В научно–критической литературе об этом памятнике неоднократно разбирался вопрос о зависимости его от Пастыря Ермы и от послания псевдо–Варнавы. В зависимости от решения вопроса, кто же старше, Пастырь или Дидахи, решалась среди ученых и проблема автора, даты написания и места. Единодушного мнения нет, и согласовать отдельные гипотезы нелегко. При невозможности обозреть все предложенные решения, ограничимся упоминанием лишь наиболее интересных.

Сам митр. Филофей, а за ним и Харнак стояли за время от 120 до 160 годов. Харнак, правда, не решался относить его к эпохе до 140 года. Функ, Цан, Шафф допускали возможность последних десятилетий I века. Сабатие, Майоки, Мюнхен шли даже до половины I века, причем Сабатие ставил это «Учение» до миссионерских путешествий ап. Павла.

С другой стороны, не было недостатка и в мнениях противоположных. Так, Кравуцкий определяет время составления годами 190–200, Бигг — IV веком. Некоторые шли еще дальше, а именно до V и даже VI веков.

Место написания не вызывало столько разногласий. Почти все согласны с Сирией, или Палестиной, позволяя себе иногда уточнять его Иерусалимом.

Характеристика памятника и оценка его содержания, так же как и вопрос о времени составления возбудили немало спорных предложений. Принадлежность его к так называемой «литературе двух путей» позволяла некоторым ученым считать, что в основе памятника лежит некий иудейский, раввинистический катехизис для прозелитов, так или иначе приспособленный для нужды христианской миссии среди евреев или язычников. Это мнение было впервые выдвинуто Харнаком. Его разделяют Тэйлор и Сави. Барденхевер решительно отвергает возможность существования именно такого иудейского Proselytenkatechismus или Proselyteninstruktion. Митр. Филофей думал, что это полемический трактат против гностиков или монтанистов. Кравуцкий считал его памятником евионистическим или монархианским. Барденхевер не допускал мысли о существовании катехизиса (I, 80). Но мнение о том, что Дидахи само по себе есть какое–то наставление для крещающихся, встречает наибольшее число сторонников среди ученых, независимо от того, в чем и где они будут искать истоки и происхождение его. Есть, правда, еще и другое мнение, а именно, что Учение 12 апостолов есть гораздо более поздняя компиляция. Упомянутый уже Бигг считает, что в этом памятнике заметны сильные влияния монтанизма. Он их усматривает в идеализации апостольского прошлого, в антииудейской тенденции памятника, в повышенной, экзальтированной духовности и в ригористическом аскетизме, в профетизме и в отсутствии упоминания пресвитерского чина в христианской иерархии. Все это позволяет Биггу думать, что перед нами монтанистический памятник IV века, происхождением из Фригии.

Мнение о монтанистическом происхождении Дидахи готов защищать и проф. прот. Н. Афанасьев.

Содержание памятника.

Автор этого произведения, как думают некоторые (напр. Э. Жакие), христианин из евреев, слушатель и может быть спутник апостолов, вышедший из окружения ап. Иакова Младшего, и который мог быть облечен некими священными правами, на что указывает знание им ритуальных особенностей и текста молитв, — составил некое руководство для обращающихся в христианство. Но «катехизис» этот существенно отличен от позднейших руководств для оглашенных. Догматическое учение им меньше всего разработано. Оно остается в чертах расплывчатых и совершенно не систематизировано. Как замечает один из исследователей, внимание обращается в нем больше на нравственную сторону, чем на вероучение: «анафема произносится на поведение, а не на мысль…. Лжепророки суть шарлатаны и эксплуататоры, а вовсе не инакомыслящие.»

Догматическое учение этого памятника весьма несложно, что, впрочем, соответствует всему стилю раннего христианства. Тем не менее, можно наметить ряд догматических положений. Исповедуется определенно вера в Троичность Бога, «Отца и Сына и Святого Духа» (VII, 2), Бог — Творец мира (I, 2) и Он вседержитель (X, 3), Свят (X, 1), Всесилен (X, 3), наш Спаситель (IX–Х), Дух Святый исповедуется наравне с Отцом и Сыном (VII). Господь Христос будет судить мир (XVI). Церковь есть соборное единство отдельных верующих (IX). «Совершение» Церкви в любви, и Церковь отличается от Царствия Божия, ей уготованного (X). Памятник знает два таинства — крещения и евхаристии (VII, IX, X). Крещению предшествует катехизация готовящегося принять христианскую веру (VII). Человек есть образ Божий (V).

