Пр. Симеон оплакивает точку зрения своих противников и защищает ежедневное причащение со слезами: «Если же они это считают совершенно невозможным, со слезами ежедневно причащаться страшных Тайн, увы их неведению, поразительно их бесчувствие, горе безумию говорящих это и их нерадению и окаменению!» [357] В связи с этим нужно заметить, что по пр. Симеону способность проливать слезы не зависит от свойств нашей природы, но от нашей доброй воли. Это дар Божий, подаваемый всем, кто в действиях обнаруживает волю к этому. Следовательно, наша вина, если мы не можем плакать. «Ты хочешь никогда не причащаться без слез? — обращается пр. Симеон к одному из своих противников. — Делай ежедневно то, что поешь и читаешь, и тогда ты сможешь и это непрестанно совершать» [358]. Иначе говоря, жизнь монаха (и вообще христианина) должна согласоваться с наставлениями, которые он ежедневно слышит в церкви, в чтениях Священного Писания, песнопениях, творениях св. отцов и т. д. Иначе было бы невозможно достойно причащаться даже раз в год [359]. «А делающий все это, — продолжает пр. Симеон, — и проводящий свою жизнь в стенаниях и слезах, весьма достоин не только в праздник, но каждый день, от самого начала, если и дерзновенно сказать, своего покаяния и обращения своего быть в причастии этих Божественных Тайн… Так поступая и так настроенный, он ежедневно просвещается душой, получая помощь от причастия Святых (Тайн), и скоро возводится на совершенное очищение и святость» [360].

Искупительная и освобождающая сила причастия (а также и крещения) хорошо выражена пр. Симеоном в 5–ом Огласительном Слове: «(Христос) умер и Своею смертью разрушил смерть. Воскрес и уничтожил силу и энергию врага, имеющего через смерть и грех власть над нами. Потому что, вложив в смертоносный яд и отраву греха неизреченную и животворящую энергию Своего Божества и плоти, всецело искупил весь род наш от действия врага, а посредством Святого крещения и причастия Пречистых Его Тайн, Его драгоценного Тела и Крови, очищая нас и оживотворяя, соделывает святыми и безгрешными, но опять–таки оставляет нас быть почтенными свободою воли, дабы нельзя было подумать, что мы служим Владыке по насилию, а не по произволению» [361]. Пр. Симеон клеймит в том же Огласительном Слове недостойных иереев, которые служат Св. Евхаристию, и вкладывает во уста Христовы следующие слова на Страшном Суде: «Почему вы не испугались нечистыми руками и более нечистыми душами держать и есть Меня Пречистого и Нескверного?» [362] Интересно духовное наставление, которое пр. Симеон преподает одному послушнику, как приготовляться ко причащению: «Проведя таким образом часы до литургии, брат, возвратись снова на молитвенное собрание (σύναξιν) со тщанием и с большой охотою. Стань, как мы тебе предписали на утреннем славословии, никоим образом не предавая забвению плач. Стань с трепетом, как видящий Сына Божия закалаемого для тебя. И если ты достоин и получил отпуск на это, приступи со страхом и радостью приобщиться неизреченных Тайн» [363]. Как можно заключить, причащение в монастыре св. Маманта было частым, но не обязательно ежедневным. Оно предполагало, однако, разрешение со стороны духовника.

