— «А калитка, что въ лесъ, на востокъ?»

— «Такъ что–жъ, что калитка? и отъ нея ключъ У васъ».

— «Вотъ», — говорить, — «то–то и беда, то–то и горе: ключъ у меня, а къ тебе, все–таки, какая–то женщина ходитъ».

Я чуть не упалъ въ обморокъ. Батюшка увидалъ это, да и говорить:

— «Ну, ну! успокойся. Я тебе верю, разъ ты это отвергаешь. Это, видно, поклепъ на тебя. Ступай съ Богомъ!»

— «Батюшка», — спрашиваю, — «кто донесъ вамъ объ этомъ?»

— «Ну, что тамъ», — говорить, «кто бы ни донесъ, это не твое дело; будетъ съ тебя того, что я тебе верю, а доносу не верю».

Ушелъ я отъ него, а на сердце обида и скорбь великая: жилъ, жилъ монахъ столько летъ по–монашески, а что нажилъ? Нетъ, при батюшке Амвросш такого покору на меня не было бы … Горько мне было, лихо!

Прошло сколько–то времени. Опять зовутъ меня къ скитоначальнику. Прихожу. Встречаете меня гневный.

— «Ты что же это? ты такъ–то!»

— «Что, батюшка?»

— «Да то, что я теперь самъ, своими глазами, виделъ, какъ къ тебе изъ той калитки сегодняшней ночью приходила женщина. Самъ, понимаешь ли ты, самъ!»

А я чисть, какъ младенецъ. Тутъ мне кто–то, будто, шепнулъ: да это врагъ былъ, а не женщина. И просветлело у меня сразу на сердце.

— «Батюшка! верьте Богу: невиненъ я! Это насъ враженокъ хочетъ спутать, это онъ злодействуетъ».

О. Анатолш взглянулъ на меня пристально–пристально, въ самую душу сквозь глаза заглянулъ и, видимо, успокоился.

— «Ну, коли такъ, такъ давай съ тобой вместе помолимся Богу, чтобы Онъ извелъ правду твою, яко полудне. Давай молиться, а ночью, часамъ къ двенадцати, приходи ко мне: увидимъ, что речетъ о насъ Господь».

Усердно помолился я въ тотъ день Богу. Пришелъ близъ полуночи къ старцу, а ужъ онъ меня ждетъ одетый.

— «Пойдемъ!» — говоритъ.

И пошли мы къ той калитке, изъ которой, онъ виделъ, ходить ко мне ночью женщина. Стали къ сторонке; ждемъ. Я дрожу, какъ въ лихорадке, и творю молитву iисусову. И что жъ вы думаете? Около полуночи смотримъ, калитка въ лесь отворяется, и изъ нея вьгходйтъ закутанная съ головой женщина, выходить, направляется прямо къ двери моей кельи, отворяетъ ее и скрывается за ней въ моей келье.

— «Видишь?» — говоритъ батюшка. А я ни живъ, ни мертвъ отвечаю:

— «Вижу».