Уже и это краткое описание дает представление о том, сколько сил (и таланта) мать Мария вложила в устройство этой церкви, просуществовавшей до 1972 г. Все эти годы мать Мария не оставляла своего"трудничества"(вела бухгалтерию, доставала продукты, а с 1935 г. и стряпала на кухне и т. д.), писала стихи, богословские статьи, делала просветительские и богословские доклады[146], большинство из которых посвящено теме миссии христиан в мире. При всем этом мать Мария не прекращала своего аскетического, монашеского делания, откликалась на каждую нужду, принимала участие в чужих судьбах, одним словом, ее деятельность представляется поистине"синтетической". То, что не удалось в плане создания монастыря, призванного синтезировать все виды деятельности, стать образом целостного бытия, то вполне удалось лично матери Марии. Она и стала тем монастырем или, лучше сказать церковью, о которой писали некогда И. Степанов и сама мать Мария в статье"К Делу".

"Трудничество"для матери Марии всегда было творчеством. Как видно из статьи"Истоки творчества"(1934), для матери Марии были принципиально важны слова Христа:"Кто пребывает во Мне и Я в нем, тот приносит много плода, ибо без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 4–5)"[147]. Плодотворность деятельности понималась матери Марией, без сомнения, как следствие этого пребывания во Христе и Христа в человеке. Именно Христос (точнее, Св. Троица) является для нее"Господином победы и песни… творческим субъектом (всех) актов"творчества[148]. Когда все дела делаются во Христе и силою Божией, нет главного и второстепенного, цели и средства, вся жизнь посвящена Богу и совершается человеком в сотрудничестве с Ним, особенно теперь, в Новом Завете, когда человек перестал быть просто орудием в руках Божиих (каким был в Ветхом), но стал Его свободным и сознательным со–трудником.

Мы подробнее остановимся на теории творчества матери Марии, сформулированной в ее статье"Истоки творчества"(1934), во второй главе. Статья была написана в неявном споре с Н. Бердяевым, который считал, что в Евангелии и христианской традиции ничего не говорится о творчестве, и только отталкиваясь от церковной традиции, можно привить христианству творческое начало. Мать Мария показывает, что это не так. На основе цитат из Св. Писания, она выводит христианское богословие творчества (не только художественного, но и всякого), которое не было для нее умозрительным, но, как и богословие христианской любви, вытекало из ее собственного опыта.

Постепенно дело матери Марии стало привлекать к себе все больше сторонников. Если поначалу ей помогали только ее престарелая мать С. Б. Пиленко (она была старостой лурмельского прихода), а затем дочь Гаяна (заведовала кухней), то впоследствии появились и помощницы–монахини (первой из них – еще на рю де Сакс – стала монахиня Евдокия (Мещерякова), а затем монахиня Бландина (Оболенская)); священником в Покровской церкви долгое время был обративший в православие француз о. Л

7. Православное Дело (1935–1939 гг.)

Настоящим торжеством для матери Марии стало образование по благословению митрополита Евлогия 27 сентября 1935 г. (в день Крестовоздвижения) объединения"Православное Дело". Его почетным председателем согласился стать сам митрополит, председателем избрали мать Марию, а заместителем председателя – К. В. Мочульского, казначеем стал о. Михаил Чертков, который теперь служил на Лурмеле. Название объединению предложил Н. Бердяев, который, вероятно, вспомнил формулу Ф. Достоевского (на нее обратил внимание еще Вл. Соловьев в речи о Ф. Достоевском[149]). Объединение было поддержано мыслителями"Нового Града", для которых его образование, видимо, было связано с их мечтою о социальном, влияющим на общество (хотя бы эмигрантское) христианстве."Православное Дело"было призвано помогать нуждающимся, вести церковно–просветительскую и культурную работу. Речь шла об активном служении мирян в миру, о христианской общественности, действующей по благословению Церкви, но вполне самостоятельно.

