъ створилъ жидовьска языка преже, ни рим'ска, ни еллиньска, ну сир'скы, имже и Адамъ глаголя…», см. Лавров 1930:163; на нем говорили и Адам и все люди до Вавилонского столпотворения [34] [«о письменах»]; в апокрифических «Вопросах, от скольких частей создан был Адам» утверждается, что Бог «сурьянским языком хощетъ всему миру судити [35]»; к дьяволу обращаются на сирийском языке, полагая, что именно им он и владеет [36], и т. п.). В этом отношении славянские авторы вполне присоединяются к мнению греческих авторитетов (ср., например, мнение Феодорита Киррского [387–457] о сирийском происхождении таких библейских имен, как Адам, Каин, Авель, Ной, или слова «еврей», с чем позже полемизировал Георгий Амартол, отдавая первенство еврейскому языку), см. Ягич 1896 и др. Понятно, что в этом контексте Константин едва ли мог игнорировать сирийский язык и сирийскую книжно–религиозную традицию, о которых упоминает и «Житие Константина». Если все это действительно так, то возникшая в последние десятилетия тема Константина и семитских языков и культурно–религиозных традиций (Jakobson 1939–1944; 1954а; 1985:159–190; Горалек 1956 и др.) обретает плоть и кровь во все большей и большей степени.

Все эти особенности творческой личности Константина Философа не могли не отразиться в его литературном наследии, особенно в оригинальных сочинениях и прежде всего в «Прогласе», где собственно славянская тема–идея органически вырастает из евангельского круга идей и соответствующих образов греческого текста, за которыми с большей или меньшей степенью очевидности просвечивают библейские прототипы, образующие последний, наиболее глубинный слой, еще удерживаемый, однако, религиозным христианским сознанием грека или славянина IX в. и трактуемый этим сознанием как своя собственная священная предыстория.

«Проглас» Константина Философа как раз и построен на периодических отсылках к элементам этого глубинного слоя, нередко использованным уже в новозаветных текстах, или же к элементам, берущим свое начало в тексте Евангелий и Посланий. Но и те и другие элементы выступают в «Прогласе» не только как некие знаки–ориентиры в сфере догматики, но и как своего рода мотивировки наиболее оригинальных идей и образов поэтического текста Константина. Вместе с тем эти готовые, но внешние (в известном отношении — «чужие») элементы монтируются с тут же строящимися «своими» (внутренними) элементами, что приводит к созданию особого «мозаичного» текста, в котором соседство «своего» и «чужого», внутреннего и внешнего, импровизационно–личного и канонически–безличного является всегда отмеченным и диагностичным. Собственно этими же свойствами характеризуются не только зоны соприкосновения, контакта указанных двух начал, но и само «чужое» слово, цитата, поскольку она при включении в метрический текст определенной структуры (двенадцатисложник с цезурой после пятого слога) более или менее преобразуется [37]; цитата сокращается, прореживается, допускает перестановку элементов или частичную их замену, короче говоря, она становится неточной цитатой, полуцитатой, парафразой, в той или иной степени усваивается текстом и тексту, превращаясь в «свой» текст, который, однако, сохраняет след своего происхождения.

* * *

ПРИГЛАСИЕ СВЯТОУМУ ЕВАНГЕЛИЮ [38]

