Должно, чтобы возвращающие чужую собственность, найденную ими, делали это без всякой постыдной корысти, не требуя награды ни за указание вещи, ни за сохранение, ни за обретение (прав. 10).

Послание носит чисто местный отпечаток и определенные следы особенных исторических обстоятельств; в связи с указанием на то, что пострадавшие были понтийцами, а варвары — Ворадами и Готами, о нашествии которых на Понт именно в самом начале второй половины III века имеются положительные исторические известия, этот характер послания дает наилучшее удостоверение в правильности рукописного предания, что послание бесспорно принадлежит св. Григорию Чудотворцу, епископу Неокесарийскому. И действительно, подлинность канонического послания обычно признается без всяких сомнений и колебаний. Насколько нам известно, противоположный взгляд Викт. Шульце не встретил сочувствия и не нашел последователей. В своей библиографической заметке об исследовании Викт. Рисселя [427] он пишет: „автор (т. e. В. Риссель), конечно, по общему примеру, причисляет известное έπιστολή κανονική к несомненно подлинным произведениям св. Григория. Но подлинность послания чрез отделение 11 правила еще не устанавливается бесспорно, так как данное в нем деление кающихся на четыре класса находится и в прочих частях Послания, именно в 7 правиле πρόσκλαυσις, в 1 и 5 — άκρόασις, в 8 и 9 — υπόπτωσις. Σύστασις ясно не указано, но едва ли его не было в предполагаемой посланием покаянной дисциплине, так как оно составляет необходимый заключительный член приведенных стадий. Но что покаянная дисциплина уже сразу после половины третьего века получила такое развитие, это больше чем невероятно. Противоположное свидетельство Киприана и Апостольских Постановлений (II, 16), равно как недостаток какого-либо известия о существовании такого установления в третьем веке, могут поставить под вопрос авторство Григория. К этому необходимо присоединить, что послание предполагает такие отношения, которые наступили только при Константине или после него. Об язычестве, как еще существующей силе и большинстве, нигде нет речи. Автор послания знает только население, в котором лишь совершенно спорадически наблюдаются язычники (прав. 6. 7. 9) и которое находится на глубокой ступени нравственного падения. В первом отношении крайне характерно обозначение ποντικοί καί χριστιανοί (прав. 7). Этим послание отодвигается за грань третьего и четвертого века, но вероятнее даже за 350 год. Этому заключению не противоречит тот факт, что при жизни Григория произошло вторжение Готов в понтийские страны, так как этот народ и в IV веке в разное время тревожил эти области военными набегами“.

Само собою очевидно, что последнего рода доводы не имеют существенного значения. Послание в действительности не заключает в себе данных для суждения о том, каково было, по представлению автора, количественное отношение между христианами и язычниками в понтийской области. Если автор послания говорит, что примкнувшие к варварам и нападавшие вместе с ними на своих забыли, что они были понтийцами и христианами, то это не больше, как обращение к чувству национальной гордости провинившихся и их совести, просвещенной христианским нравственным законом, — отожествления понятий „понтийцы“и „христиане“здесь нет.

Если женщины могли быть заподозрены в любодейных наклонностях, то разве это не было прямым следствием господствовавших в стране культов Ma, Анаитиды и др., которыми проституция поощрялась как священное служение и на которую отдавали своих дочерей даже высшие классы, при чем это не служило препятствием к выходу затем замуж? Если обнаружилось такое дикое отношение к своим единоплеменникам и преступное отношение к чужой собственности, то не было ли это непосредственным отражением малой культурности жителей этой страны, только недавно вышедших из многовекового периода непрерывных войн, с сопровождавшими их крайней жестокостью и попранием права собственности, а может быть и результатом экономических отношений, как они сложились здесь со времен персидского владычества? Ввиду этого рассматриваемые доводы не могут служить основанием для того, чтобы отодвигать послание за грань III века или даже за 350 год.

