Что же воздадим Господу за все это? — спрашивает оратор. Возвеличим корень всех благ — святую Деву! Он приглашает повторить то, что сказано в законе, пророках, апостолах и евангелиях, воспевая вместе с церковию. Следует длинный ряд обращений к Марии с многочисленными эпитетами, которыми и заканчивается беседа.

10) Похвальное слово в честь первомученика и диакона святого Стефана. Досточестный Стефан возвышен подвигоположником Христом и увенчанный сидит превыше верховных апостолов, потому что он был первым из мучеников. Он возвышался и дивною чистотою тела и души. и крепкою верой. Оратор хочет говорить о преславных деяниях, которые он совершил и посредством которых, сокрушая врага правды и противника всего доброго, наполняет святую кафолическую церковь благоуханием веры и покаяния. Это свое обещание он осуществляет в форме похвалы.

Стефан — первый пример мучеников и вождь девственников в их трудном стоянии против врага человеческого. Стефан — начало борьбы апостолов и для всех святых и праведных вина царствования со Христом Богом. Некогда ему вверено было попечение о вдовах и служение возвышенной благодати, теперь, сопричисленный к воинству духов, не только как слуга вчиняется в лики ангелов, но сделался причастником одного царства со Христом, как равными муками соделавщийся подобным Самому Христу и как прежде всех мучеников увенчанный. Убитый вне врат земного Иерусалима, как свидетель истины, теперь в вечном блаженстве прославляется святыми ангелами. Завистливые богоубийцы, враги христианской веры, принесли его в жертву за церковь язычников, но сиянием веры он сделался надежным мечом кафолической церкви. Поспешили изъять его из среды живых, надеясь уничтожить проповедь веры, но Стефан сделался могучей стеной церкви, несокрушимым камнем и вратами для всех почитающих Христа. Эти мысли затем повторяются оратором в новых вариациях без заметного движения мысли вперед. Между прочим он отмечает, что плодом молитв его за побивавших его было спасение и призвание Павла и рассеянных народов. От него получил начало целый ряд мучеников; от него и с ним получили начало диаконы, как причастники его диаконства и с ним поставленные слугами Слова жизни вместе с священниками, но ниже священнического достоинства. Стефан достиг столь высокой степени славы, что простым умом видел Славу Божию, видел Иисуса, преображенного и возвышенного до славы Божества. Конечно, боголюбезные и светом Христовым осиянные лики младенцев, убитых в Вифлееме иудейском, умерли за Христа и во Христе, как первородные из мучеников и первые мученики за истину; но бессмертная и нетленная жизнь начала процветать в мире чрез крест, и потому они должны быть причислены к тем, которые еще ожидали лучей божественного света Солнца правды (т. е. к ветхозаветным праведникам) и для спасения которых Христос сходил в преисподнюю. Стефан же был первым после страданий Бога богов и потому он первый увенчан и сделался началом мучеников кафолической церкви.

Слово заканчивается призывом молить Стефана, чтобы и нам даровано было получить часть в наследии и чтобы и те, которые следуют нечестивым и богопротивным таинствам, с радостною ревностью о благочестивой и православной вере, сделались достойными воздать славу Отцу, Сыну и Святому Духу.