"Если для спасения мира нужно возрождение Православной России, то для возрождения последней нужно создание православной общественности, все вопросы и явления жизни оценивающей с точки зрения православного мировоззрения. Цель"Православного Дела" – стремиться к этому. Оно должно звать к духовному и нравственному возрождению общества. Оно должно распространять истины Православия не как отвлеченную догму, а применительно к данным условиям и показывая, как разрешаются на основе православных начал все вопросы личной, общественной и государственной жизни.… По православному пониманию Церковь составляют не только иерархи и священнослужители, но и весь верующий православный народ… деятельное участие в ней и ответственность за жизнь Церкви лежит и на мирянах". Эти слова принадлежат не тем, кто создал в 1935 г. объединение"Православное Дело", а произнесены в 1959 г. при открытии общества"Православное Дело"ныне прославленным Зарубежною Русскою Церковью во святых архиепископом Иоанном (Максимовичем), бывшим тогда Экзархом этой Церкви в Западной Европе[150]. Как бы не отличались друг от друга по своим взглядам демократы и социалисты"новоградцы"и сторонник монархии свт. Иоанн, их подходы к данному вопросу, как видим, – очень похожи. Общим является идея о том, что для возрождения России и мира необходимо создание"православной общественности", которая бы действовала в миру.

Что касается представления матери Марии о"Православном Деле", то мы находим его в одноименной статье 1935 г., опубликованной в"Новом Граде"[151]. Главный вопрос для нее: как сделать так, чтобы христианство, обращенное в мир, перестало быть второсортным по сравнению с тем, которое обращено к Богу. Статья полемически заострена против К. Леонтьева и В. Розанова. С В. Розановым мать Мария не соглашается, что христианство имеет"темный лик"[152], что, в отличие от мира, который знает радость и любовь, православие радости не знает, что его суть – в борьбе с плотью, страстями и в страхе Божием, и этот"темный"(монашеский) лик православия противоположен"живой жизни", он делает мир"горьким". То же самое, хотя с позиций защиты православия, утверждает и К. Леонтьев. Мать Мария, напротив, говорит, что теперь (напомним, речь идет о Европе эпохи экономического кризиса) каждому совершенно ясно, что"не дает радости вся современная жизнь, – горькая, хотя в ней отнюдь не отражается сейчас горький и скорбный лик Христа"[153]. Одним словом, не Христос делает жизнь"горькой"(вопреки Розанову), а сам мир настоящей радости не знает. Радость возможна только во Христе, это пасхальная радость взаимной любви, являемой миру и проявляемой в мире как"единодействие"[154]. Не будем спорить, насколько мать Мария адекватно поняла двух русских мыслителей (ее суждения о них слишком схематичны и категоричны), гораздо важнее то, что она предложила сама.

Ответом на вызов, брошенный христианству с позиций защиты"живой жизни"(Розанов) и тех, кто хотел бы ее"подморозить"(Леонтьев), является не приспособление к миру в духе христианского гуманизма, но соединение двух предельных вещей – любви к Богу и любви к человеку. В этом контексте мать Мария впервые выдвигает идею о"мистике человекообщения"(которая наряду с идеей"подражания Богоматери"является основной в ее учении о любви):"Необходимо понять, что христианство требует от нас не только мистики Богообщения, но и мистики человекообщения, что по существу приводит нас также к раскрытию Богообщения. Только при такой установке исчезает второсортное христианство, обращенное к миру"[155]. Человек – образ Божий, и правильное общение с ним – тоже путь к Богу. Речь идет именно о"мистике", то есть о самом высоком измерении духовной жизни, а не о чем‑то, сводимом к социальному служению в миру и благотворительности."Мы не хотим быть благотворителями, – мы строим нашу общую жизнь"[156], – писала мать Мария. Речь шла о попытке единения людей на основе евангельских заповедей, которые для нее тождественны с православными:"Соборное, православное христианство… ежедневно учит нас за литургией:"Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы"."Возлюбим", – это значит не только единомыслие, но и единодействие, это значит общая жизнь"[157]. Там мать Мария говорила о воплощении евангельских, литургических принципов жизни, той любви, которую заповедал Христос. Нет сомнений, что жить так невозможно, что это – попытка осуществить Царствие Божие на земле, но именно таково дерзание матери Марии. Против В. Розанова и К. Леонтьева она писала:"Не темный лик и не розовое христианство сулит нам грядущее время. Лик будет огненным, и христианское делание белым"[158]. Говоря проще, речь шла о святости. В то время как большинство"новоградцев"продолжали размышлять о социальном христианстве и христианской демократии, мать Мария призывала всех, кто услышит, к святой жизни. Ее‑то она и считала единственным ответом на вопросы Леонтьева и Розанова.

