Обстоятельства, среди которых началась открытая полемическая деятельность Максима, были таковы.

Осужденное на IV Вселенском соборе монофизитство и после церковного осуждения продолжало довольно прочно держаться даже в VI и VII веках, имея довольно многочисленных приверженцев, особенно в Сирии и Египте. В начале VII века условия церковно–политической жизни византийского государства сложились довольно благоприятным для монофизитства образом, и оно вновь заявило о себе под покровом видоизмененного учения сначала в форме моноэргизма, а потом в форме монофелитизма. Обстоятельством, благоприятствовавшим возрождению монофизитства, послужило стремление к воссоединению отделившихся от союза со Вселенской Церковью армянских монофизитов[20], сильно сказавшееся, вследствие политических соображений, в царствовавшем тогда византийском императоре Ираклии. Дело в том, что в первые годы царствования Ираклия (с 610 года) персы возобновили начатые под предводительством Фоки походы против Византийской империи: опустошили восточные провинции (Сирию и Палестину), захватили множество пленных, и в числе их иерусалимского патриарха Захарию (в 616), завоевали (в 619) Египет, опустошили Каппадокию, пробрались в Халки–дон и угрожали самому Константинополю. Византийский император Ираклий хотел было заключить мир, но персидский шах Хозрой II решительно отверг это предложение. Тогда Ираклий двинулся в поход против персов 4 апреля 622 года[21]. При начале похода, в 622 году, во время пребывания в Армении, имея в виду церковное объединение восточных провинций, император имел случай в Феодосиополе разговаривать с главой тамошних монофизитов, с представителем партии Севера Павлом Одноглазым. В разговоре был затронут вопрос о «действовании» (ενεργεία) во Христе[22]. Как условие воссоединения монофизитов с господствующей Церковью, со стороны императора была предложена формула «μία ενέργεια» [единое действование], внушенная императору константинопольским патриархом Сергием. Сергию, насколько нам известно, первому пришла в голову мысль воспользоваться для осуществления задуманной в Константинополе унии учением о «μία ενέργεια», как соответствующим цели средством. Ему же принадлежит и почин в деле осуществления унии на началах моноэргизма. Из слов Максима, сказанных им в ответ на упрек Пирра в несвоевременном возбуждении Софронием спора относительно действования во Христе[23], очевидно, что еще до 619 года Сергий имел сношения с Феодором Фаранским и павлианистом Георгием, так называемым Арзой, предлагая в письмах своих к ним учение о μία ενέργεια[24] как средство воссоединения монофизитов с православной Церковью; и что со стороны Феодора Фаранского последовало полное согласие на предложение Сергия. Из слов Максима одинаково видно, что подобного рода сношения Сергий имел за время пребывания в Феодосиополе с северианином Павлом Одноглазым, посылая и ему то же послание Мины и ответное на послание Сергия письмо Феодора Фаранского. Когда Сергий был в Феодосиополе и имел там сношения с Павлом, из слов Максима не видно. Известно, что во время пребывания Ираклия в Армении Сергий находился в свите императора; в это время, значит, Сергий и имел сношения с Павлом и тогда же, если не раньше, внушил императору согласительную формулу «μία ενέργεια». А император, радея об унии, естественно, предложил ее в разговоре Павлу[25]. То обстоятельство, что в письме к папе Гонорию Сергий совершенно умалчивает о своем, столь деятельном, участии в возбуждении вопроса о μία ενέργεια и почин в этом деле приписывает всецело императору, должно быть понимаемо как дело простого благоразумия и хитрой политики Сергия.

С той же целью — достигнуть воссоединения монофизитов — император имел переговоры во время пребывания в Колхиде в 626 году[26] с Киром, епископом Фазиса. Император предлагал Киру формулу «μία ενέργεια» и спрашивал мнение последнего о том, одно или два действования (μίαν или δύο ενεργείας) должно признавать во Христе? Кир отвечал уклончиво. За советом по этому вопросу император рекомендовал Киру обратиться к Сергию. Таково было на самом деле начало[27] монофелитского движения.

