В 7 г. до Р. Хр. к империи присоединена была дальнейшая область Понтийского царства, занимавшая небольшую часть морского берега непосредственно к востоку от Понта, раньше вошедшего в состав провинцииBithynia et Pontus, с Фемискирой и Фанагорией и вместе с большим пространством земли внутрь страны на юг и югозапад, с двумя важными внутренними городами — Амасией и Понтийскими Команами. Этот округ был соединен с провинцией Галатией и получил наименование Галатийского Понта (Pontus Galaticus). Вся остальная или воcточная часть прежнего Понта, с приморским городом Полемонием (Сида) и Зилой, Неокесарией и Севастией (Мегалополем) — внутри страны, была оставлена вне империи, как вассальное царство под властью наследников Полемона. Когда Полемон I умер (8/7 г. до Р. Хр.), ему наследовала вторая его жена Пифодорида, по крайней мере до 19 г. по Р. Хр., — она была дочь Антонии и, следовательно, внучка триумвира Антония; после нее власть перешла к Полемону II, внуку Полемона I от дочери Трифены, известной по апокрифическим „Деяниям Павла и Феклы“(гл. 36), [60], который был сначала царем Понта и Воспора, а с 41 года — одного Понта.

В 63 г. по Р. Хр. правительство Нерона пришло к заключению, что области Понтийского царства поднялись на такой уровень мира и порядка, что могут быть включены в состав империи. Новая полоса из прежнего Понтийского царства, простиравшаяся на берегу от Термодона до города Китиоры, была присоединена к Галатии и получила название Полемонова Понта (Pontus Polemoniacus), в отличие от прежнего — Галатийского Понта. Важнейшими городами Полемонова Понта были Зила и Неокесария. Оставшаяся после этого восточная половина царства Полемона была присоединена к Каппадокии и получила название Каппадокийского Понта (Pontus Cappadocicus). Главным городом Каппадокийского Понта был Трапезунд. Такое соединение областей продолжалось до 106 г. до Р. Хр. Когда, затем, при Траяне произведено было новое распределение, то Галатийский Понт, Полемонов Понт, Каппадокийский Понт и Малая Армения были причислены к Каппадокии [61]. В дальнейшей истории II и III века Pontus Galaticus, Polemoniacus и Cappadocicus сохраняют свои имена и рассматриваются для административных целей, как различные области обширной провинции Каппадокии, в состав которой они входили, с своими главными городами — Амасией, Неокесарией и Трапезундом. Такое деление сохранялось до реорганизации провинциальной системы, произведенной Диоклетианом около 295 г., когда понтийские области были совершенно перестроены, причем Pontus Polemoniacus однако сохранил свое название, хотя и был уменьшен в своих размерах.

Таким образом, с 63 г. по Р. Хр. и до конца III века необходимо различать четыре Понта: а) область к западу от Галиса, с именем Понта соединенную в одну провинцию с Вифинией; б) Понт Галатийский — к востоку от Галиса; за ним в) Понт Полемонов и, наконец, г) Понт Каппадокийский. Это различие всегда необходимо иметь в виду при оценке относящихся к этому времени известий, особенно касающихся распространения христианства в этих областях.

