Очень характеренъ разсказъ одного аѳонскаго монаха, посѣтившаго старца Льва. Монахъ былъ одѣтъ въ мірскую одежду, однако старецъ, называя его аѳонскимъ монахомъ, запретилъ ему становиться передъ собой на колѣни, какъ это дѣлали міряне. Среди присутствующихъ былъ человѣкъ, который сознался, что не исполнилъ старческое приказаніе. Онъ не бросилъ куреніе, какъ приказалъ ему старецъ. О. Левъ грозно приказалъ вывести этого человѣка вонъ изъ его келліи. Потомъ пришли 3 женщины въ слезахъ. Онѣ привели одну ума и разсудка лишившуюся… Онѣ просили о больной помолиться. Старецъ надѣлъ на себя эпитрахиль, возложилъ конецъ эпитрахили и свои руки на главу болящей и, прочитавши молитву, трижды главу больной перекрестилъ и приказалъ отвести ее на гостиницу. «Сіе дѣлалъ онъ сидя; что уже не могъ встать, былъ боленъ и доживалъ послѣдніе свои дни». Когда о. Парѳеній пришелъ къ старцу на другой день, вчерашняя больная пришла совершенно здоровой, выгнанный господинъ пришелъ просить прощеніе. Старецъ его простилъ, но повторилъ свое приказаніе. Аѳонскій монахъ ужаснулся, что старецъ, не боясь вреда для себя, творитъ исцѣленія. Старецъ отвѣтилъ: «я сіе сотворилъ не своей властью, но это сдѣлалось по вѣрѣ приходящихъ, и дѣйствовала благодать Святаго Духа, данная мнѣ при рукоположеніи; а самъ я человѣкъ грѣшный». Чудеса, совершаемыя старцемъ, были безчислены: толпы обездоленныхъ стекались къ нему, окружали его. «Случилось мнѣ однажды», писалъ іеромонахъ Леонидъ (Кавелинъ) — (будущій намѣстникъ Троице–Сергіевской Лавры) — проѣзжать изъ Козельска въ Смоленскую іубернію. По дорогѣ въ уединенныхъ деревушкахъ поселяне, узнавъ, что я ѣду изъ Козельска, наперерывъ спѣшили узнать что нибудь объ о. Леонидѣ. На вопросъ почему вы его знаете, они отвѣчали: «Помилуй, кормилецъ, какъ намъ не знать о. Леонида? Да онъ для насъ бѣдныхъ, неразумныхъ пуще отца родного. Мы безъ него почитай сироты круглые».

Но совсѣмъ иначе относились къ старцу нѣкоторыя духовныя лица, въ томъ числѣ калужскій епархіальный архіерей преосв. Николай, который творилъ много непріятностей Оптиной Пустыни. Этотъ епископъ имѣлъ твердое намѣреніе сослать старца Льва въ Соловецкій монастырь для заключенія. И если бы не сильное заступничество митрополитовъ Филаретовъ — Кіевскаго и Московскаго, старцу Льву было бы не сдобровать. Но не всѣ епископы мыслили одинаково. Были между ними и духовные. Однажды въ бытность о. Льва въ Калугѣ встрѣчныя лица, узнавъ его, становились на колѣни и кланялись ему въ ноги. Увидѣвъ это, начальникъ полиціи рѣшилъ, что дѣло нечисто и сдѣлалъ соотвѣтственющее донесеніе еп. Никанору, будущему митрополиту С. Петербургскому. Владыка вызвалъ къ себѣ старца и на вопросъ какъ онъ вѣруетъ, старецъ спѣлъ ему «Вѣрую» покіевски, т. е. начиная съ низкой ноты и повышая тонъ до самой высокой. По пословицѣ «рыбакъ рыбака видитъ издалека», добрый Владыка понялъ кого онъ видитъ передъ собой и почему старцу кланяются въ землю. Онъ задержалъ старца у себя въ течете нѣсколькихъ дней, ухаживалъ за нимъ, угощалъ его, такъ что старецъ два дня не ѣлъ, вернувшись домой. Къ сожалѣнію, этотъ добрый архипастырь правилъ не долго, тогда какъ еп. Николай правилъ долго и даже пережилъ старца.

Здѣсь надо сдѣлать нѣкоторое отступленіе для тѣхъ, кто незнакомъ съ первой частью нашей работы (И. М. Концевичъ. Стяжаніе Духа Св. въ путяхъ древней Руси. Парижъ, 1952). Нами было показано, что вскорѣ послѣ крегценія Руси и до паденія Византіи безчисленныя толпы паломниковъ устремлялись на Востокъ, воспринимая тамъ духъ и традиціи подлиннаго Православія и привозя съ собой святоотеческую литературу. Такъ было до Флорентійской уніи, когда поколебался греческій авторитета и до скоро послѣдовавшаго затЬмъ паденія Византіи. По справедливому выраженію англійскаго ученаго Дональда Николь, въ его книгѣ «Метеоры» Дональдъ Николь. «Метеоры». Лондонъ. 1963 г., стр. 39): «Исихазмъ не былъ доктриной XIV вѣка — его происхожденіе исходить изъ подлинныхъ корней византійской духовности». Этой духовностью и питались наши древніе святые. Когда же прекратилась связь съ православнымъ Востокомъ, русское подвижничество замкнулось само въ себѣ. Духовныхъ школъ тогда не существовало. Послѣ свѣтлой эпохи XIV и XV столѣтій, связанныхъ съ преп. Сергіемъ и плеядой его учениковъ, наступилъ періодъ духовнаго застоя. Вмѣсто подвига, указаннаго св. Отцами, состоявшаго въ очищеніи сердца отъ страстей съ помощью непрестанной молитвы, настало время внѣшнихъ подвиговъ, время желѣзныхъ цѣпей и пудовыхъ веригъ. Число святыхъ уменьшилось. Послѣ же царствованія императора Петра въ теченіе ста пятидесяти лѣтъ монашество вообще подверглось преслѣдованію со стороны правительства. Наступилъ полный упадокъ. Когда же вначалѣ XIX столѣтія ученики схиархимандрита Паисія Величковскаго вновь насадили на Руси святоотеческую традицію, плодомъ которой является благодатное старчество, число святыхъ умножилось необычайно. Житія этихъ неканонизованныхъ подвижниковъ собралъ въ 14–ти объемистыхъ томахъ еп. Никодимъ незадолго до первой міровой войны, Многократно въ житіяхъ этихъ упоминается о преслѣдованіи подвижника полиціей. Пустынникамъ приходилось скрываться. Игуменъ оптинскій Моисей съ братомъ о. Антоніемъ, какъ было выше сказано, скрывались съ другими пустынниками въ Брянскихъ лѣсахъ. Чисто духовное начало встрѣчало полное непризнаніе со стороны гражданской власти. Также и молодая наша богословская наука еще не вышла на самостоятельный, независимый православный путь и находилась подъ вліяніемъ западной науки. А потому и старчество не было изучено съ православной точки зрѣнія. Естественно, что многіе архіереи гнали старчество, не постигая его сущности и значенія. Такова была судьба преп. Серафима, старца Льва, старца Амвросія, старца Анатолія, старца Варсонофія. Блаженный о. Іоаннъ Кронштадтскій, яркій представитель старчества, также встрѣчалъ непониманіе со стороны Санктпетербургскаго митрополита.

Теперь вернемся къ старцу Льву. Старчествованіе его продолжалось въ Оптиной Пустыни съ 1829 г. и до года его кончины — 1841 г., т. е. всего 12 лѣтъ. Этотъ промежутокъ времени старецъ переживалъ, какъ почти непрерывное гоненіе. Когда о. Левъ прибылъ въ Оптину Пустынь, игуменъ Моисей передалъ ему духовное руководство братіей, а самъ занялся исключительно хозяйственной частью и самъ ничего не предпринималъ безъ старческаго благословенія. Такъ же относился къ о. Льву и братъ игумена скитоначальникъ о. Антоній.

