Оптина пустынь и ее время

(«Богосл. Вѣстн.» Апрѣль 1905, стр. 765) … Проявленіе въ монашествѣ чрезвычайнаго дара различенія духовъ встрѣчается съ перваго его времени. Св. Аѳанасій сообщаете о преп. Антоніи Великомъ, что онъ «имѣлъ даръ различенія духовъ» [χάρισμα διαχρίσεως πνευμάτων εχων] (Р. п. 3, 214–245). Преподобный Евагрій, извѣстный писатель–подвижникъ, между другими благодатными дарованіями обладалъ даромъ различенія духовъ и очищенія помышленій (gratia discernendorum spirituum et purgandarum… congitationum). Никто изъ братіи не возвышался до такой степени духовныхъ отношеній. Онъ пріобрѣлъ даръ этоте изъ жизни, изъ собственнаго духовнаго опыта и, что важнѣе всего, при помощи благодати Божіей (per gratiam Dei) (Руфинъ, Исторія монаховъ, Р. п. 9697). Объ аввѣ Серидѣ разсказывается: «И помолился Боіу дать ему даръ разсужденія, пріобрѣтя который, онъ могъ съ помощію небесной благодати путеводить къ жизни души, врачевать оскорбленныхъ, преподавать цѣлительное врачевство, слово отъ Духа истекающее [χάρισμα].

«Затрудняемся сказать,» говоритъ дальше проф. Смирно въ, «въ какомъ отношеніи къ дару различенія духовъ стоите даръ прозорливости, который между прочимъ выражается въ способности проникать непосредственно въ нравственное состояніе другого человѣка, читать въ душахъ другихъ людей. Есть ли прозорливость самостоятельное духовное дарованіе, или особый видъ пророческаго дара различать духовъ, говоря конкретнѣе — ощущать присутствіе духовъ злобы или ангел овъ, — мы не знаемъ. Только это дарованіе болѣе рѣдко, чѣмъ различеніе духовъ. Однако примѣры обладанія этимъ даромъ идутъ также съ первыхъ временъ монашества. Пахомій Великій и Ѳеодоръ Освященный обладали даромъ прозорливости. Каждый узнавалъ грѣхи братіи или по Духу Божію, «Который былъ на немъ», или же по откровенію оть ангела. Даръ этотъ подвижники употребляютъ въ интересахъ исправленія людей. Преп. Геленъ поселился въ одной обители «нѣкоторымъ изъ братіи открывалъ тайныя помьттттленія и совѣты сердца: одинъ увлекался духомъ прелюбодѣянія, другой духомъ гнѣва, въ иныхъ прозрѣвала кротость, праведность, терпѣніе… И тЬ, которыхъ онъ обличалъ, сами должны были признать, что онъ какъ бы читаеть въ душахъ ихъ, и сокрушались сердцемъ (Лавсаикъ, 183184). Преп. Іоанну открыто было поведеніе каждаго (монаха) въ сосѣднихъ монастыряхъ и онъ писалъ отцамъ, что вотъ такіе то и такіе то предаются нерадѣнію, не исполняютъ въ страхѣ Божіемъ положеннаго правила, а другіе преуспѣвали въ вѣрѣ и духовномъ совершенствѣ. Писалъ и самимъ братіямъ… Дѣянія и самые поводы къ нимъ, подвиги и нерадѣніе. онъ такъ изображалъ, что иноки, сознавая правду написаннаго про нихъ, приходили въ сокрушеніе совѣсти» (Лавсаикъ, 188) («Богосл. Вѣстн.» Апр. стр. 766). Преп. Стефанъ Савваитъ также въ изобиліи обладалъ этимъ даромъ — умѣлъ «видѣть духомъ». Онъ самъ говорилъ: «Я удостоенъ оть Бога дара прозорливости и понимаю по одному виду и зрѣнію помыслы и тайныя страсти души изъ всего, что мы зримъ, или о чемъ насъ спрашиваютъ, или кто къ намъ попадается, я узнаю духовныя и душевныя нужды» (Vita St. Steph. Iulii., 538–522) («Богосл. Вѣстн.» Апр. стр. 733–774).