Таким образом, центр тяжести вопроса переносится на степень развития покаянной дисциплины, как она представлена посланием, — возможно ли это было вскоре после половины III века? Вполне развитая покаянная дисциплина восточной Церкви, как это между прочим видно и из неподлинного 11–го правила послания св. Григория, признает следующие степени покаяния, посредством которых согрешивший может снова сделаться полноправным членом Церкви: 1) плачущие (προσκλαίοντες), — они стоят пред наружной дверью храма и просят входящих верующих молиться за них, при чем исповедают свои грехи; 2) слушающие (άκροώμενοι), — они присутствуют на литургии оглашенных и, выслушав чтение Свящ. Писания и проповедь, удаляются до начала литургии верных; 3) припадающие (ΰποπίπτωντες), — они присутствуют за богослужением до начала литургии верных, когда преклоняют колена, за них читается особая молитва, и они оставляют храм; 4) вместе стоящие (συνεστώτες), — они остаются в храме и во время совершения литургии верных, но не принимают участия в таинстве Евхаристии. Какие же степени покаяния указывает послание св. Григория? Самое тяжкое наказание для согрешивших, какое устанавливает св. Григорий это — публичное изгнание из Церкви Божией (прав, 2: καί πάς ό τοιοΰτος έκκήρυκτος έκκλησίας) без права участия даже в слушании (прав. 7 и 8). Как видно, это наказание стоит вне перечисленных степеней покаяния и собственно к покаянной дисциплине не относится. Впрочем, может быть, подвергающихся этому наказанию можно отожествить с тем классом кающихся, которые в развитой покаянной дисциплине относились к плачущим; но ни термин προσκλαιοντες в послании не встречается, ни вообще не дано никаких определений и указаний относительно этого первого класса кающихся. В послании два раза говорится о слушании, но в отрицательной форме (прав. 7 и 8): „этих должно удалить даже от слушания“(καί τής άκροάσεως άπεΐρξαι δει), и „не должно удостаивать даже cлушания“(μηδέ τής άκροάσεως άξιωσαι). Можно, конечно, на основании этих выражений допускать, что некоторые из провинившихся были допущены только к слушанию Свящ. Писания и проповеди; но послание. ничего не говорит об этого рода кающихся, и из него не видно, было ли „слушание·определенным состоянием кающихся, или же здесь нужно видеть только указание на положение оглашаемых: провинившиеся христиане не удостаиваются даже того, к чему допускаются оглашаемые. Далее называются „припадающие“(прав. 8: έν τη ύποστρεφόντων τάξει ύποπίπτειν; прав. 9: εν τοις όποπίπτουσιν) и, как следующая степень, те, которых должно удостаивать и молитвы (прав. 9: καί τής ευχής άξιώσαι; ср. прав. 1: таковых не скоро следует допускать к общению в молитвах — καί ου προχείρως δει ταίς τοιαύταις κοινωνειν των ευχών). ,,Припадающие“имеет определенный смысл [428]; но и здесь необходимо обратить внимание на выражения: „в чине обращающихся припадать“и „среди припадающих“, которые опять вызывают вопрос о том, действительно ли здесь идет речь о самостоятельных степенях покаянной дисциплины, или же в данном случае нужно видеть приспособление к степеням обращающихся в христианство. Удостоение молитвы (прав. 9) или общение в молитвах (прав. 1) может. указывать на четвертую степень покаяния, хотя термин συνεστώτες в послании не употребляется.

Обобщая сказанное, мы, прежде всего, должны отметить, во–первых, ту черту в послании, что из него не видно, чтобы в Неокесарии и во всей понтийской области, на которую простиралось влияние св. Григория, существовала до этого времени определенная система покаянной дисциплины: св. Григорий только впервые вводит, в виду исключительных обстоятельств, особые нормы покаяния для согрешивших применительно к различным степеням оглашаемых. Во–вторых, самое указание степеней и их взаимное отношение отличается значительною неопределенностью. В третьих, в послании не указывается той последовательности, с какою должно переходить от одной степени к другой, — в этом отношении весьма характерно неопределенное выражение относительно женщин, заподозренных в любодейных наклонностях, что таковых не следует поспешно допускать к общению в молитвах. В четвертых, послание не устанавливает сроков покаяния, что, очевидно, представляется на усмотрение местных епископов. Таким образом, мы не находим в послании настолько развитой покаянной дисциплины, которая вынуждала бы относить послание к более позднему времени.