В данном случае дело шло о послушнике, начинающем духовную жизнь, но твердо решившемся вести ее. Совершенно иначе пр. Симеон относится к молодому человеку, который живет в миру, но, несмотря на свою искренность, еще не дал доказательств постоянства, и может быть даже напротив. В своем Послании пр. Симеон не советует ему приступать ко св. Евхаристии, прежде чем он не утвердится в покаянии: «Тебе нужно воздержаться от божественных и страшных Тайн, — пишет он, — я хочу сказать — непорочного Тела и Крови нашего Владыки и Господа, Иисуса Христа, Бога … до тех пор, как твое состояние духовное будет неизменным касательно дурных действий греха и пока ты не приобретешь непреклонную волю и окончательную ненависть к греху. Но когда ты увидишь себя пришедшим в такое состояние, тогда приближься, брат, с неколебимой верою, причащаясь не хлебом и простым вином, но Телом и Кровью Бога и Самим Богом. И таким образом ты станешь причастником Его славы и получишь посредством их очищение и полное оставление твоих собственных грехов, и ты будешь иметь в тебе вечную жизнь, и ты станешь сыном света и дня. Но если, не став прежде таковым, ты примешь Христа, тогда бесы, с еще большей завистью, как увидевшие тебя презревшим Бога и недостойно приближающимся (к таинству), с насилием обратятся против тебя и безжалостно опрокинут тебя в грязь, снова бросят тебя туда, и ты станешь тогда вместо христианина убийцей Христа. И ты будешь осужден с теми, кто Его распял, как это говорит Павел: «Кто ест и пьет Тело Господне недостойно, будет виновен против Тела и Крови Господа» [364]. В тех же Посланиях пр. Симеон наряду с заявлением, что причащение, как и крещение, необходимо для спасения, утверждает, что благодать этих таинств остается всегда той же, как в апостольские времена, «потому что без крещения и без причащения божественных тайн никто из верных не будет признан достойным вечной жизни. Они (эти таинства) не преподаются ни святыми апостолами, ни святыми отцами прошедших времен, наследовавшими апостолам, но теми, которые находятся сейчас и которые живут сегодня с нами. Поэтому совершенно ясно, что то, что преподавали верующим те, которые существовали тогда в мире, то же в точности преподают нам в настоящее время те (кто живет сейчас), и эти последние равны первым. Каким образом? Потому что, как те крестили в воде и Божественном Духе, так и теперь эти делают. Те преподавали Тело и Кровь Христовы, то же самое эти преподают и нам теперь. И те не имели ничего лишнего, и ничего не недостает в том, что преподается нам теперь. Те учили вере во Христа и Отца и Сына и Святого Духа, в Троицу нераздельную и единочестную. Тому же самому нас учат наши отцы» [365].

Но что мыслит пр. Симеон под «достойным причащением»? Он повторяет это еще раз в другом Послании: причастие только тогда достойно, если оно совершается с сознанием Бога, принимаемого в нем. «Тот несомненно, — пишет он, — кто ест Плоть Сына Божия и пьет Его Кровь, если он не сознает ясно и точно в чувстве и со знанием, что он пребывает в Боге и что Бог пребывает в нем, не причастился еще, по крайней мере достойно, этих Тайн.

Таковой «не может умственно созерцать Божественные Тайны, как Самого Христа и Бога, а только чувственно видимые и лежащие перед (нами)».

Из всего сказанного можно вывести заключение, что для пр. Симеона св. Евхаристия была великим таинством, ведущим нас на нашем пути к Богу. Хотя пр. Симеон не дает никакого догматического определения и не философствует о природе преложения Евхаристических Даров, он решительно утверждает духовную действительность этого изменения действием Святого Духа и основывает вообще эту тайну на тайне воплощения, включая сюда искупительную смерть Христа, дарующего нам воскресение. Это постоянное нисхождение Слова, «Небесного Хлеба», раздаваемого Христом. Причастие описывается при помощи различных символов и библейских метафор — манны, источника и т. д., оно дает жизнь и бессмертие. Без него невозможно спастись, евхаристические дары, ставшие истинным Телом и Кровью Христа, всецело обожаются и одухотворяются и приобретают таким образом спасительную ценность для тех, кто приобщается достойным образом, в то время как недостойные, которые их едят и пьют, не извлекают из них никакой пользы и Божество остается для них недоступным. Они не видят Бога. Пр. Симеон очень настаивает на этом духовном и сознательном характере причащения.

Только сознательное причащение, когда чувствуется внутренне, что соединяешься с Богом, является подлинным и истинным причащением. Мы не становимся достойными причастниками оттого, что причащаемся очень редко, но если наша жизнь согласуется с заповедями Христовыми и учениями святых отцов, если мы стяжали дух постоянного покаяния. Такой человек, даже в начале своего обращения к Богу, может ежедневно причащаться, но это не значит, что частое причащение всегда полезно. Наоборот, для того, кто вновь впадает в тяжелые грехи, оно даже вредно, так как раздражает бесов, которые бросают нас тогда в бездны нечистоты. В духовной жизни причастие дает нам видение Бога, оно соединяет нас и вотелесняет с Ним, и мы становимся Его членами. Частое и сознательное причащение — центр духовной жизни, — таково, говоря кратко, учение пр. Симеона.