Яко пророци / прорекли сутъ прежде, Хрестъ грядетъ / съберати языкы, Светъ бо естъ / вьсему миру сему [39] 5–6 Реша бо они / Слепии прозьрятъ, Глуси слышятъ / слово букьвеное. Бога же убо / познати достоитъ. Того же дьл'я / слышите, Словене, си. 10 Даръ бо есть / отъ Бога се данъ. Даръ Божии / естъ десныя чясти. Даръ душамъ / николиже тьл'ея. Душамъ темъ / яже и приимутъ. Матфеи, Маркъ, / Лука и Іоанъ 15 Учятъ весь / народъ глагол'юште Елико убо / душамъ си лепоту Радуете ся / видети и л'юбите. Греховьную / тьму отогьнати И мира сего / тьл'ю отъложити, 20 И раискою / житию приобрести, И избежати / отъ огн'я горушта, Въньмете ны / от своего ума. Слышите убо, / народи Словеньсти. Слышите слово, / отъ Бога бо приде. 25 Слово же кръмя / чловечьскыя душя. Слово же крепя / и сръдьце и умъ, Слово готовя / вься Бога познати. Яко бе–света / радость не будетъ Оку видяшту / Божию тварь вьсю. 30 Не без лепоты / не видимою естъ, Тако и душа / вьсека без букъвъ, Не сведушти / ни закона Божия, Закона иже / на греховьнааго, Закона раи / Божии явл'яюшта. 35 Кыи бо слухъ / громьныи тутьнъ Слышя можетъ / Бога не бояти ся; Ноздри же пакы / цвета не ухаюштя Како Божие / чудо разумеютъ; Уста бо яже / сладъка не чуютъ 40 Яко камена / творятъ человека. Паче же сего / душа безбукъвьна Явл'яетъ ся / въ чловецехъ мрътва. Се же вьсе мы, / братие, съмысляште, Глагол'емъ вы / съветъ подобьнъ, 45 Иже чловекы / вься отлучитъ Отъ жития / скотьска и похоти Да не имуште / умъ неразуменъ. Туждемь языкомъ / слышяште слово, Яко медьна / звона гласъ слышите. 50 Се бо святыи / Павелъ учя рече, Молитву свою / воздая прежде Богу, Яко·Хошту словесъ / пять издрешти [40], Да и вьсе братия / разумеютъ, 55 Неже тъму словесъ / неразуменъ. Чьловекъ бо / не разумевая и Не прилежитъ / къ притъчи мудреи Съказаюшти / беседы правы намъ Яко бо тьл'я / плотехъ настоитъ, 60 Вьсе тьляшти, / паче гноя гнояшти. Егда своего / брашьна не иматъ. Тако душа вьсека / опадаетъ, Жизни Божия / не имушти до века. Егда словесе / Божия не слышитъ. 65 Ину же пакы / притъчу мудру зело Да глагол'емъ / подобаштую семя Хотяште расти / Божиемь растомъ. Иде бо веры / сеяи естъ правы, Яко семена / падаюшта на ниве, 70 Тако на сръдьцихъ / чловечьсцехъ. Дъжда Божии / букъвъ требуюшта Да въздрастетъ / плодъ Божии паче. Къто можетъ / притъчя вься решти Обличаюштя / бес кън'игь языкы, 75 Невегласы я / съмысльне гласяштя. Ни аште вься / языкы оумеетъ Можетъ съказати / немошть сихъ. Обаче свою / притъчу да приставл'ю, Мъногъ умъ / въ мале речи кажя. 80 Нази бо вьси / бес кън'игь языци. Брати cя не могуште / без оружия Съ противьникомъ / душъ нашихъ. Готовъ пленъ / въ мукы вечныя. Убо языци / не л'юбяштеи врага, 85 Брати же ся съ н'имъ / мысляште зело. Отврести двери / умомъ прилежите, Тверъдо нын'я / оружие имуште Еже ковутъ / кън'игы Господьн'я, Главу тьруште / неприязни вельми, 90 Боукъви сия / имьже приимете, Мудрость ихъ / душя вашя крепитъ [41]. Апостоли же / съ пророкы въсеми, Иже бо сихъ / словеса глагол'юште 95 Подобъни будутъ / врага убити, Победу приносяште / къ Богу добру. Плъти бежяште / тьл'я гноевьныя. Плъти еяже / животъ яако сено. Не падаюште, / крепко же стояште, 100 Къ Богу явл'ьше ся / яко храбъри, Стояште о десную / Божия стола Егда огнемь / судитъ языкомъ, Радуюште ся / съ анг'елы въ векы, Присно славяште / премилостиваго, 105 Вьсегда акы / кън'ижьни песньми Богу поюште / чловекы милуюшту. Яко подобаетъ / вьсека слава, Честь и хвала / Богу, Сыну въину Съ Отьцемь / и святоутуму Духу, 110 Въ векы векъ / отъ вьсея твари. Аминь.

* * *

Не входя здесь в детали структуры стиха, существенно все–таки отметить, что подавляющее большинство строк в реконструкции убедительно свидетельствуют о двенадцатисложном размере с цезурой после 5–го слога (12 = 5+7); см. Jakobson 1954; 1963; 1985:193, 198–200. Независимо от правомерности сопоставления размера «Прогласа» с размерами других стихотворных текстов следует указать, что двенадцатисложник представлен и в «Азбучной молитве» Константина и в «Похвале царю Симеону» в Изборнике 1073 г. Ср. соответственно:

«Азъ словомь симь молюся Богу: Боже вьсея твари и зиждителю Видимыимъ и невидимыимъ! ……………………………………….. Къ крещению обратишяся въси, Людие твои нарещися хотяще…

или: