Оптина пустынь и ее время

Глава VI. Митрополитъ Филаретъ Московскій (1782 — 1867)

Митрополитъ Филаретъ — въ міру Василій Дроздовъ, родился 26–го декабря 1782 г. въ семьѣ діакона московскаго пригорода Коломны. Это было чуть позднѣе полувѣковаго періода послѣ смерти Петра І–го. Было еще свѣжо упраздненіе патріаршества, обезглавившаго Церковь, и недавнее учрежденіе на протестантскій манеръ Синода, ломка православнаго быта и учрежденія духовныхъ школъ по католическому образцу. Это было смутное, переходное, неустойчивое время. Нуженъ былъ новый Моисей, который бы могъ вывести народъ Божій на истинный путь, закрѣпить истинные православные устои, не дать имъ исказиться на не должный ладъ, какъ это легко могло случиться въ этихъ создавшихся условіяхъ.

Въ такой критическій моментъ Богомъ былъ посланъ духовный вождь, соединившій въ себѣ и геній и святость. Такого другого Филарета не было и не будетъ, возгласила о немъ народная молва!

Мы здѣсь не въ состояніи коснуться, хотя бы даже кратко, жизнеописанія Митрополита. Мы только можемъ попытаться отмѣтить его значеніе касательно интересующей насъ темы, т. е. распространенія святоотеческаго ученія о внутреннемъ дѣланіи въ Россіи. Мы скажемъ предварительно только нѣсколько словъ о томъ, какое выдающееся мѣсто занималъ м. Филаретъ въ церковной жизни своего времени.

Съ 24–го марта 1821 г., еще въ санѣ архіепископа, Филаретъ занялъ московскую каѳедру. Ему было тогда 39 лѣтъ. Здѣсь онъ пробылъ до самаго гроба. Въ течете этихъ 36–ти лѣтъ (1821–1867) какъ утверждаетъ его жизнеописатель Н. И. Барсовъ: «… Ни одинъ вопросъ догматическій, каноническій, церковнозаконодательный, ни одно административное распряженіе Св. Синода, имѣвшее значеніе для Церкви, не рѣшались и не воспроизводились безъ предварительной справки о томъ, какъ думаетъ объ этомъ вопросѣ, или рѣшеніи Филаретъ, и рѣдко что–нибудь дѣлалось въ Синодѣ иначе, нежели думалъ Филаретъ». И это положеніе существовало даже несмотря на то, что вслѣдствіе несогласій съ 1843 г. митрополитъ разъ навсегда отказался отъ присутствованія въ Синодѣ. Но по вѣрному замѣчанію проф. архим. Константина «въ этой обособленности и могъ возвыситься м. Филаретъ до значенія близкаго къ положенію главы Церкви, съ которымъ надо было договориться обо всемъ значительномъ въ области церковнаго». Изъ Синода ему посылались на разсмотрѣніе всѣ затруднительные дѣла. Онъ разсмотрѣлъ до 1000 такихъ дѣлъ и далъ на нихъ свое рѣшеніе. Эти рѣшенія по церковнымъ и общегосударственнымъ вопросамъ были отпечатаны въ 1885–87 гг. въ восьми томахъ и служили образцами для дальнѣйшихъ рѣшеній. Единственно, что м. Филаретъ, несмотря на свое желаніе, не могъ провести въ жизнь, — это возстановленіе живого единства помѣстнаго епископата, осуществляемаго въ постоянномъ совѣщательномъ общеніи сопастырей и епископовъ, и закрѣпляемомъ по временамъ малыми съѣздами и соборами. Какъ извѣстно, въ синодальный періодъ Церковь не имѣла до самаго конца свободы дѣйствованія. «Авторитета Филарета», говоритъ проф. Сумароковъ, «особенно цѣненъ въ тѣхъ случаяхъ, когда погрѣшности въ ученіи исходятъ отъ лицъ священнаго сана. Тотъ или другой отрывокъ изъ Филарета обнаружить всякую ошибку. И вотъ почему лица, имѣюгція болѣе пристрастія къ самочинію, чѣмъ къ мнѣніямъ Церкви, относятся къ Филарету съ трудно скрываемымъ озлобленіемъ, чувствуя въ немъ вѣчнаго и строгаго судью, стоящаго на стражѣ Православія».