Великое таинство Евхаристии, в котором недоступный и невыразимый Бог видим и вкушаем людьми, приоткрывается пр. Симеоном в следующих словах, которыми он пытается выразить невыразимое: «Как Ты меня удостаиваешь и видеть и быть видимым мною и держаться моими руками, держащий все, невидимый всеми небесными воинствами и неприступный Моисею, первому в пророках? Ибо он не удостоился увидеть Твое Лицо, ни кто–либо другой в людях, чтобы не умереть. Тебя, непостижимого, Тебя одного, невыразимого, Тебя, невместимого всеми и неприступного для всех, как я удостаиваюсь и держать, и лобзать, и видеть, и есть, и иметь в моем сердце, Христе, и пребываю неопалимым, одновременно радуясь и трепеща, и воспевая Твое многое человеколюбие, Христе?» Евхаристия — это тайна любви Бога к людям.

5. ИСПОВЕДЬ И СВЯЩЕНСТВО

Служение святой Евхаристии, исповедь и причастие, необходимость, в особенности, иметь духовника, ставили перед пр. Симеоном вопрос, который живо его волновал. Имеет ли всякий священник или епископ, ради одного только факта, что он был рукоположен, власть служить литургию и отпускать грехи? Кто способен духовно руководить другими и какими духовными дарами должно обладать, чтобы исповедовать? Тут убеждения пр. Симеона не совсем определенны и колеблются от духовного радикализма до относительной умеренности, что вообще ему свойственно.

Пр. Симеон отнюдь не отрицает значения священнического рукоположения и любит подчеркивать пред лицом своих противников, что сам он был рукоположен епископом. Так, он говорит: «Мы открываем вам талант, данный нам, и благодатный дар через пророчество и с возложением рук архиерея, совершившего нас во священство» [366]. Пр. Симеон признает, следовательно, что епископское рукоположение преподает пророческий благодатный дар (χάρισμα), то есть дар Святого Духа. Однако, пр. Симеон говорит также, что рукоположение, как бы ни было оно необходимо, не достаточно, чтобы достойно служить, как, впрочем, и сакраментальное крещение не достаточно, чтобы стать подлинным христианином. Необходима также жизнь, согласная с заповедями Божиими, и, особенно, сознательное обладание дарами Святого Духа, с вытекающей отсюда духовной свободой.

Но прежде всего пр. Симеон показывает исключительное величие служения. «Кто, — говорит он,… — удостоившийся высшей и первой славы, сможет представить себе что–нибудь более славное, чем служить литургию и созерцать самую высшую природу, вседеятельную, невыразимую, неприступную для всех?.. Если ты увидел Христа, если ты получил Духа и был приведен ко Отцу через Них обоих … ты узнал бы, что велико и страшно, и выше всякой славы … служить (λειτουργεΐν) с чистою совестью сердца чистой и святой и нескверной Троице» [367]. Пр. Симеон призывает поэтому не служить литургию, если кто не отрекся совершенно от мира: «Не заблуждайтесь, братья, не смейте прикасаться совсем или приступать к неприступному естеству! Потому что кто не отречется от мира и от того, что в мире, и не отречется от своей души и тела … не может приносить Богу таинственную и бескровную жертву (θυσίαν) чисто чистому по природе» [368]. Но и этого, однако, недостаточно, нужно еще быть явно призванным Богом ко священству. «Но не всем таковым, — (то есть отрекшимся от мира и т. д.) говорит пр. Симеон, — можно служить, но если даже кто примет всю благодать Духа и от чрева матери пребывает чистым от греха, если не по повелению Божию и Его выбором, извещающим его душу Божественным осиянием и возжигающим ее желанием Божественной любви, то не кажется мне благоразумным ему священнодействовать Божественная (ίερουργεΐν τά θεία) и касаться неприкосновенных и страшных Тайн» [369]. Отметим, однако, не категорический тон этого утверждения.