11) Беседа в честь Пресвятой Богородицы, Приснодевы. Всякий раз, — говорит оратор, — как я вспоминаю непослушание Евы, я плачу; но когда я вижу плод Марии, я обновляюсь. Вслед за этим он обращается к прославлению, воплотившегося от Девы Марии Сына Божия, Который есть истинный Сын Божий прежде веков, святый, бессмертный, вечный, неприступный, неизменяемый, непреложный. Он воплотился, чтобы обновить созданного вначале его святою рукою, но омертвевшего грехом. Будучи Богом, Он явился во плоти и принял на Себя крайнее уничижение. Будучи славою и образом Божества прежде век, Он сделался подобострастным нашей нищете. Будучи величественною силою и образом Божиим, Он воспринял образ раба. Христос Бог наш принимает начало от человечества, будучи причастным безначальности Бога Отца, чтобы падшего человека возвысить до безначальности Божества. Он сидит на лоне Святой Девы, чтобы нас посадить в приискреннем общении с Своим Отцом. Сила Отчая и живой источник, Он — живоносное таинство, бесконечною жизнью щедро одаряет надеющихся на Него и Духом благодати просвещает людей. Из этого Источника, живого, приснотекущего и сладостного, напояется и насыщается всякий жаждущий с верою. Сокрывши в грубом веществе человечества лучезарное сияние Своего Божества и исполнивши нас Божественного Духа, Он и нас соделал достойными воспевать Ему ангельскую песнь хваления. Достойная его песнь состоит в том, чтобы собрать плоды таинства бессмертия и вдохнуть в себя благоухание облекающей Бога красоты, облечься в благовоние дел праведности, надевши на себя щит веры и одежду добродетельной жизни и святое и непорочное одеяние чистоты.

Ho, прославляя воплотившегося Христа, оратор приглашает воспеть и святую Деву, ибо от Нее впервые заблистал вечно сияющий свет, освещающий нас своею благостью. Затем следует прославление Богоматери. Восхваляется мудрость святой Девы, которая не поступила так неосмотрительно, как Ева, и не приняла благовестия без испытания, — изображается Еe недоумение и вопросы ангелу c ответом последнего и влагается в его уста похвала святой Деве, которая одна удостоилась принять тайну, сокрытую от ангелов и неведомую патриархам и пророкам. „Теперь и мне, — говорит оратор, — прилично и благовременно выразить удивление поведению святой Девы, которую достойно приветствует ангел“. Призывая и слушателей воздать долг по мере сил, он изображает плоды пришествия Господа от Девы. Затем оратор снова прославляет мудрость святой Девы и ее настойчивые вопросы ангелу о разъяснении тайны его благовестия и раскрывает учение о воплощении. Слово стало плотию и обитало в нас, т. е. в той самой плоти, которую Оно приняло от нас и которая была одушевлена Духом, виновником ее рождения. Неизменяемый Бог воспринял образ раба, чтобы верующими почитаться, как человек, а неверующим открыться, как Бог. Он истинно соединился с плотью, но не изменился духом. Необъятный заключился в смертное тело, чтобы и его соделать бессмертным.

Беседа заканчивается пожеланием, чтобы отвратились от слушателей дурные помыслы, когда они воспевают псалмы Небесному и Святому Отцу, взирая на великий свет — Иисуса Христа, рожденного от Святой Девы и Божеством Своим творящего чудеса, однако ради нас принимающего страдания Своею плотию.

Беседы, дошедшие до нас с именем св. Григория Чудотворца, по своему содержанию и по языку и стилю носят довольно разнообразный характер; это различие во внешней стороне изложения усиливается еще тем обстоятельством, что часть их известна только в переводах, причем, конечно, на них сильно отразилось влияние тех языков, на которые беседы были переведены. Этим в значительной степени осложняется решение вопроса об их действительной принадлежности, потому что, если вообще язык и стиль произведений не всегда может служить надежным способом для положительного или отрицательного определения родства группы их, то в данном случае такое определение делается еще более затруднительным. При всем том бесспорно, что в отношении ко всей группе бесед, надписанных именем св. Григория Чудотворца, и этот признак имеет серьезное значение [755].