«Богъ послалъ Филарета Русской Церкви, чтобы предъ тѣмп днями, когда умножатся лжеученія, отлить содержаніе Православія въ металлическія незыблемыя формы, ясности очертанія которыхъ нельзя закрыть никакими чуждыми придатками, отъ глазъ тѣхъ кто прежде всего станетъ искать въ жизни вѣрности своей Церкви». «Въ своихъ безчисленныхъ трудахъ», продолжаетъ Сумароковъ, «м. Филаретъ выразилъ въ полнотѣ всѣ истины Православія, давъ современной и будущей Россіи основанный на многовѣковомъ опытѣ церковной жизни и въ твореніяхъ всей совокупности учителей церковныхъ совершенный кодексъ того «како вѣровати» (Сумароковъ. Лекціи по Исторіи Русск. Церкви, томъ 2–й, стр. 356–357). Такимъ образомъ, отрѣзокъ времени, проведенный митрополитомъ Филаретомъ на каоедрѣ московской, можетъ быть названъ «Филаретовскимъ вѣкомъ». И если въ свое время Санктпетербургскій митрополитъ Гавріилъ, возобновитель монастырей, послѣдователь святоотеческаго ученія о внутреннемъ дѣланіи, посѣялъ повсюду сѣмена этого ученія, то содѣйствіе и вниманіе со стороны митрополита Московскаго Филарета во многомъ благопріятствовало произрастанію этихъ сѣмянъ. Мы здѣсь пытались обрисовать Филарета, какъ геніальнаго церковнаго дѣятеля, но мы оставили въ сторонѣ его столь же великій даръ церковнаго оратора и проповѣдника. Вотъ какъ Владиміръ Николаевичъ Лосскій въ краткихъ и сжатыхъ словахъ касается этой темы: «Не будучи до сихъ поръ канонизованнымъ, Филаретъ Московскій (1782–1867) принадлежите къ великой линіи епископовъ–богослововъ, которыхъ церковь прославляете, именуя ихъ «Отцами». Дѣйствительно, можно сказать, что онъ былъ отцомъ богословской мысли въ Россіи.

«Послѣ Екатерининскаго вѣка «просвѣгценія», послѣ смугценія отъ «религіи сердца піэтистовъ», Филарете обращается къ мысли, призывая ее изслѣдовать бездонныя тайны Откровенія. «Христіанство не есть юродство, или невѣжество, но Премудрость Божія». Подобно самымъ величайшимъ между Отцами Церкви, онъ настаиваете надъ необходимостью богословскаго разсужденія, надъ бдительностью мысли, которая должна приступать безъ страха къ разрѣшенію умственныхъ затрудненій.