Во внутренних частях древнего Понта население жило в деревнях, которые разрастались до объема городов, как Команы и Зила, но которые не имели городского устройства. Замечательно, что равнина в области Амасии носила название Хилиокомской [62]. Цари понтийские строили всюду крепости и замки, в которых они прятали свои сокровища и которые в случае нападения врагов или народного возмущения служили местом убежища и опорными пунктами для войска. Страбон сообщает, что на горном хребте Париадра сооружено было много казнохранилищ; сюда бежал Митридат VI, преследуемый Помпеем. Им же сооружено было в Малой Армении семьдесят пять укреплений, в которые он положил большую часть своих сокровищ [63]. Как устроены были более значительные крепости, об этом достаточные сведения дает Страбон, который так описывает свой родной город Амасию: „Амасия, наша родина, расположена в глубоком большом ущелье, чрез которое протекает река Ирис. С помощью искусства и по самой природе город наш устроен очень хорошо и может исполнять вместе с назначением города и назначение крепости. Это — высокая, кругом отвесная скала, обрывающаяся к реке; она имеет с одной стороны стену на краю реки, у которой расположен город, а с другой стороны другую стену, с обеих сторон доходящую до горных вершин; последних числом две, — они срослись между собою и представляют прекрасные башни. В этих пределах есть царские дома и гробницы. Вершины имеют очень узкий перешеек, с обеих сторон имеют от пяти до шести стадий высоты, если взбираться на гору от реки или от предместий, а от перешейка до вершины остается путь в одну стадию, крутой, превосходящий всякие усилия. Город, кроме того, имеет внутри воду, которая не может быть приостановлена, потому что проведено два подземных хода — один к реке, другой к перешейку. Через реку перекинуты мосты: один ведет от города к предместью, а другой — от предместья к окрестностям, потому что у этого последнего места кончается гора, лежащая за скалою“ [64]. В таком же роде была и крепость возле Кавиры. Страбон пишет: „тут есть так называемые Новое место, скала, самою природою укрепленная, отвесная, отстоящая от Кавиры меньше, чем на двести стадий. На вершине ее имеется ключ, выбрасывающий много воды, а у основания река и глубокий овраг. Высота скалы над углублением чрезвычайная, благодаря чему скала не может быть взята неприятелем. Кроме того, она замечательно укреплена стенами, не считая того, что срыто Римлянами. Вся окрестность ее покрыта лесом, гориста и безводна до такой степени, что войско не может расположиться лагерем нa пространстве ста пятидесяти стадий“ [65]. Дед Страбона передал римскому полководцу Лукуллу, предшественнику Помпея, пятнадцать укреплений [66]. Таких укреплений в понтийских горах было множество, и они придавали особый отпечаток жизни всей страны.

Кроме укреплений, некоторые населенные пункты, получили преимущественное значение по сравнению с другими исключительно в силу своего богослужебного и религиозного назначения; таковы, напр., Понтийские Команы, Кавира и Зила. Вообще же отсутствие городского устройства является характерною особенностью первоначальной, нетронутой культурой жизни этой страны [67].

Развитие городов началось на побережье Черного моря, где они основаны были греческими колонистами. Берега Черного моря, особенно южные, очень рано начали привлекать греческих купцов, которые вывозили добываемое в понтийских горах Халивами и Тиваринами железо (халивская сталь) и серебро, вели торговлю рабами и стремились приобрести рынки и внутри страны. Таким образом, из торговых сношений развилась колонизация, в результате чего Пόντος 'Αξενος — „негостеприимное море“— получил наименование Πόντος Εύξεινος — „гостеприимное море“, берега которого в VII и VΙ в.в. до Р. Хр. покрылись цветущими поселениями [68]. Эти греческие купцы явились проводниками греческой культуры, способствуя колонизации края и устройству здесь городов. Главными носителями колонизации в этих странах были милетяне. Древнейшим и важнейшим городом, основанным ими (в 630 г. до Р. Хр.), был Синоп. Он сделался богатым торговым городом, пользовавшимся самостоятельностью. При Митридате Евпаторе, который здесь родился, Синоп сделался главной резиденцией понтийских царей и вследствие этого сильно возрос, обстроился и украсился. Лукулл взял Синоп и разграбил. Во времена Страбона Сииоп был еще большим, красивым и хорошо укрепленным городом, с двумя хорошими гаванями по обеим сторонам полуострова, на котором он расположен. Но значение его постепенно падало [69]. Синоп был также и торговым портом для внутренних областей страны, — у него начиналась торговая дорога в Каппадокию и к Евфрату. Но Синоп был не только коммерчееким центтром, но и просветительным, — он имел свои портики и свою гимназию, в нем процветали науки и искусства. Синоп в свою очередь явился основателем целого ряда колоний по берегу Черного моря в области диких понтийских племен, каковы: Котиоры — колония и фактория в Полемоновом Понте, в области Тиваринов, Керасунд и Трапезунд. Последний приобрел особенное значение при римском владычестве, так как он представлял собою исходный пункт для относительно легчайшей дороги от побережья чрез перевал Париадра, непосредственно у города поднимающегося до 2600 футов, в армянскую возвышенность. При Траяне Трапезунд сделался главным городом Каппадокийского Понта. Кроме названных, на понтийских берегах расположены были следующие города: 1) Амис, основанный милетянами или фокийцами, — возвысился особенно со времени Митридата Евпатора, который имел в нем свой дворец и часто проживал в нем; он построил в городе храмы и значительно увеличил его сооружением новой части города, названной Евпаторией. Амис был сильно укреплен. Он был городом красивых зданий и изящного языка. 2) Полемоний, основанный в позднейшее время царем Полемоном. 3) Фарнакис — в Полемоновом Понте; город основан, вероятно, Фарнаком, дедом Митридата Великого. 4) Апсар, вероятно, один из древнейших греческих городов на берегу Понта при устье реки того же имени.