Сам пр. Симеон удивлен и опечален, как он посмел принять это высшее достоинство, священство и игуменство. Он трепещет перед его высотою [370]. Вообще, пр. Симеон не делает различия между властью служить литургию и оставлять грехи. То и другое является следствием священнического рукоположения, которое не должно принимать прежде приятия Святого Духа, не отождествляемого с самим рукоположением. «Но не считайте себя, — говорит он, — … обманывая самих себя и сбиваясь со смысла, быть чем–нибудь, будучи ничем, и, как почивающие совестью, не думайте, что вы духовны прежде, чем получили Святого Духа. И вследствие этого вы спешите неразумно воспринимать чужие помыслы и восходите на игуменства и начальственные должности, и имеете дерзость бесстрашно (принимать) священство, и бесстыдно выдвигаете самих себя бесчисленными способами на митрополии и епископства пасти народ Господень» [371]. И он советует: «Смотри, не предпринимай сначала пасти, прежде чем ты не приобретешь подлинным другом твоего доброго Пастыря, потому что ты ничего другого не выиграешь, знай, как дать ответ Богу не только о своем недостоинстве, но и об овцах, которых ты погубил по неопытности и страстности» [372]. Это особенно верно относительно отпущения грехов: «Смотри, прошу, не принимай на себя вообще чужих долгов, будучи сам должником в чем–нибудь; не дерзни дать отпущение, не приобретши в сердце вземлющего грех мира» [373]. Также не следует судить других прежде, чем получишь Святого Духа [374], ни в особенности иметь дерзость добиваться церковных должностей, не будучи призванным свыше [375]. «Тогда (после Божественного призыва), исполненный Духа Святого, в свободе от закона плоти и смерти греха, ты будешь поставлен Божией благодатью праведным судьей на суд других, как выдвинутый (προχειρισθε'ις) на это Духом» [376].

Большое совершенство требуется пр. Симеоном от высших церковных сановников, которые в противном случае должны были бы покинуть свои кафедры: «Патриархи, если вы не друзья Бога, если не сыновья, если не боги по положению, то есть подобные Богу по природе, по благодати, данной вам свыше, отступите от престолов, и шедши, прежде всего вразумите себя от Божественных Писаний. И ставши отображением Бога, тогда со страхом прикасайтесь к Божественным вещам. Если же нет, когда Он откроется, тогда узнаете, что Бог наш есть огонь поядающий, не друзей, ни тех, кто Его возлюбил, но не принявших Его, пришедшего как свет» [377]. Отметим, что, несмотря на резкий тон некоторых из этих высказываний пр. Симеона и его критику церковной иерархии, мы не находим в них прямого заявления о недействительности таинств, совершаемых недостойными, по пр. Симеону, священниками, ни отвержения иерархии, жизнь которой далека от совершенства. Это скорее острая критика образа действий этого иерархического строя и напоминание, что в таких условиях совершение таинств вредит тем, кто их совершает недостойно. «О бесстыдство! — пр. Симеон продолжает свою критику против тех, кто принимает рукоположение, не будучи призван Богом. — Никто не сможет презирать земного царя и похищать его честь и достоинство, и присваивать себе, а ты небесного, как если бы Он был ничем, презираешь и осмеливаешься налагать руку на апостольские достоинства без Его склонности и воли? Всецело в таком состоянии, ты думаешь, что Владыка оставит это без расследования? Ни в коем случае, никак!» [378] Как бы то ни было, даже если кажется, что Бог призывает нас, принятие правящей должности в Церкви должно ощущаться как опасное духовное нисхождение. «Даже тогда, — говорит пр. Симеон, — тебе не следовало бы быть дерзновенным и всецело беззаботным, но со страхом и трепетом, как опускающемуся с высоты к некоей глубине глубочайшего колодца, полного всевозможных пресмыкающихся и зверей, таким образом вступать на (управление) митрополией или патриархией или на какое–нибудь другое начальство, епископство, если случится, или на управление народом» [379]. Во всяком случае, всякую власть дает Святой Дух, и Его нужно слушаться со страхом. «Нужно ли говорить людям, подобно настроенным относительно власти вязать и решать (которые учат, не имея истинной премудрости, Господа нашего Иисуса Христа), тогда как имеющие в себе Утешителя, отпускающего грехи, дрожат, как бы не сделать чего–нибудь вопреки воле находящегося в них и через них говорящего? Но кто, столь неистовствующий и вознесшийся на такую дерзость, чтобы прежде приятия Утешителя сказал бы или сотворил дела Духа и без указания Божия совершал бы дела Божий?» [380]