О переговорах императора с Киром мы узнаем из писем императора и Кира к Сергию и Сергия к Киру. Так, еще из Колхиды император писал в Константинополь Сергию, прося его высказаться относительно формулы «μία ενέργεια»[28]. Вместе с тем, Сергий получил письмо от Кира, в котором последний спрашивал Сергия, μίαν или δύο ενεργείας должно признавать во Христе. В ответном послании к Киру, составленном, должно полагать, до со–звания того домашнего собора в 626 году (так называемый «Pseudo–Synodus»), на котором Сергий извещал отцов собора о собеседованиях императора с Павлом и Киром, об обращении императора и Кира к нему, Сергию, о том, что он ответил императору и Киру[29]. Сергий писал, что, хотя никакого определения Вселенских соборов по возбужденному вопросу нельзя найти, так как этот вопрос не подвергался соборному обсуждению, но что некоторые из знаменитых отцов, в особенности св. Кирилл Александрийский[30] учили, что «у Христа, истинного Бога нашего, μία ζωοποιός ενέργεια (одно животворящее действование)», между тем как «никто не говорил, что во Христе Боге нашем δύο ένέργειαι [два действования]»[31].

В послании Сергия к Киру довольно резко бьет в глаза тенденция — дать перевес учению об одном действовании во Христе. Говоря, что никакого определения Вселенских соборов по возбужденному вопросу нельзя найти, так как этот вопрос не подвергался церковному обсуждению, патриарх Константинопольский или намеренно игнорировал определение Халкидон–ского собора, которым утверждается учение о двух природах и проистекающих отсюда двух действованиях, или, как монофизи–тствующий, он молчаливо выключал Халкидонский собор из разряда Вселенских, что менее вероятно, так как в таком случае он рисковал потерять в глазах Кира значение беспристрастного третейского судьи.

Без сомнения, послание Сергия к Киру произвело на последнего самое решительное влияние. По крайней мере, ниоткуда не видно, чтобы по получении ответного послания Сергия Кир колебался или снова обращался к Сергию или к кому другому за разъяснениями по возбужденному вопросу.

Таким образом, формула «μια ενέργεια», как условие воссоединения монофизитов с господствующей Церковью была принята Киром. Оставалось начать дело унии. Обстоятельства положения внешних дел Церкви, видимо, благоприятствовали осуществлению задуманного дела. В 630 году умер Георгий, патриарх Александрийский; на его место, в известных видах[32], был возведен Кир, епископ Фазиса. Три патриаршие кафедры оказались теперь заняты явными сторонниками монофизитских идей и унии: константинопольская — Сергием, антиохийская — Афанасием и александрийская — Киром. Этот последний недолго медлил с выполнением возложенного на него поручения. В 633 году[33] Кир созвал в Александрии собор, на котором были опубликованы «9 согласительных глав», которые должны были лечь в основу унии. Несмотря на такое, видимо благоприятствовавшее успеху начатого дела, положение церковных дел, уния не привилась. Правда, на первых же порах введения унии в Александрии Кир особым восторженным посланием[34] извещал Сергия о том, что в Александрии целые тысячи монофизитов–феодосиан[35]приняли унию. Но подобное сообщение самого Кира совершенно теряет свой кредит ввиду более достоверного сообщения, находимого в Хронике Иоанна Никиуского, которое говорит о том, что монофизиты обзывали Кира «халкидонцем» («Cyrus, patriarche chalcedonien»)[36]. Уже одно это обстоятельство красноречивее всяких данных говорит о том, что уния не привилась в Александрии. Не привилась она потому, что в основе ее лежали начала, не удовлетворявшие ни ту, ни другую из объединяемых сторон.