Создание"Православного Дела"было несомненной победой матери Марии, но этой победе предшествовало тяжелое поражение. Объединение образовалось в сентябре 1935 г., а непосредственно перед этим, в июле, приехавший на парижский конгресс писателей Ал. Толстой убедил Гаяну (ей было уже 22 года) вернуться в Россию. Что касается Ал. Толстого, то некогда он был идейно близок левому крылу"сменовеховцев". Е. Скобцова упоминает это движение, называя его по имени его лидера Устрялова ("устряловцы")[159], впрочем сам Н. Устрялов представлял собой правое крыло этого движения, не вполне чуждого"утвержденцам"(в"Утверждениях"№ 3, 1932 г. даже была опубликована его статья). Идеология движения подробно проанализирована М. Агурским[160], который называет ее"национал–большевизмом". Движение это одобряло большевиков и коммунистическую революцию и полагало, что коммунизм – это национальная судьба России, что, несмотря на весь ужас революции, именно коммунистическая Россия спасет мир от духовной смерти, хотя коммунизм при этом, конечно, должен эволюционировать. Одним словом, эта идеология была разновидностью русского мессианизма. Отъезд старшей дочери, до этого разделявшей труды с матерью, был тяжелым ударом для матери Марии. Такова была для нее расплата по"мессианским"счетам ("мессианская"тема встречается в последний раз в 1933 г., когда мать Мария на семинаре по истории русской мысли в Пореволюционном клубе делала доклад"О русской мессианской идее до славянофилов"; его содержание нам не известно).

Трагическая разлука матери и дочери была реальностью того"страшного суда", который происходит уже в этой жизни и отделяет друг от друга даже близких людей (каждый из которых наделен свободой). Но, как мы видим по жизни матери Марии, даже"правые"на этом суде оказываются в ответе за тех, кто выбрал другую сторону. Можно только догадываться, что испытала мать Мария, когда получила от Гаяны письмо из СССР, в котором та писала, что за ударный труд ей собираются подарить собрание сочинений тов. Сталина[161].

Назвав когда‑то, в период своего увлечения образом матери–земли, дочь именем Гаяна"земная", Кузьмина–Караваева, вероятно, и не подозревала, как скажется это имя на судьбе дочери. Гаяна вернулась на свою и своей матери земную родину ("землю"), здесь ей и было суждено умереть в 1936 г.

Смерть второй дочери, как и смерть первой, вызвала у матери Марии глубокие переживания. Вероятно, после нее она написала статью"Рождение в смерти", где изложила свою теодицею. Тема смерти нашла свое выражение и в новых стихах матери Марии. Вместе с частью старых эти стихи были опубликованы в сборнике"Стихи"(Берлин, 1937). Это была первая в истории Церкви и русской культуры книга стихов, выпущенная православной монахиней. Помимо любви–сострадания к людям и творению, всего того, что мать Мария назвала"всеобъемлющим материнством"[162], в новых стихах (более подробный анализ которых см. в главе III. 3) мы находим новую духовную установку – на активное сопротивление злу, которое передается в образах битвы Давида с Голиафом. Смысл этих стихов, как и того, о каком сражении идет речь, проясняется в контексте статей матери Марии, в частности,"Второй Евангельской заповеди"(1939). Христианин выступает на стороне Бога в битве за сердца человеческие. Мало увидеть в ближнем образ Божий. Увидев его в своем брате, человек увидит и"как этот образ Божий затуманен, искажен, исковеркан злой силой. Он увидит сердце человеческое, где диавол ведет непрестанную борьбу с Богом, и он захочет во имя образа Божьего… начать борьбу с диаволом… Он это сможет, если у него не будет ни одного самого утонченного, самого корыстного желания, если он, подобно Давиду, сложит с себя доспехи и только с именем Божиим кинется в бой с Голиафом"[163].

Теперь становится понятно, о чем идет речь в стихах: