Его послѣднія слова были: «Мнѣ очень хорошо». При немъ была мать, братья Елагины и др. Похоронили его въ Оптиной Пустыни, рядомъ съ братомъ.

Глава X. Старецъ Іеросхимонахъ Амвросій (1812–1891)

Старецъ iеросхимонахъ Амвросш родился 23–го ноября 1812 года, въ с. Большой Липовице Тамбовской губ. и того же уезда, отъ пономаря Михаила Феодоровичаи жены его Мареы Николаевны Гренковыхъ. Новорожденнаго назвали во св. крегцеши Александромъ въ честь Благовѣрнаго В. К. Александра Невскаго, память котораго пришлась въ самый день рождешя младенца. Имя это носилъ и благословенный царь Александръ Павловичъ и, ввиду того, что въ это самое время происходило отступлеше изъ Россш Наполеоновской армш, причинившей столько разрушешй и горя, есть основаше думать, что въ этотъ день многострадальная Русь особо праздновала день Святого, тезоименнаго Царю Благословенному. Среди крестьянъ с. Липовицы наблюдалось большое праздничное движете. Передъ рождетемъ младенца, къ деду его, священнику этого села, съехалось много гостей. Родительница была переведена въ баню. 23 ноября въ доме о. Феодора была большая суматоха, и въ доме былъ народъ и передъ домомъ толпился народъ. Старецъ шутливо приговаривалъ: «Какъ на людяхъ я родился, такъ все на людяхъ и живу».

У причетника Михаила Федоровича всехъ детей было восемь человѣкъ, четыре сына и четыре дочери; Александръ Михайловичъ былъ шестымъ изъ нихъ.

Въ детстве Александръ былъ очень бойкш, веселый и смышленый мальчикъ. Онъ преданъ былъ дѣтскимъ забавамъ, такъ сказать, всемъ своимъ существомъ; и потому въ доме ему не сиделось. Поручала ему иногда мать покачать колыбель одного изъ младшихъ детей своихъ. Мальчикъ обыкновеннр садился за скучную для него работу, но лишь до техъ поръ, пока мать, занятая домашними делами, не упускала его изъ виду. Тогда осторожно пробирался онъ къ окну, также осторожно открывалъ его, и мгновенно исчезалъ изъ комнаты, чтобы порезвиться со своими сверстниками. Разсказывалъ еще самъ Старецъ и еще о некоторыхъ своихъ дётскихъ проказахъ: какъ однажды онъ было полѣзъ подъ крышу за голубями, но упалъ и ободралъ себе спину; между темъ никому изъ домашнихъ не посмелъ сказать объ этомъ, боясь еще наказашя за шалость.

А въ другой разъ, несмотря на замечаше матери, не переставалъ стегать у себя на дворе одну смирную лошадку, которая, выйдя изъ терпЬшя, поранила его копытомъ въ голову. Понятно, что за подобное поведете Александра не любили въ семье. Къ нему не имели особеннаго расположетя ни дЬдъ, ни бабка, ни даже родная мать, которая более всего любила старшаго своего сына Николая и младшаго Петра.

Смышленый Саша очень хорошо понималъ свое неловкое положете среди нелюбившей его родной семьи, хотя можетъ быть и не зналъ тому причины, а м. б. отчасти и зналъ, да не могъ и не умелъ вести себя такъ, чтобъ заслужить любовь старшихъ членовъ семьи. Темъ не менее по временамъ ему досадно было, что его младтттш братишка пользуется, сравнительно съ нимъ, особенною всесемейною любовью. «Однажды», такъ впоследствш передавалъ самъ Старецъ, «очень раздосадованный этимъ, я решился отомстить брату. Зная, что дЬдъ мой не любитъ шуму, и что, если мы дети бывало разшумимся, то онъ насъ всехъ безъ разбора, и праваго и виноватаго, отдеретъ за чубъ, я, чтобы подвести своего братишку подъ тяжелую руку деда, раздразнилъ его. Тотъ закричалъ, и выведенный изъ терпетя дедъ, отодралъ и меня и его. А последнеето мне и нужно было. Впрочемъ мне, и помимо деда, досталось за это порядкомъ и отъ матери и отъ бабки». Разсказывая про свои дЬтсия проделки, смиренный старецъ укорялъ себя передъ слушателями: «Покаюсь передъ вами, — делалъ я то–то и то–то».

На самомъ деле, онъ былъ просто живой ребенокъ, какъ ртуть, и не былъ въ состояши ходить по струнке, какъ требовалось въ строго–патрiархальной семье.

По обычаю того времени учился онъ читать по славянскому букварю, часослову и псалтири. Каждый нраздникъ онъ вместе съ отцомъ пелъ и читалъ на клиросе. Онъ никогда не виделъ и не слышалъ ничего худого, т. к. воспитывался въ строго церковной и религюзной среде.

При наступлети поры учешя, юноша былъ определенъ сначала въ духовное училище, а потомъ въ семинарiю. Изъ строгой семейной обстановки, онъ попалъ, по тому времени, въ еще более строгую — школьную. Способности его были исключительныя. Говорилъ его товарищъ по семинарш: «тутъ, бывало, на последшя деньги купишь свечку, твердишьтвердишь заданные уроки; онъ же (Гренковъ) и мало занимается, а придетъ въ классъ, станетъ наставнику отвечать, — точно какъ по писанному, лучше всехъ». Въ \юле 1836 года Александръ Гренковъ прекрасно окончилъ курсъ наукъ при добромъ поведети.

Сначала Александръ Михайловичъ служилъ домашнимъ учителемъ, а потомъ поступилъ наставникомъ въ Липецкое духовное училище.

Вскоре онъ тяжко заболелъ. Надежды на поправлеше почти не было и онъ далъ обетъ въ случае выздоровлешя пойти въ монастырь.

Хотя онъ и выздоровелъ, но внутренняя борьба продолжалась еще долго. Александръ Михайловичъ былъ по природе жизнерадостнымъ, веселымъ, душею общества. Вотъ, какъ самъ Старецъ разсказываетъ объ этомъ перюде своей жизни: «После выздоровлешя я целыхъ 4 года все жался, не решался сразу покончить съ мiромъ, а продолжалъ попрежнему посещать знакомыхъ и не оставлять своей словоохотливости … Придешь домой — на душе непокойно; и подумаешь: ну, теперь уже все кончено навсегда, — совсемъ перестану болтать. Смотришь, опять позвали въ гости и опять наболтаешь. И такъ я мучился целыхъ 4 года». Для облегчешя душевнаго онъ сталъ по ночамъ уединяться и молиться, но это вызывало насмешки товарищей, надъ нимъ издевались.