Противъ старца возсталъ нѣкто о. Вассіанъ, который себя считалъ старожиломъ въ монастырѣ и не признавалъ старческаго руководства. Этотъ о. Вассіанъ былъ крайне неразвитый и грубый человѣкъ. Подобный ему инокъ описанъ Достоевскимъ въ романѣ «Братья Карамазовы» подъ именемъ Ѳерапонта. Отсюда пошли интриги, доносы. Однако въ теченіе первыхъ шести лѣтъ гоненія на старца еще не принимали крутого характера. Но съ теченіемъ времени дѣло стало принимать болѣе угрожающей оборотъ. Такъ еще къ начальному періоду относится запись нѣкой Паши Труновой, сестры Павла Трунова, старцева ученика. Она разсказываетъ, что однажды въ бытность ея въ Оптиной Пустыни, старецъ запретилъ ей придти къ нему на завтрашній день, т.к. «будетъ судъ» — «Кого же будутъ судить?», — спросила Паша. — «Да меня же», отвѣтилъ старецъ. На другой день слѣдователи допрашивали весь монастырь, но всѣ показанія благопріятствовали старцу. Это было начало. Но съ 1835 г. и особенно до 1836 г. гоненія усилились. Кромѣ всѣхъ ложныхъ донесеній, калужскій преосвященный получилъ еще черезъ московскую тайную полицію, анонимный доносъ съ обвиненіями по адресу старца и настоятеля. Говорилось, что послѣдній несправедливо оказываетъ скитскимъ старцамъ предпочтете передъ живущими въ монастырѣ и что скитъ причиняетъ монастырю большой подрывъ; и если онъ не уничтожится, то древняя обитель разорится и т. д. Слѣдствіемъ этого доноса было то, что настоятель былъ вызвать для объясненій. А старцу было запрещено носить схиму, т. к. онъ былъ постриженъ келейно, и строжайше запрещено принимать посетителей.

Старца перевели изъ скита въ монастырь и тамъ переселяли изъ кельи въ келью. Старецъ относился къ этимъ невзгодамъ съ полнымъ благодушіемъ и съ пѣніемъ «Достойно есть» онъ переносилъ на новое мѣсто самолично икону Владимірской Божьей Матери — благословеніе о. Паисія Величковскаго старцу Ѳеодору. «Однажды, игуменъ Моисей» — говоритъ жизнеописатель старца, «проходя по монастырю, увидѣлъ огромную толпу народа передъ кельей старца, между тѣмъ какъ послѣдовало изъ Калуги повелѣніе никого не пускать къ нему. О. игуменъ вошелъ къ старцу въ келью и сказалъ: «О. Леонидъ! какъ же вы принимаете народъ? Вѣдь владыка запретилъ принимать». Вмѣсто отвѣта старецъ отпустилъ тЬхъ, съ кѣмъ занимался, и велѣлъ келейникамъ внести къ себѣ въ келью калѣку, который въ это время лежалъ у дверей его кельи. Они принесли и положили передъ нимъ. О. игуменъ въ недоумѣніи смотрѣлъ на него. «Вотъ, — началъ старецъ свою рѣчь, — посмотрите на этого человѣка. Видите, какъ у него всѣ члены тЬлесные поражены. Господь наказалъ его за нераскаянные грѣхи. Онъ сдѣлалъ то–то и то–то, и за все это онъ теперь страдаетъ — онъ живой въ аду. Но ему можно помочь. Господь привелъ его ко мнѣ для искренняго раскаянія, чтобы я его обличилъ и наставилъ. Могу ли его не принимать? Что вы на это скажите?» Слушая о. Леонида и смотря на лежагцаго передъ нимъ страдальца, о. игуменъ содрогнулся. «Но преосвященный», — промолвилъ онъ, — «грозить послать васъ подъ началъ». «Ну такъ что–жъ» — отвѣтилъ старецъ, — «хоть въ Сибирь меня пошлите, хоть костеръ разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тотъ же Леонидъ! Я къ себѣ никого не зову, кто ко мнѣ приходитъ, тЬхъ гнать отъ себя не могу. Особенно въ простонародьи многіе погибаютъ отъ неразумія и нуждаются въ духовной помощи. Какъ могу призрѣть ихъ вопіющія духовныя нужды?» О. игуменъ Моисей ничего на это не могъ возразить и молча удалился, предоставляя старцу жить и дѣйствовать, «какъ укажетъ ему Самъ Богъ». Старцу, какъ уже сказано, не удалось бы сдобровать, если бы не заступничество обоихъ митрополитовъ Филаретовъ. Митрополитъ Кіевскій заступился за старца, находясь на чредѣ въ Синодѣ, а также посѣтилъ Оптину Пустынь, гдѣ оказывалъ о. Льву въ присутствіи епархіальнаго архіерея особые знаки уваженія. Къ митрополиту Филарету Московскому прибѣгъ письменно старецъ о. Макарій черезъ епископа Игнатія Брянчанинова. Митрополитъ Филаретъ написалъ калужскому епископу: «Ересь предполагать въ о. Леонидѣ нѣтъ причины».