Из бесед, усвоенных св. Григорию Чудотворцу, прежде всего выделяются те, которые посвящены прославлению Богоматери; таких бесед шесть, именно: три на Благовещение Пресвятой Девы Марии, (№№ 1–3) четвертая — „Похвала Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии“(№ 8), в которой центральное место занимает также факт благовещения, пятая — „Похвальное слово Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии“(№ 9), от которой получает начало таинство воплощения, и, наконец, шестая — „Беседа в честь Пресвятой Богородицы, Приснодевы“, (№ 11), значительно обширнее предыдущей, в которой также Пресвятая Дева прославляется по связи с величием таинства воплощения, но в которой анализируется ее поведение во время благовестия. Эти шесть бесед можно соединить в одну группу по общности содержания и по характеру изложения: все они посвящены прославлению Пресвятой Девы Марии и все написаны в одном стиле; а между первой беседой на Благовещение и беседой в честь Пресвятой Богородицы Приснодевы (№ 11) есть даже в нескольких местах буквальные совпадения [756]. Но есть между ними и некоторое различие, на которое необходимо обратить внимание. Три беседы на Благовещение явно приурочены к определенному дню праздника Благовещения и предполагают его существование. В остальных трех бееедах на первый план выдвигается таинство воплощения Сына Божия и его плоды как для всего человечества, так и для каждого верующего в частности, и по связи с этим воссылаются хвалы Деве Марии, как посреднице его; при этом последние беседы заключают в себе такие выражения, которые указывают, что они были произнесены в связи с воспоминанием рождества Христова. Так, в „Похвале Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии“(№ 8) оратор говорит: „Радуюсь рождению и смущаюсь его образом… вижу, что рождается младенец, и небо склоняется, чтобы поклониться ему: Матерь рождает, и утроба не отверзается; дитя запечатывает собственное рождение; родитель не муж, и сын без отца; Спаситель рождается и создает себе звезду; пеленается младенец и держит землю; ясли изображают престол небесный, и скот — херувимское предстояние“и т. д. „Похвальное слово Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии“(№ 9) не имеет и такой связи с благовещением: в нем совершенно нет указания на евангельское повествование об этом событии, но оратор, после изображения значения божественного и неизъяснимого таинства нисшествия Слова на землю, приглашает возвеличить корень всех благ — Святую Деву. „Беседа в честь Пресвятой Богородицы, Приснодевы“(№ 11) также начинается воспеванием Рожденного от Девы [757] и таким образом переходит к прославлению Самой Девы: „посему приидите и мы, возлюбленные, притекши к пристанищу Спасителя нашего, воспоем святую Деву, говоря с Гавриилом: радуйся, благодатная“. Далее речь естественно останавливается на благовещении, но заканчивается опять указанием на Христа, Сына Божия, родившегося от Девы. „Ныне, — говорит оратор, — родился в мире Христос, — и вся тварь ликует. Посему и мы, еще сущие во плоти, поспешим умилостивить Бога ангельскими славословиями“… И действительно, „Похвала Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии“в греческом оригинале надписывается: „На Рождество Христово“.

И среди бесед на Благовещение совершенно справедливо выделяется одна, именно третья. Основанием для этого служит прежде всего объем беседы: в издании Миня она занимает только 3 1/1 столбца, тогда как первая — 4 1/3 и вторая — 8 столбцев; затем, язык ее сильно отличается от языка остальных двух бесед; наконец, способ раскрытия отдельных текстов Св. Писания не имеет той основательности и равномерности, как в других беседах, а символическое изъяснение изречения прор. Исаии 29, 11 не имеет в них никаких аналогий. В содержании этой беседы также наблюдается значительное отличие от двух других бесед [758]. Таким образом, естественно возникает вопрос, можно ли эту беседу усвоить тому же автору, которому принадлежат и первые две беседы. По этим соображениям, объединяя эти шесть бесед в одну группу по содержанию и по общему характеру изложения, мы не предрешаем вопроса о единстве их автора.

В настоящее время вопрос о принадлежности всех этих бесед вместе и каждой в отдельности св. Григорию Чудотворцу решается отрицательно. Основанием для этого служит: 1) употребление наименования Девы Марии Богородицей, что должно указывать на время борьбы с несторианством; 2) тринитарные и христологические выражения, которые возможны только после 1–го вселенского собора и даже после 4–го; 3) определенное указание в некоторых из них на праздник Благовещения, с выработанным уже кругом песнопений в честь Богоматери, что опять должно указывать на позднейшее время; наконец, 4) стиль всех этих бесед, который свидетельствует о позднейшей стадии развития проповеднической литературы у греков. Одни из этих оснований несомненно имеют значение при решении вопроса о времени происхождения бесед, усвояемых св. Григорию Чудотворцу, другие же заключают в себе значительную долю преувеличения.