Содержание униатских глав[37] — чисто моноэргистического характера, совершенно противное православному учению. В особенности это должно сказать относительно 7–й главы. В последней, между прочим, читаем: «Один и Тот же Христос и Сын совершает и Богоприличное, и человеку свойственное, по выражению св. Дионисия, одним богомужным действованием» и т. д. (αυτόν ένα Χριστόν και Υίόν ενεργούντα τα θεωπρεπή και ανθρώπινα μία θεανδρική ενεργεία…)[38]. Несколько ниже прибавлялось, что разделение Божественного и человеческого действований только представляется нашему уму. Из целого изложения как этого члена в особенности, так и всех вообще, видно, что Кир настаивает на чисто монофизитском северианском принципе единства (в смысле μίας θεανδρικής ενεργείας [единого богомужного действования]), в каковом смысле истолковывает и приведенное выражение Дионисия. Отсюда очевидно, что положительное содержание униатских глав, противное учению православных, могло еще удовлетворять монофизитов. Но то обстоятельство, что в них совершенно умалчивалось о Халкидонском соборе и тем самым значение его не отрицалось сполна, совершенно парализовало в глазах истого монофизита значение заманчивого содержания униатских глав.

Таким образом, в себе самой уния не заключала ничего такого, что могло бы привлекать к ней симпатии той или другой из объединяемых ею сторон. А к этому присоединилось еще одно внешнее обстоятельство, которое вконец подорвало и без того малый кредит унии. В то самое время, когда Кир был намерен ввести в Александрии унию, здесь случайно находился ученый палестинский монах Софроний, который с этого времени выступает в качестве первого защитника Вселенского учения о двух действо–ваниях во Христе. Кир предложил Софронию на рассмотрение составленный им «Libellus»[39]. Прочитав его, Софроний, по словам Максима[40], униженно, со слезами горечи и отчаяния, просил, умолял, требовал не обнародовать составленного Киром исповедания. В самом факте протеста со стороны Софрония против обнародования униатских глав, авторизованных Киром, впервые сказалась действительная невозможность унии на таких началах.

Вскоре после только что описанного столкновения Софрония с Киром Софроний является в Константинополь[41] и здесь вступает в переговоры с Сергием[42]. Сергий берет с Софрония слово не возбуждать на будущее время вопроса ни о μία ενέργεια ни о δύο ένέργειαι. Подобное Сергий писал и Киру.

Сделавшись по смерти Модеста[43] патриархом Иерусалимским в самом конце 633 или в начале 634 года[44] Софроний издает «Окружное послание»[45] и рассылает его из Иерусалима по всем церквам. В этом послании Софроний довольно решительно высказывает и довольно подробно развивает то положение, что во Христе должно исповедовать «два действования»[46], в силу двойства природ неизменно пребывающих в одной ипостаси Слова — положение, как раз противное тому, которое легло в основу унии, а именно, что во Христе должно признавать «одно богомужное действование, в силу личного единства».

Узнав о содержании послания Софрония[47], Сергий не мог, разумеется, более сомневаться в том, что Софроний — не только плохой союзник в деле унии, но и прямо враг ее, и что открытое противодействие со стороны его может вконец разрушить так удачно — по словам Кира — начатое в Александрии дело унии. Не имея в себе самом достаточно сил для борьбы с Софронием, Сергий обращается с особым посланием к римскому папе Гонорию[48], спрашивая его мнение по возбужденному спорному вопросу и стараясь склонить его на свою сторону для того, чтобы авторитету новопоставленного иерусалимского епископа Софрония иметь возможность противопоставить великий авторитет римского папы. В своем послании[49] к папе Сергий излагает обстоятельства возникновения спорного вопроса; сообщает свой ответ Киру, прилагая и копию с самого письма; говорит об успехах унии в Александрии, предпринятой Киром; жалуется на противодействие этим успехам со стороны Софрония, намеренно, нужно полагать, унижая последнего через заявление, что, несмотря на просьбу его, Сергия, и других[50] подтвердить свое мнение о двух действованиях во Христе свидетельствами из отцов Церкви, Софроний не в состоянии был сделать этого. Говорит об инструкции, данной им Киру, предписывавшей не говорить ни об одном, ни о двух действовани–ях во Христе, но внушать исповедовать, согласно учению Вселенских соборов, что «всякое богоприличное и человеку свойственное действование происходит нераздельно от Одного и Того же воплотившегося Бога Слова…, исповедовать так ради того, что выражение «μία ένέργεια», хотя и употребляется некоторыми из св. отцов, странно звучит в ушах некоторых, предполагающих, что оно произносится в смысле уничтожения двух естеств… — да не будет! — равно как соблазняет многих и выражение «δύο ένέργειαι», как не употребляющееся ни у кого из достославных отцов, следовать которому при том же значило бы предпочитать две противные одна другой воли… и вводить, таким образом, двух желающих противного, что нечестиво. Невозможно, чтобы в одном субъекте существовали вместе две противные одна другой воли… Учение отцов ясно внушает, что плоть Господа никогда не совершала своего естественного движение из собственного импульса (μηδέποτε την σάρκα Κυρίου έξ οικείας ορμής την φυσικήν κίνησιν ποιήσασθαι), вопреки мановению ипостасно соединенного с ней Слова»[51]. Проводится далее параллель между отношением двух природ Христа и отношением, существующим между душой и телом у нас.

Из содержания целого послания нельзя не видеть того, что Сергий довольно искусно, под прикрытием изворотов мысли, развивает в существе дела чисто монофелитский принцип единства воли во Христе. Правда, Сергий прямо не говорит, что во Христе должно признавать «έν θέλημα» [одну волю]; но, все равно, он приходит к необходимости признания этого положение за истинное путем отрицательным, когда утверждает невозможность совмещения в лице Богочеловека двух воль, мысля две воли не иначе, как противные одна другой. Т. е., внося термин «θέλημα», Сергий не употребляет только той формулы («έν θέλημα»), которая по почину Гонория сделалась обычной на языке монофелитов, не совсем полно выражая собой сущность монофелитского учения. При этом достойно внимания то обстоятельство, что в четырех (последних) довольно сжатых положениях послания Сергия выражена почти сполна сущность монофелитского учения: его основоположение, основной аргумент и монофелитское воззрение на плоть Христа. Последующие представители монофелитизма, как увидим потом при систематическом обзоре учения Максима Исповедника, развивают в существе дела положения, намеченные в послании Сергия. На основании сказанного, послание Сергия должно признать переходной ступенью от моноэргизма к моно–фелитизму. Поступаясь выражением «μία ενέργεια», так как оно все–таки «странно звучит в ушах некоторых», и ни на минуту не допуская выражения «δύο ένέργειαι», Сергий переходит от понятия «ενέργεια» к понятию «θέλημα» в том расчете, что под формой этого термина легче достигнуть соглашения.

Итак, обращаясь с особым посланием к папе Гонорию, Сергий делает только вид (льстя присущей всем папам претензии — предписывать правила веры Восточной церкви), что он нуждается в решающем мнении папы по спорному вопросу; а на самом деле с достаточной решительностью заявляет свое мнение по quasi недоуменному для него вопросу, предначертывая программу желательного для него ответа со стороны папы, и всякими неправдами старается склонить папу на свою сторону. Так, во–первых, поведение Софрония Сергий старается выставить в довольно невыгодном для последнего свете, жалуясь на то, что Софроний проповедует новшество и вносит в Церковь раздор. Во–вторых, подтасовкой самых выражений (которые мы нарочно подчеркнули в тексте) старается представить состояние спорного вопроса в таком свете, что преобладающее большинство стоит за «μία ενέργεια», т. е. на стороне унии, и что принятие выражение «δύο ένέργειαι», как вовсе несогласного с учением достославных отцов Церкви, повело бы к расколу. Наконец, в–третьих, переходя от понятия «ενέργεια» к понятию «θέλημα», из допущения выражения «δύο ένέργειαι» строит совершенно произвольный вывод, а именно, что признание двух воль, непременно противоположных одна другой, повело бы с необходимостью к признанию двух лиц, противодействующих одно другому. Две воли мыслятся Сергием непременно как «противные» одна другой, так как плоть Христа, по нему, не имела собственного естественного движения (хотения). И, следовательно (так должен был умозаключать Сергий), при допущении существования во Христе двух воль плоть Христа пришлось бы мыслить обладающей противоестественной, т. е. греховной волей, которая, разумеется, противодействовала бы Божественной воле Христа, что нечестиво.