Внутри страны начал основывать города, с греческим характером, уже Митридат VI, — он понимал важное значение их для насаждения культуры в своем царстве. Но самый сильный толчок их развитию дал Помпей: он основал на востоке тридцать девять городов и создал таким образом центры греко–римской цивилизации к этой стране без городов, — значительная часть их приходится на Понт. Страбон называет пять городов Понта, возведенных в этот ранг Помпеем: а) Магнополь при слиянии рек Ириса и Лика, — здесь был уже город, названный основателем его Митридатом VI — Евпаторией; Помпей, нашедши город выстроенным наполовину, расширил его пределы, прибавил жителей и назвал его Магнополем б) Кавиру — крепость, где Митридат VI хранил свои сокровища; Помпей обратил ее в город и переименовал в Диосполь; Пифодорида расширила город и назвала Севастией; в) Зилу, которую древние цари рассматривали не как город, а как святилище персидских божеств, — Помпей назвал ее городом [70]; г) Мегалополь, на границе Каппадокии и Малой Армении, позднее получивший название Севастии; д) Неаполь, превращенный в город из деревни Фазимон [71]. Кроме этих городов, необходимо назвать: 1) Амасию, сильно укрепленный город на обеих гористых сторонах р. Ириса, о котором уже было сказано раньше; Амасия, в виду выгодного положения, как крепости, сначала была резиденцией Митридата VI, затем во время римского владычества при Домициане она сделана была свободным городом, а позднее — главным городом Галатийского Понта; 2) Газиуру на Ирисе, к юго–востоку от Амасии, — укрепленный город и резиденцию первых понтийских царей, — ко времени Страбона он уже был разрушен; 3) Понтийские Команы — древний, богатый и знаменитый город Галатийского Понта в верхней долине р. Ириса, которая протекала посредине города, значительный торговый пункт для купцов из Ариении; эти Команы в отличие от одноименного города в Каппадокии назывались Понтийскими. Но особенно Команы были знамениты храмом местной богини, которая имела святилище и в Команах Каппадокийских, [72]. Но для нас особенно важное значение имеет родииа и место еиископского служения св. Григория Чудотворца — расположенный в параллельной долине р. Лика город Неокесария.

Город Неокесария, нынешний Никсар, находится на правой стороне Лика, в складке горы, открытой на обширную равнинѵ, чрез которую протекает р. Лик, выходящий из лесистых гор. В глубине тенистой долины стремительно низвергается поток, на котором теперь расположены мельницы и который приводит в движение колеса гидравлических сооружений, орошающих сады и огороды. Посредине покрытого зеленью оврага возвышается каменистый хребет. составляющий акрополь Неокесарии. Он увенчан развалинами большой и сильной крепости. Близость к морю, в связи с возможностью перевозки чрез невысокий в этом месте Тавр, создавала большие удобства для развития торговли. Портом для Неокесарии служил в древности Полемоний. Св. Григорий Нисский в похвальном слове св. Григорию Чудотворцу пишет: „я не думаю искать славы великого во святых в том, что страна его изобилует плодами, или что город украшен строениями, или что соседним морем отовсюду в изобилии привозятся товары“. Благодаря такому положению, город естественно предназначен был сделаться торговым пунктом и крепостью и получить важное значение в административном управлении страны: „по общему суду народа, — говорит св. Григорий Нисский, — как бы некоторою главою всех других окрестных городов сделался (отечественный) город великого Григория, который один знаменитый царь, державший власть у Римлян, по имени Кесарь, пленившись этою местностью и полюбив ее, признал достойным город ее назвать, по своему имени, Неокесарией“ [73]