Этот вывод сделается еще более твердым, если сравнить каноническое послание св. Григория с правилами Анкирского собора, бывшего около 315 года. В правилах Анкирского собора совершенно не упоминается исключение из Церкви, — это черта, которая говорит о большей древности послания св. Григория. Затем, в правилах Анкирского собора уже определенно указаны три степени покаяния: слушание (прав. 4. 6. 9.), припадание (прав. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 16. 24) и участие в молитве (прав. 4. 6. 8. 9. 16. 24). Наконец, Анкирским собором установлены различные покаянные времена, которых еще не знал св. Григорий: грешники каются в продолжение двух, трех, шести лет, даже десяти, пятнадцати и двадцати пяти (прав. 21. 25. 16), и только в некоторых случаях епископ имел власть удлинить или сократить время покаяния, в зависимости от настроения кающегося (прав. 9. 16). Здесь не может иметь значения то соображение, что собор предписывал со властию, как высшая инстанция, и потому ввел более определенные нормы, а св. Григорий писал только советы соседним епископам, так как и советы не исключали возможности указать определенные времена покаяния для разных проступков (ср. правила св. Василия Великого). Правила Анкирского собора впервые устанавливают определенную систему обратного приема кающихся в Церковь, чего нет у св. Григория [429].

Ko всему сказанному необходимо еще присоединить, что соборы Анкирский и Неокесарийский (314 г.), которые происходили непосредственно после издания Миланского эдикта, ссылаются на древнейшие определения (Анкирск. соб. прав. 21 и 23; Неокес. соб. прав. 3). Так как во время предыдущих гонений Церковь не могла создавать таких определений, которые имеют в виду эти соборы, то, следовательно, покаянные каноны необходимо отнести к III веку. A указание на противоположные свидетельства св. Киприана и Апостольских Постановлений не имеет значения в виду того, что развитие покаянной дисциплины на Востоке в разных местах было различно, и, напр., Дидаскалия, которая происходит из восточной Сирии и которая много говорит о покаянной дисциплине, нигде, однако, не упоминает о покаянных степенях и, очевидно не знает их. Таким образом, сделать отсюда какие-нибудь отрицательные по отношению к посланию св. Григория выводы не представляется основательным. И в настоящее время находят возможным полагать что покаянная дисциплина, характеризуемая постепенностью в принятии грешника в Церковь, имела своей родиной страну, которая определяется деятельностью св. Григория Неокесарийского в Понте, равно как соборами Анкирским и Никейским и, по–видимому, ограничивалась малоазийскими провинциями [430].

Таким образом, разбор выставленных Викт. Шульце возражений приводит нас к убеждению, что нет оснований отрицать принадлежность канонического послания св. Григорию Чудотворцу.

Не менее интереса представляет послание и как памятник древне–церковной покаянной дисциплины на Востоке. A церковно–практическая важность послания и его руководственное значение в достаточной степени определяются тем, что оно принято было в церковно–канонические сборники и санкционировано пято–шестым собором (пр. 2).

ГЛАВА IV.

Переложение Екклесиаста.

Μετάφρασις εις τόν Έκκλησιαστήν Σολομώντος представляет собою сжатый пересказ Екклесиаста, в основу которого положен греческий перевод LXX–ти. Автор этого переложения священной книги стремится, с одной стороны, в возможно краткой форме передать содержание целых частей текста, а с другой, установить внутреннее развитие мыслей в отдельных положениях, которые в греческом, соответственно стилистике оригинального языка, поставлены друг подле друга большею частию без всякой видимой связи.

Соломон, сын Давида царя и пророка, славнейший царь и мудрейший пророк, говорит всей церкви Божией: как суетны и бесполезны дела и стремления людей и вообще все человеческое. Нельзя же сказать, чтобы была какая-нибудь польза в том, что совершают люди, ползающие по земле. Жизнь человеческая, круговращение времен года и годов, — все это проходит подобно бурным потокам, с шумом низвергающимся в неизмеримую бездну моря, а то, что произошло от Бога ради людей, остается тем же. По речи и дела людей суетны. Люди любят говорить много, любят и слушать речи других и стремятся рассмотреть все, что встречается; а между тем нет ничего такого, что не было бы уже сделано людьми, нет ничего нового, что бы не было известно древним. Но подобно тому, как прошлое покрыто забвением, так и настоящее для тех, кто будет жить впоследствии, потемнится от времени. Проповедуя так, Соломон не поступает необдуманно: он тщательно исследовал и мудро испытал всю природу на земле; он познал, что человеку дано нести тяготу и труд, не имеющий никакой цены, и что безрассудство овладело всеми людьми.