Проповѣди Филарета напоминаютъ гомиліи св. Григорія Назіанзина своимъ богословскимъ богатствомъ, также св. Василія — безупречнымъ мастерствомъ, которымъ онъ сдерживаете полете своей мысли, требуя отъ нея точной мѣры. Въ классической своей проповѣди на Великій Пятокъ (1816) Филарете развиваете свою любимую тему: Искупленіе. Послѣ разсужденія о кресте, воздвигнутомъ «ненавистью іудеевъ и буйствомъ язычниковъ» онъ переходите къ поклоненію кресту, какъ символу Божественной любви, укорененной въ предвѣчномъ святилищѣ Св. Троицы. Это «Тайна сокрытая отъ вѣковъ и родовъ» (Кол. 1, 26). Тайна «Агнца, закланнаго отъ созданія міра» (Ап. 13, 8). «Такъ Богъ возлюбилъ міръ». Обычный день митрополита рисуете намъ Сушковъ: «День его былъ насыщенъ до отказа. Когда онъ отгоняете сонъ, когда уступаете сну, т. е. въ какомъ часу прерываете труды, молитвы, бдѣніе, и въ какомъ покидаете ночное ложе, этого никто не знаете. Послѣ утрени и обѣдни чай. Послѣ чая служебныя занятія, доклады письмоводителя, объясненія съ просителями и т. д.; къ двумъ или тремъ час. по полудни конченъ трудъ питанія: легкіи, не изысканный обѣдъ. Послѣ обѣда часъ–два отдыха, а отдыхомъ называется чтеніе книгъ, газетъ, журналовъ. Послѣ такого отдохновенія — опять дѣла, переписка, доклады. Два дня въ недѣлю — вторникъ и пятница — работа съ обоими викаріями, независимое отъ частыхъ съ ними занятій и утромъ и вечеромъ по другимъ днямъ. Если бы возможно было исчислить время, которое употребляется имъ на личныя и письменныя сношенія по епархіи и консисторіи съ духовенствомъ, съ ректорами и инспекторами духовной академіи и семинаріи, съ начальствующими въ мужскихъ и женскихъ обителяхъ, съ благочинными и членами разныхъ учрежденій, не говоря о перепискѣ съ Синодомъ, съ Намѣстникомъ Троице–Сергіевой Лавры, съ епископами и частными лицами, да если присовокупить къ этому частое служеніе, соборное и домашнее, освященіе церквей, приготовленіе проповѣдей, встрѣчи царственныхъ посетителей, испытанія воспитанниковъ академіи и семинаріи, посѣщеніе свѣтскихъ училищъ и т. д., то сколько же остается досуга на успокоеніе отъ заботь, на пищу, сонъ и рѣдкія бесѣды съ посетителями. Какъ кратка его ночь!»

Внѣшній обликъ митрополита Филарета рисуетъ намъ его викарій еп. Леонидъ Краснопѣвковъ: «Вчера долго молча смотрѣлъ на него, когда онъ разсматривалъ каталоги, и стоялъ передъ нимъ. Пройдутъ вѣка: имя его вырастетъ необыкновенно. Мысль будетъ искать въ прошедшемъ его великаго образа, и счастливъ тотъ, кто увидитъ его несовершенный портретъ, а я, недостойный, стою отъ него въ полуаршинѣ и смотрю на эту чудноправильную, кругленькую головку, покрытую рѣдкими, мягкими темнорусыми волосами, на это высокое, выпуклое чело, этотъ рѣзко очертанный носъ и дивноправильныя іубы, на эти блѣдныя, худыя, осанистой бородой покрытыя щеки. Подъ прекрасно очеркнутыми бровями не вижу его глазъ, но замѣчаю, что какуюто особенную выразительность придаетъ его благородному лицу эта черепаховая оправа очковъ» tynien. Чт., ч. II, кн. 7, стр. 347).

Обозначивъ кратко то высокое мѣсто, которое занималъ м. Филаретъ въ церковной исторіи своего времени, справедливо именуемымъ «Филаретовскимъ» вѣкомъ», мы теперь перейдемъ къ его значенію касательно нашей темѣ о старчествѣ.

Нашей цѣлью будетъ раскрыть то содѣйствіе, которое оказывалъ митрополитъ въ процвѣтаніи «умнаго дѣланія» и связаннаго съ нимъ старчества. Для этого намъ нужно показать принадлежность самаго Филарета къ этому духовному движенію.

Митрополитъ Филаретъ былъ неооычайно скрытнымъ во всемъ, что касалось его лично. Вотъ отрывокъ изъ письма къ его духовнику Намѣстнику Троице–Сергіевой Лавры: «Нужно, чтобы борьба и отвлеченія, которыя намъ доставляютъ дѣла, не мѣшали бы намъ уединяться въ нашу внутреннюю клѣть и втайнѣ молиться Отцу. Да, дѣла внѣшняго міра насъ разстраиваютъ, насъ преслѣдуютъ и кто входитъ въ свою клѣть, недостаточно закрываетъ за собою дверь. Но Ты, Который сказалъ «Я есмь дверь», дай намъ войти во внутрь и закрой за нами дверь» (т. I. стр. 168).

Дверь, за которой хранились тайники его души была действительно закрыта, но плодомъ его внутренней жизни на склонѣ лѣтъ былъ даръ чудотвореній и даръ пророческій, т. е. святость. Гдѣ же и какъ было положено начало этой святости?