Одинъ изъ живыхъ примѣровъ старческаго служенія находимъ мы въ житіи преп. Серафима. Это ярко выступаетъ въ разсказѣ о томъ, какъ къ нему пришли одновременно Владимірскій купецъ и будущій намѣстникъ Сергіевой Лавры, тогда иіуменъ Антоній. Этотъ разсказъ читатель найдетъ ниже въ жизнеописаніи митрополита Филарета Московскаго. Изъ этого случая видно, что преп. Серафимъ готовилъ о. Антонія къ его будущему служенію и раскрывалъ ему духовные законы. На просьбу о. Антонія объяснить ему какимъ образомъ происходить дѣйствіе прозорливости, Преподобный отвѣтилъ ему слѣдующее: «Я грѣшный Серафимъ такъ и думаю, что я грѣшный рабъ Божій: что мнѣ повѣдаетъ Господь, то я и передаю требующему полезнаго… Первое помышленіе, являющееся въ душѣ моей я считаю указаніемъ Божіимъ и говорю не зная, что у моего собесѣдника на душѣ, а только вѣруя, что такъ мнѣ указываетъ воля Божія для его пользы. А бываютъ случаи, когда мнѣ выскажутъ какое–либо обстоятельство, и я, не повѣривъ его волѣ Божіей, подчиню своему разуму, думая, что это возможно, не прибѣгая къ Боіу, рѣшить своимъ умомъ: въ такихъ случаяхъ всегда дѣлаются ошибки».

Весьма назидательную и многообъяснительную сію бесѣду старецъ заключилъ такъ: «Какъ желѣзо ковачу, такъ я передалъ себя и свою волю Господу Боіу: какъ Ему угодно, такъ и дѣйствую, своей воли не имѣю, а что Боіу угодно, то передаю».

Изъ сего видно, что Самъ Всемогугцій Господь говорилъ устами преп. Серафима. Поэтому онъ, не задумываясь, сразу отвѣчалъ съ полной несомнѣнностью, и говорилъ даже и то, что не приходило и на помыслъ его собесѣднику, но что открывалъ Духъ Святой.

Рѣшительно то же самое говорилъ Оптинскій старецъ о. Варсонофій своему духовному сыну Василію Шустину: «Отслужишь обѣдню, пріобгцишься и затѣмъ идешь принимать народъ. Высказываютъ тебѣ свои нужды. Пойдешь къ себѣ въ келью, обдумаешь, остановишься на какомъ нибудь рѣшеніи, а когда придешь сказать это рѣшеніе, то скажешь совсѣмъ другое, чѣмъ думалъ. И вотъ это и есть действительный отвѣтъ и совѣтъ, котораго если не исполнить спрашиваюгцій, то навлечетъ на себя худшую бѣду. Это и есть невидимая Божія благодать, особенно ярко проявляющаяся въ старчествѣ послѣ пріобщенія Святыхъ Таинъ».

Иначе говоря, это есть совѣтъ, преподанный не черезъ человѣческій разумъ, а черезъ наитіе свыше, такъ называемое въ аскетикѣ «сердечное извѣщеніе». Такъ бываетъ по отношенію къ внѣшнимъ, но и между старцемъ и его ученикомъ, когда отношенія уже болѣе интимны, старцу открывается объ ученикѣ гораздо больше: тотъ же о. Варсонофій открываетъ эту тайну своему любимому духовному сыну: «Тутъ онъ задумался, видимо чувствуя скорое приближеніе смерти… И началъ говорить о благодати старчества… — «Насъ называютъ прозорливцами, указывая тѣмъ, что мы можемъ видѣть будущее; да, великая благодать дается старчеству, — это даръ разсужденія. Это есть наивеличайшій даръ, даваемый Богомъ человѣку. У насъ кромѣ физическихъ очей, имѣются еще очи духовныя, передъ которыми открывается душа человѣческая, прежде чѣмъ человѣкъ подумаетъ, прежде чѣмъ возникла у него мысль, мы видимъ ее духовными очами, мы даже видимъ причину возникновенія такой мысли. И отъ насъ не сокрыто ничего. Ты живешь въ Петербурге и думаешь, что я не вижу тебя. Когда я захочу, я увижу все, что ты дѣлаешь и думаешь. Для насъ нѣтъ пространства и времени…» (В. Ш. «Изъ Лич. Восп.». Бѣлая Ц. 1929, стр. 19 и стр. 49. 20). Интимная связь старца и ученика простирается до того, что старецъ принимаетъ на себя его грѣхи послѣ исповѣди, что является возможнымъ благодаря темъ благодатнымъ дарамъ старца, которые мы только что разсмотрѣли (Смирновъ. «Исповѣдь и покаяніе въ древн. мон. Востока», стр.