Как видно, определенности в приведенных словах св. Григория Нисского нет, и на основании их не представляется возможным установить, при каком императоре город получил наименование Неокесарии и как он назывался раньше. Что это название позднейшего — императорского времени, это само собою понятно. Неокесария упоминается Плинием [74], но неизвестна еще Страбону. Таким образом, название города Неокесарией должно отнести к промежутку между двумя названиями писателями. С другой стороны, весьма трудно допустить, чтобы город и появился только в это время. Отсюда возникает вопрос, с каким древнейшим городом может быть отожествлена Неокесария. В настоящее время признается в высшей степени вероятным, что Неокесария есть новейшее название старой Кавиры, которая, по описанию Страбона [75], была расположена на склоне Париадра, стадий на полтораста южнее Магнополя, насколько Амасия западнее Магнополя. В Кавире был царский дворец Митридата, сооружены были водяные мельницы, зверинцы, а вблизи жили дикие звери и были рудники. Кавира была обращена Помпеем в город и переименована в Диосполь; а Пифодорида расширила город, назвала Севастией и имела в нем свою резиденцию. Положение Неокесарии и сохранившиеся в нем развалины представляют поразительное сходство с тем, что сообщается Страбоном о Кавире.

Во время войн Митридата VI с римлянами Кавира получила важное значение в его операциях в этой части Понта: построенная здесь крепость должна была господствовать над ущельем и над всей богатой и плодородной равниной, — следовательно, налицо были все необходимые условия, чтобы сделать это место резиденцией царя Митридата. Далее, Кавира находилась в 150 стадиях на юго–восток от соединения Лика с Ирисом и в восточной оконечности равнины Фанарии, на пути в Армению, недалеко от Лика, на правом берегу его, так как Митридат перешел чрез реку на равнину, когда он выступил против Лукулла, и недалеко от Коман, куда он отступил после неудачи. Нельзя представить положения, которое бы лучше удовлетворяло всем этим условиям, чем Неокесария. Кроме того, от соединения Лика и Ириса и вверх по Лику в расстоянии, указанном Страбоном, не обнаружено никаких следов древнего города, кроме Неокесарии. Наконец, нельзя игнорировать и того факта, что Кавира вместе с позднейшими ее наименованиями Диосполем и Севастией ни одним из писателей не упоминается вместе с Неокесарией, и все эти названия исчезают, лишь только город называется этим последним именем [76].

Кавира, бывшая одной из резиденций Митридата VI, затем сделалась резиденцией Полемона, и здесь построен был царский дворец. Под римским владычеством с 63 г. Неокесария сделалась митрополией не только Полемонова Понта, но и Понта Галатийского. В Неокесарии происходили собрания κοινόν, составленного из представителей Неокесарии, Зилы, Севастии, Амасии, Севастополя и Коман, и таким образом Неокесария являлась административным центром не одного только Полемонова Понта. Co времени св. Григория Чудотворца Неокесария делается и центром, христианской проповеди во внутренних областях Понта.