Нравственное учение сводится к повторению евангельских заповедей. Перед христианином в общем лежат два пути, жизни и смерти, т. е. добра и зла. Не надо делать другим того, чего мы себе не желаем. Перечисляются обязанности по отношению к себе, другим, к братьям, старейшим, бедным, семье, слугам.

Литургическая часть памятника, хотя и отличается чрезвычайной примитивностью и лаконичностью, как и все произведение, тем не менее дает ряд ценнейших указаний о строе богослужебной жизни в первые десятилетия после вознесения Господа. Как указано, существуют два таинства, на которых основывается духовная жизнь христианина. Крещению должно предшествовать более или менее длительное оглашение готовящегося; предписывается также пост для крещаемого, крестящего и «некоторых других, если могут» (VII). Крещаемый должен поститься за день или за два. Крестить надо во имя Отца и Сына и Святого Духа, погружением в живой воде; за отсутствием живой воды (т. е. проточной) можно и в какой–либо другой, лучше в холодной, но можно и в теплой. Пост вообще не должен совпадать с постами «лицемеров," т. е., вероятно, евреев. Иными словами, постными днями определены среда и пятница, в отличие от еврейских понедельника и четверга. Предписано троекратное в день чтение молитвы Господней «Отче наш.» Очень интересны молитвы при преломлении Хлеба. Они стоят в теснейшей связи с застольными молитвами евреев. Изучению их посвящена целая литература. Участие в евхаристии дозволено только крещеным. Молитвы читаются «пророками» не по писанным формулярам, а «сколько они хотят," что указывает на полный расцвет харизматической жизни христианской общины. Приведены три молитвы при преломлении Хлеба и вкушении от Чаши. Участие в евхаристической жизни предполагает, кроме крещения, еще и «святость," т. е. чистоту совести. В противном случае предписано покаяние. В чем оно состоит, не сказано. Но все же указывается необходимость исповедания грехов (X, XIV). Приходить к Чаше можно только примиренным с противником своим (XIV).

В памятнике приведены тексты трех молитв, которые могут служить примером харизматического творчества Церкви того времени. В первой молитве, о Чаше, благодарят Бога «за святую лозу Давида, отрока Твоего," которая явлена через Иисуса. Во второй молитве, о Хлебе, сказано: «[…] Как этот преломляемый хлеб быв рассеян по холмам и, будучи собран, сделался единым, так да соберется Церковь Твоя от концов земли в царствие Твое.» Характерно в этом отрывке соборное восприятие церковного единства. В третьей евхаристической молитве возносится благодарение за создание мира и совершается поминовение Церкви, «совершенной в любви, собранной от четырех ветров и освященной во царствие Божие.» Молитва кончается словами: «да приидет благодать и да прейдет мир сей! Осанна Сыну Давидову. Если кто свят, пусть приходит, а кто нет, пусть покается. Маранафа. Аминь.» Характерным в этой молитве является зачаток будущего евхаристического канона, начинающегося благодарением Бога за создание мира и переходящего после освящения Даров в ходатайственные молитвы о Церкви, о живых и об усопших.

Обращаясь к иерархически дисциплинарной части памятника, следует подчеркнуть особую динамичность жизни христианской общины в освещении этого произведения. Чувствуется полная неутвержденность всей жизни в земном и временном. Все устремлено к грядущему, чаемому Граду. Здесь нет пребывающего обиталища. Настоящая родина не здесь, а на небе, в будущем царстве Христа, а не во временном господстве властей этого преходящего мира, земных царей и князей. Христианство живет, так сказать, «кочевыми» интересами на этой планете. Земным привязанностям, патриотизму, национализму нет и не может быть места в мировоззрении учеников Христовых. Этот мир с его заботами и целями должен в сознании и религиозном чувстве христианина уступить место чаемому царству Небесному. Христианство молится не об утверждении власти земных владык и не о господстве одной национальности над другой, а о том, чтобы пришло царство Божие и чтобы прекратился этот мир. «Да прейдет этот мир.» Ни в одном памятнике так ясно не выражена независимость и незаинтересованность христианства этим миром, государством, национальными чувствами и пр., как в Учении 12–ти апостолов и в так называемом Письме к Диогнету.

Структура христианской иерархии представляется в Учении таким образом. Она составлена из пяти разных служителей Церкви. Это апостолы, пророки, учители, епископы и диаконы.