Так – в религиозном контексте – видится поэту Первая мировая война. Это видение резко контрастирует с откликом на войну большинства поэтов того времени, которые устраивали патриотические чтения стихов, писали о желательности мира или сами, как Н. Гумилев, шли на войну.

Исходя из апокалиптического видения мира, Кузьмина–Караваева даже отказалась пойти на фронт сестрой милосердия, это важно отметить, если иметь в виду ее сострадательное сердце, раскрывшееся впоследствии именно в делах милосердия. В 1914 г. ей"казалось, что надо что‑то другое найти и осуществить"(629). Сострадание воюющим братьям (России) облеклось тогда в самые суровые аскетические формы:"Покупаю толстую, свинцовую трубу… Расплющиваю молотком, зашиваю в тряпку. Все это, чтобы стяжать Христа… И в Четьях–Минеях, в свинцовой трубке, в упорных, жарких и бесплодных молитвах на холодном полу – мое военное дело. Это для чего‑то нужно, для войны, для России, для народа моего любимого… Для народа нужен только Христос – я это знаю"[32].

Как мы видим, в"народничестве"Кузьминой–Караваевой имеется сильный христианский, аскетический элемент. Даже"вестничество"(в письме к Блоку) она связывает с личным усилием – только когда человек прилагает собственное усилие,"закон, данный Богом, сливается с законом человеческой жизни"(647). Этого приложения воли Кузьмина–Караваева и не видит у Блока, данный ему Богом талант не поддерживается личным усилием воли:"Знаю, что у Вас большая земная воля и власть, и знаю, что она не воплощена личной Вашей волей. И потому… Вам томительно и трудно"(647). Ей самой личного усилия воли было не занимать. Она выражала готовность подражать святым в посте и молитве, в ношении вериг и чтении Священного Писания, в стяжании внутренней тишины – исихии, покаянии и трудах[33]. Говорит она и о грядущем подражании святым мученикам:

Так некогда здесь на земле неплодной

Цвела цветами мучеников кровь,

Лизал их раны дикий лев голодный,

И в к муке шли они душой свободной,

Как Божьей милостью пойдем мы вновь. (112)

Здесь, как и в ряде других мест"Руфи", поэтом пророчески предугадана ("выстроена") собственная судьба. Пророческими оказались стихи Кузьминой–Караваевой и по отношению к судьбе той части русского народа, которая, спасаясь от коммунистической власти, совершит"исход". Она сама и не помышляла, должно быть, что произойдет именно такой"исход"(так называется одна из частей"Руфи"), когда писала:

И знаю я: рыбак оставит сети

На желтых берегах своей реки;

Все в путь пойдут: калеки, старики,

И женщины, и юноши, и дети. (86–87)

Когда писались эти строки, поэт–вестник полагал, что все выйдут навстречу грядущему судить мир Мессии. Подготовка народа к этой встрече, которая вот–вот должна произойти, стоит в центре сборника:"Зову; зову я пахаря от плуга, / И от возлюбленных, – земных невест; / Зову поднять тяжелый крест, / Забыть отца, и мать, и друга"(86). Мессианские чаяния, наряду с темой развертывающегося Апокалипсиса – ведущие темы"Руфи":"Совершится священная встреча / На земле оскуделой и нищей"(95).