Что касается наименования Девы Марии Богородицею (Θεοτόκος), которое встречается в рассматриваемых беседах, то в этом факте нельзя видеть основания для возражения против принадлежности их св. Григорию Чудотворцу, так как это наименование засвидетельствовано уже для III века. Историк Сократ (Ц. И. VII, 32) сообщает что Ориген в первом томе своих толкований к Римлянам объяснял, почему Дева Мария называется Богородицею (έρμηνεύων πώς θεοτόκος λέγεται). Филипп Сидский (ок. 430 г.) в одном из сохранившихся фрагментов его „Христианской истории“сообщает, что Пиерий Александрийский (в последней четверти III века) написал трактат περί τής θεοτόκου [759]. Если даже признать, что в данном случае термин θεοτόκος принадлежит самому историку, а не Пиерию, то из ближайшего к Пиерию времени имеется удостоверение совершенно определенного употребления его у Александра Александрийского, который в своем послании к Александру Константинопольскому (фессалоникскому) пользуется выражением: έκ τής θεοτόκου Μαρίας [760]. Употребляют наименование θεοτόκος Афанасий Александрийский [761], Дидим Александрийский, [762] Василий Великий [763]. Св. Григорий Богослов в первом послании к Клидонию ставит такое положение, которое с точки зрения разбираемого возражения возможно было только во время несторианских споров: „если кто, — говорит он, — не признает Марии Богородицею, то он отлучен от Божества“ [764]. О Феодоре, епископе Мопсуестийском, Факунд Гермианский сообщает, что в Антиохии (следовательно, еще в сане пресвитера до 392 г.) он говорил проповедь о двух естествах во Христе и при этом отрицательно высказался о наименовании Матери Христа Богородицею; против него поднялся форменный бунт, и он вынужден был чрез несколько дней отказаться от своих слов, чтобы успокоить народ [765]. Если в конце IV века могли возникнуть народные волнения из-за оспаривания θεοτόκος, то это наименование, очевидно, в то время было общеупотребительным, твердо обоснованным давней церковной практикой, что и подтверждается приведенными выше фактами. Таким образом, необходимо признать древность наименования Девы Марии Богородицею, и, следовательно, употребление термина θεοτόκος само по себе не препятствует отнести рассматриваемые беседы ко времени Григория Чудотворца.

Таким образом, если само по себе употребление термина θεοτόκος не может быть выставлено в качестве основания против принадлежности бесед св. Григорию Чудотворцу, тем более, что он, встречается только в первых двух беседах на Благовещение, то вся совокупность восхвалений и ублажений Девы Марии не имеет аналогий до первой половины V века.

Тринитарная и христологическая терминология бесед представляется определенной и значительно отчеканенной, хотя и не заключает в себе таких черт, на основании которых можно было бы указать, в какой период они произошли. Так как Сын Божий называется сообразным (συμμορφος) и совечным Отцу, в Котором Отец обладает всецелым откровением; Он — личное начертание и чрез отражение в Нем воссиявает его слава (Бес. 1–я). В заключении второй беседы оратор говорит, что прославляется Отец безначальный, поклоняем Сын, славословится Дух Святый, — Святая и единосущная Троица познается в мире (Бес. 2–я). В „Похвале Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии“(№ 8) Сын называется равномощным Отцу, славою равным Святому Духу. В „Похвальном слове Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии“(№ 9) Сын прославляется как Божие Слово, Божие действие, Господь неба и земли, сосущественное и содейственное Отцу в творении, вечное, Бог во веки. В „Беседе в честь Пресвятой Богородицы Приснодевы“(№ 11) особенно много определений Сына Божия (в армянской редакции): Он называется здесь бессмертным по происхождению, невидимым в славе, святым, бессмертным, вечным, неприступным, непреложным, неизменным, истинным Сыном Божиим, прежде век происшедшим по благоизволению и воле Отца, славою и образом Божества, причастником безначальности Бога Отца, Силой Отчей и живым источником.