Греческие колонии на понтийском побережьи явились центрами, откуда греческая колонизация получала постоянное питание для своего дальнейшего распространения и откуда греческая культура постепенно стала проникать внутрь этой дикой страны. Влиянию греческой культуры в значительной степени содействовало и то обстоятельство, что понтийские князьки, а затем и цари уже очень рано пришли в соприкоснонение с греческой культурой. Для Митридатов эллинизм был в некотором роде семейной традицией. Уже Митридат Основатель был совершенный эллинист, чистейший филэллин. Его преемники следовали его примеру. Двор понтийских царей был скоро эллинизирован под влиянием македонскпх принцесс: Митридат II и Митридат V Евергет были женаты на дочерях Селевкидов, и с того времени, если сыновья продолжали называться Митридатами и Фарнаками, то дочери часто принимали греческие имена (напр., Лаодика). Придворный штат составляли македоняне. Официальным языком был язык греческий: монеты Митридатов не знают другого языка. В царствование Митридата VI многие селения внутреннего Понта, как Команы, Кавира, Газиура, Пимолиса, не считая уже Амасии и Лаодикии, чеканят монеты с эллинскими изображениями и надписями. Сам Митридат VI получил греческое воспитание и был любителем музыки и греческих игр; он, как и его отец Митридат Евергет, посылал дары на Делосскую гимназию, и здесь, кажется, существовало, названное по имени Митридата VI, общество евпатористов. Вообще понтийские цари никогда не выступали в качестве местных национальных властителей и не становились во главе национальной реакции против эллинизма; да в понтийском царстве не могло быть и речи о национальном чувстве и национальной жизни: в нем были соединены различнейшие национальности, а важнейшая часть страны, именно ее берега — находились в руках греческих городов. Таким образом, греческая культура с самого начала нашла самый широкий доступ в Понт, и греческий язык мало–помалу стал распространяться и во внутренней части страны [77]. Но Митридат VI и прямо много содействовал распространению и укреплению в царстве греческой цивилизации: он привлекал к себе на службу сотни греков всякого происхождения и разных профессий; при его дворе, во время расцвета его политического могущества, собирались все недовольные владычеством римлян. Кроме того, Митридат понимал, какое влияние может оказать общественный гений эллинов на его страну, едва только вступившую на путь развития: он основывал во внутренней части Понта новые греческие города или покровительствовал эллинизации старых селений. В прекрасной равнине Фанарии, при слиянии Ириса и Лика он основал город, названный по его имени Евпаторией [78]. В его царствование Амасия сделалась совершенно греческим городом. Родословная знаменитого географа Страбона, уроженца этого города, дает нам весьма ценное свидетельство о том, что греки посредством браков смешивались с местным населением, и это было одним из важных факторов в постепенном изменении культурного облика страны: среди его предков были греки, уроженцы Амиса, один перс и один пафлагонянин [79].

С распространением римского владычества на востоке вместе с греческим влиянием, по его следам и отчасти параллельно с ним, начинает утверждаться и римское влияние. Одним из действительных средств распространения этого влияния была колонизация, которая, впрочем, вследствие значительной убыли населения во время непрерывных войн, могла развиваться только в весьма слабой степени. Больше значения для романизации востока имело широко практиковавшееся дарование прав римского гражданства, с которым само собою соединялось требование scire latine: известно, что император Клавдий лишил римского гражданства одного знатного ликийца, который не понял обращенного к нему его вопроса на латинском языке, причем объяснил, что не может быть римским гражданином тот, кто не понимает языка Рима [80]. Далее, римский гражданин, где бы он ни жил, естественно вынуждался знакомиться с римским правом, которое постепенно проникало во все области римского государства, так что уже в начале IІ–го века по Р. Хр. римские принципы господствовали в праве провинций, подавляя и вытесняя местное право. Так как знание римского права непременно требовалось от всякого, кто хотел сделать карьеру на государственной службе, то само собою понятно, что изучение специально римской юриспруденции делало быстрые успехи, к таким путем дух римского права проникал в самые отдаленные области государства. Язык римского права всюду оставался латинским, и кто из греков или восточных хотел заняться изучением права в Риме или в знаменитой юридической академии в Вирите, тот должен был предварительно изучить латинский язык. Этот факт, как увидим ниже, имел важное значение и в судьбе св. Григория Неокесарийского. Носителями и распространителями латинского языка на востоке в известной степени были и римские войска, а также и купцы.

В результате воздействия всех этих факторов получилась значительная романизация востока. В лучших греческих кругах стала прививаться мода на все римское; в большом числе появляются римские имена, у римских граждан — фамильные имена римских императоров, — отсюда ’Ιούλιοι, Φλάβιοι, Αίλιοι, Αύρήλιοι. Римское влияние было настолько сильно, что эллинистические романтики, как Аполлоний Тианский, передовой борец эллинизма против романизма, боялись уже варваризирования греков Римлянами [81]. В какой мере романизация проявилась в Понте, сказать трудно. Однако можно быть уверенным, что в основанных во время римского владычества, начиная с Помпея, понтийских городах, римское влияние должно было отразиться в значительной степени. Это же подтверждает и факт из жизни св. Григория Чудотворца, который еще в Неокесарии изучал латинский язык и имел намерение отправиться в Рим или Вирит для изучения римского права.