Незадолго до смерти старца опять возникли гоненія на него и на монашествующихъ женскихъ обителей, гдѣ находились духовныя дщери оптинскихъ старцевъ. Монахини были изгнаны.

Это гоненіе было основано на невѣроятномъ невѣжествѣ. Старца называли масономъ, а святоотеческія книги, какъ Авва Дороѳей, имъ данныя монашествующимъ «чернокнижіемъ». Однако передъ самой кончиной старца монахини были оправданы, такъ что старецъ вздохнулъ свободно. Впослѣдствіе выдающіяся ученицы о. Льва заняли начальственныя должности.

Съ первыхъ чиселъ сентября 1841 г. старецъ сталъ ослабѣвать и проболѣлъ пять недѣль. Молодой келейникъ старца о. Іаковъ слышалъ его молитву: «Благодарю Тебя, милостивый Создатель мой, Господи, что я избѣжалъ тЬхъ бѣдъ и скорбей, которыхъ ожидаетъ грядущее время, но не знаю избѣжите ли вы ихъ». — «Поди сюда Яша!» Я подошелъ. Старецъ благословилъ меня и еще повторилъ тЬ самыя слова. Я какъ былъ въ то время младъ и неопытенъ, не спросилъ Батюшку, какія это бѣды и скорби. А послѣ его кончины и желалъ бы знать, да ужъ было поздно». Такова была запись келейника Іакова, впослѣдствіи іеромонаха Іоакима Кіево–Печерской Лавры.

Послѣ жестокихъ страданій великій старецъ отецъ Левъ отошелъ ко Господу 11–го октября 1841 года. Общая скорбь была неописуема и велико было стеченіе народныхъ массъ у гроба усопшаго.

Послѣсловiе

Образъ великаго старца іеросхимонаха отца Льва менѣе знакомъ русскому боголюбивому читателю, чѣмъ образъ старца о. Амвросія. Авторъ книги «Оптина Пустынь» (Прот. Сергѣй Четвериковъ. Оптина Пустынь. Парижъ, 1926 ť о. прот. Сергій Четвериковъ различаетъ въ жизни скита три періода: весну при жизни о. Льва, лѣто при жизни о. Макарія и, наконецъ, плодоносную осень при о. Амвросіи. Съ его легкой руки проф. Смоличъ въ своемъ трудѣ "Leben und Lehre der Startzen. Wien 1936" повторилъ подраздѣленіе прот. Четверикова, причемъ изобразилъ старца Льва какъ человѣка почти что невѣжественнаго.

Но, между тЬмъ, если о. Левъ и употреблялъ простонародныя выраженія, то ими онъ попадалъ въ цѣль и совершалъ перевороты въ человѣческихъ душахъ. Старцы Левъ и Амвросій жили, вѣрнѣе сказать действовали, въ разныя эпохи. При жизни о. Льва не было реіулярнаго почтоваго и телеграфнаго сообщенія, не было желѣзныхъ дорогъ, какъ позднѣе во время жизни о. Амвросія, о которомъ еще при его жизни были сообщенія въ печати. При этомъ доступъ къ нему народный не бывалъ никогда закрытымъ. Тогда какъ о. Левъ былъ гонимъ еще въ первые годы XIX столѣтія, когда братія Бѣлобережскаго монастыря была недовольна его простотой въ жизни по ихъ мнѣнію не соотвѣтствующей сану иіумена.

Когда же онъ удалился въ лѣсной скитъ къ о. Ѳеодору, новый настоятель изгналъ обоихъ старцевъ изъза стеченія къ нимъ народа. Мы знаемъ о гоненіи на Валаамѣ и въ Оптиной Пустыни. Доступъ къ отцу Льву далеко не всегда былъ для всѣхъ открыть и слава о немъ не могла гремѣть повсемѣстно. Образъ же старца Амвросія достойно сіялъ, какъ солнце по просторамъ русскаго царства. Но не намъ судить кто былъ выше изъ нихъ. Это извѣстно одному Богу.