«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Это заключение образует вместе с начальными страницами ЖФ рамку текста (ср.: «Благодарю тя, Владыко мой, господе Иисусе Христе, яко съподобилъ мя еси недостойнааго съповедателя быти святыимъ твоимъ въгодьникомъ, се бо испьрва писавъшю ми о житии…» [26а и т. д.]) [553]. Вместе с тем заключение суммирует сказанное в разных местах текста по теме — блаженный и великий Феодосий и его недостойный «съповедатель», грешный, грубый, невеглас Нестор, обращающийся к читателю (выход за пределы текста), причем в первом лице («азъ», а также личные формы глагола и местоимения в косвенных падежах). Эта «перволичность» Несторова текста очень показательна — тем более, что она, строго говоря, вовсе не вытекает из структуры житийного жанра. В этой связи нужно заметить, что наряду с приглушенно–личными оборотами типа «однако возвратимся к сказанному ранее», более или менее распространенными и в некоторых других образцах житийного жанра, в ЖФ выступают и более определенные, иногда даже подчеркнутые перволичные обороты (вплоть до «я, Нестор»). Несколько примеров:

Благодарю тя… яко съподобилъ мя еси […] се бо испьрва писавъшю ми […] еже выше моея силы […] ему же и не бехъ достоинъ […] и не бехъ ученъ […] но въспомянухъ, Господи слово твое… Си на уме азъ грешьный Нестеръ […] начатокъ слову списания положихъ […] Се же якоже, о братие, въспоминающю ми житие преподобнааго […] печатаю по вься дни содрьжимъ бехъ и моляхъся Богу […] Его же ныне отъсюду уже начьну съповедати […] Молю же вы… да не зазьрите пакы грубости моей, содрьжимъ бо сый любовию еже къ преподобьнууму, сего ради окусихъся съписати вься си яже о святемь, къ симъ же и блюдый, да не ко мне речено будеть… Си на успехъ […] съписати хощю […] Хотящю же ми исповедати начати, преже молюся Господеви сице: Владыко мой […] прииди на помощь мне и просвети сердце мое […] и отверзи устьне мои […]. (26а–27а).

Ср. еще:

И се исповеда ми единъ отъ братия… (44б)

Еже о семь да не зазьрить ми никътоже от васъ, яко сии сьде въписахъ и пресечение слову сотворихъ, се бо чего ради си въписахъ, да разумеете… (52г).

[…] от многаго мало въписахъ (61а).

а также то, что уже было процитировано из заключения (67а–67в).

Если эти перволичные формы (их ядро составляет личное местоимение 1–го лица — азъ, ми, мя, мне, притяжательное местоимение мой и под. и глаголы в 1–ом лице ед. ч.) отсылают к образу самого Нестора и так или иначе характеризуют его (ср., с одной стороны, его автохарактеристики — человеческие особенности [невеглас, грубый, грешный, недостойный, но и исполненный любви и т. п.], curriculum vitae, а с другой, те «объективные» сведения, которые косвенно восстанавливаются по автохарактеристикам), то в ЖФ представлен, притом достаточно широко и равномерно, и другой тип «приглушенной» перволичности (обычно глаголы в 1–ом лице множ. ч., местоимение часто опускается). Она не имеет никакого отношения к Нестору, но зато выступает как существенный элемент организации текста, его контроля и корректировки, напоминания о том месте текста, в котором находится его составитель и следующий за ним читатель или слушатель, и о связях этого места с другими, здесь восстанавливаемыми. В этом смысле перволичность такого типа характеризует не содержание текста, но самое его структуру и должна быть отнесена к «метатекстовому» уровню (и соответствующим средствам). Ср. цепь таких перволичных форм: «Мы же пакы поидемъ на прьвое исповедание святааго сего отрока» (27г); «Обаче и на прочее съказание отрока исправления пойду…» (33б); «Се же уже многыими наказании предложение слову створихомъ, обаче отьселе на предълежащее слово возвратимъся…» (35в); «Се же и о сихъ съповедахъ, таче на последъце…» (42а); «Нъ се пакы на прокое отселе съповедание отьца нашего Феодосия поидемъ» (506); «[…] еже аще несть лепо сьде съповедати ея, или же на воспомяновение того приидохомъ и сему подобьно слову къ слову приложимъ» (52б); «Обаче же уже на первое съповедание возвратимъся…» (53а); «Обаче онъ не послушавъ его о томъ, но, якоже рече» [1–ое лицо — В. Т.], отьиде въ свое место» (60в); «Се же житие […] еже […] от многаго мало въписахъ» (61в); «[…] яко же о семь ныне и сповемь…» (65а) [554]. в одном случае подобный «метатекстовый» ход вовлекается в «существенное» обращение–поучение, направленное читателю; ср. несколько ранее процитированное место (52г) с извинением за прерванное повествование и оправдание перерыва преподанием благого урока.

Однако и эта «метатекстовая» перволичность, вводимая составителем текста и характеризующая Нестора уже не как человека, но как писателя, в конечном счете также не безразлична для понимания этой фигуры и для определения значения ЖФ как источника сведений о Несторе, которые могут быть присоединены к тому, что известно о нем из других старых источников (в частности, из Киево- Печерского патерика, см. Бугославский 1914, № 3, 181 и сл.) и по результатам их обработки в многочисленных научных исследованиях более чем за два века [555].