. «Монахъ, тревожимый демономъ хулы, цѣлыхъ 20 лѣтъ напрасно боролся съ искушеніемъ, наконецъ написалъ на хартіи свою немощь и пошелъ на исповѣдь къ старцу. Отдавъ ему свое писаніе, монахъ повергся на землю. Старецъ, какъ скоро прочелъ, улыбнулся и, поднявъ брата, говоритъ ему: «возложи руку твою, чадо, на выю мою» и когда инокъ сдѣлалъ это, великій старецъ говоритъ: «на выѣ моей грѣхъ этотъ, сколько лѣтъ не дѣйствовалъ и ни будетъ дѣйствовать въ тебѣ, а ты ужъ послѣ этого не ставь его ни во что». И этотъ монахъ подтверждалъ, что прежде, нежели вышелъ онъ изъ келліи старца, немощь его прекратилась» (Этотъ разсказъ легъ въ основу исповѣди въ древней Руси, какъ мы видѣли выше) (Лѣст. Слово 23). Другимъ и притомъ болѣе обязательнымъ средствомъ прощенія грѣховъ было молитвенное предстательство предъ Богомъ за грѣшника со стороны лица, принявшаго его исповѣдь. Авраамъ, ученикъ преп. Сисоя, былъ однажды искушенъ отъ демона. Старецъ, увидя его паденіе, всталъ, простеръ руки къ небу и сказалъ: «Боже, угодно ли Тебѣ, или неугодно исцѣлить, но я не отступлю отъ Тебя, пока Ты не исцѣлишь его…» И ученикъ тотчасъ исцѣлился (Apoph. Mig, P.G. XXV, 3961). Когда старецъ принялъ исповѣдь инока, отрекшагося отъ вѣры и отъ св. своихъ иноческихъ обѣтовъ, онъ наложилъ на падшаго епитимію и прибавилъ: «А я буду умолять Бога за тебя». Старецъ трудился за брата и молился Богу: «Господи, прошу Тебя, даруй мнѣ душу эту и пріими покаяніе ея». И услышалъ Богъ молитву его (Пат. из. по гл. 5 §41, стр. 108–109).

Приводимъ аналогичный разсказъ Лавсаика. Авва Аполлосъ говорилъ предводителю разбойничьей шайки: «Если ты, другъ, послушаешь меня, то я умолю Владыку простить тебя грѣхи» (Лаве, стр 162).

Молитвы старца въ большей степени возбуждали милосердіе Божіе къ грѣшнику и доставляли ему прощеніе, чѣмъ его собственные покаянные подвиги. По разсужденію преп. Варсануфія, грѣшникъ, «будучи самъ по себѣ недостаточенъ къ уплате долговъ своихъ, приносить малое, а молитвы святыхъ (т. е. старцевъ) многое». Но это не освобождаете ученика отъ личнаго подвига: «Знакъ великаго невѣжества, чтобы не сказать безумія, искать спасенія молитвами святыхъ тому, кто въ сердцѣ услаждается пагубными дѣлами…» Молитва въ такихъ случаяхъ безплодна (Добр. 3, стр. 300).

Связь старца и ученика не разрывается даже смертію. Молитвы старца о послушникѣ неизмѣнно сопровождали его въ пути жизни, какъ этой, такъ и будущей, и на землѣ и за гробомъ. Инокъ спрашиваете подвижника: «Какъ должно молить отцовъ о прощеніи грѣховъ своихъ? Говорить ли: «простите меня», или: «испросите мнѣ прощеніе?» Когда молю Самого Господа, какъ долженъ я говорить?» Отвѣтъ дается такой: «Когда молилъ отцовъ, отошедшихъ къ Боіу, то слѣдуетъ говорить: «простите меня», когда еще пребывающихъ съ нами, то: «помолитесь о насъ, чтобы получить намъ прощеніе». А когда молишь Самого Владыку, говори такъ: «помилуй меня, Владыко, ради святыхъ Твоихъ мучениковъ и ради святыхъ отцовъ, и молитвами ихъ прости мнѣ согрѣшенія мои» (Вар. р. п. стр. 439–440). Одинъ братъ, почувствовавъ приближеніе смерти, просилъ у пр. Варсануфія прощенія. Старецъ отвѣчалъ ему: «Не скорби, братъ: смерть безъ грѣховъ не смерть… Говоритъ же тебѣ Богъ Великій Царь нашъ: прощаются тебѣ всѣ грѣхи твои; преимущественно за молитвы и моленія святыхъ (т. е. старцевъ) и ради твоей вѣры въ Него» (Варе. р. п. 101) (Смирновъ. «Бог. Вѣст.» Мартъ, Апр. стр. 475–478, 733–774.1905 г).

Высочайшіе благодатные дары неразрывно связаны съ глубочайшимъ смиреніемъ. Отца Амвросія Оптинскаго спросили: «можно ли совершенствоваться въ жизни духовной?»

Отвѣтъ старца:

«Не только можно, но и должно стараться совершенствоваться въ смиреніи, т. е. въ томъ, чтобы считать себя въ чувствѣ сердца хуже и ниже всѣхъ людей и всякой твари.» (Жизнеописаніе Оптинскаго Старца Амвросія, стр. 99. Москва, 1900).