Оптина пустынь и ее время
На Алтаѣ онъ пробылъ около 15 лѣтъ и былъ вынужденъ изъ–за болѣзни вернуться въ европейскую Россію. Здѣсь онъ былъ назначенъ настоятелемъ Болховскаго монастыря Орловской іуб. Будучи благодатнымъ и прозорливымъ старцемъ, онъ цѣлыми днями принималъ народъ, обо всѣхъ молясь, бѣднымъ помогая, печальныхъ утЬшая, больныхъ исцѣляя. Для этой цѣли онъ пользовался св. водой, освященнымъ масломъ, антидоромъ. Преставился 19 мая 1847 г. со словами: «Свѣтъ Христовъ просвѣщаетъ всѣхъ». «Осуществленное Евангеліе», говорилъ о немъ архіеп. Смарагдъ. «Макарій былъ истинный слуга Христа Бога», писалъ о немъ послѣ его смерти въ 1847 г. м. Филаретъ. (Прот. Г. Флоровскій. Пути Р. Бог. Парижъ 1937., сгр. 169, а также «Новое объ арх. Макаріи Глухаревѣ>, Κ. Харламповичъ. Приб. къ Цер. Вѣд. № 25). Важной проблемой того времени было печатаніе и распространеніе въ народѣ Слова Божія.
Въ до–Петровской Руси духовное воспитаніе народныхъ массъ шло отъ скитовъ, пустынь, монастырей, густо покрывавшихъ широкіе просторы земли Русской. Но послѣ того, какъ всѣ эти источники народнаго образованія были пресѣчены, прошло болѣе полутора вѣка. Простой народъ оказался въ крѣпостной зависимости, а столичные господа — подражателями европейской культуры. Со стороны государственной власти не проявлялось и малѣйшей заботы о духовномъ просвѣгцёніи народа. (Относительно заботы правительства о народномъ просвѣгценіи, м. Филаретъ выразилъ мысль, что это дѣло обоюдоострое. Онъ ссылается на Гизо, коюрый писалъ, что въ Голландіи, гдѣ царила Библія — тамъ явился полезный результата, а въ безбожной Франціи получется обратное дѣйствіе. «У насъ», дополняетъ Митрополитъ, «запрещено издавать переводы житій святыхъ и съ тЬхъ поръ стали появляться сказки и глупые романы» (Душ. Чт. 1905 г., ч. III, стр, 37). Ту же самую мысль выскаэывалъ въ своихъ письмахъ и оптинскій старецъ о. Макарій) Православіе, хотя и было господствующей религіей, однако, терпѣло не мало униженій. Такое положеніе видѣли иностранцы, готовые вмѣшаться въ народное просвѣщеніе съ коварной цѣлью: «въ нескрываемомъ намѣреніи привести греко–россійскую Церковь къ своеобразной «реформѣ» къ безразличному объединенію со всѣми другими исповѣданіями и сектами». Библейское Общество было открыто въ 1813 г. Въ слѣдующемъ году была напечатана славянская Библія. Однимъ изъ видныхъ дѣятелей Библейскаго О–ва былъ Лабзинъ, открывшій въ С. П. — бургѣ ложу «Умирающій Сфинксъ». Это былъ кружокъ розенкрейцеровъ. ВмѣстЬ съ изданіями св. Писанія они высылали свою собственную литературу. Кн. Голицынъ былъ во главѣ главнаго почтоваго департамента, гдѣ рѣдкій чиновникъ не былъ масономъ. Такимъ образомъ литература Лабзина была обезпечена своимъ распространеніемъ вмѣсгЬ со св. Писаніемъ, что впослѣдствіи и послужило закрытію Библейскаго Общества. Это Общество почитало себя всеконфессіональнымъ — всѣ конфессіи были представлены, какъ равно владѣющими словомъ Божіимъ. Члены его участвовали въ кружкѣ Татариновой, гдѣ происходили хлыстовскія радѣнія. Они декламировали противъ церковности и читали Штиллинга, который писалъ о «тьмѣ нелѣпостей и суевѣрій, называемымъ греко–восточнымъ исповѣданіемъ».
Въ 1816 г. былъ постановленъ переводъ св. Писанія на русскій языкъ «дабы предложить свят. Синоду искреннее желаніе Его Величества доставить россіянамъ способъ читать Слово Божіе на природномъ своемъ россійскомъ языкѣ, яко вразумительнѣйшемъ для нихъ славянскаго нарѣчія, на коемъ книги свягц. Писанія у насъ издаются» (Прот. Г. Флоровскій. «Пути Р, Б.», Парижъ 1937 г., стр. 134).
Однако, Синодъ не принялъ на себя руководства надъ переводомъ и не принялъ отвѣтственности на себя. Переводъ былъ отданъ въ вѣдомство коммиссіи духовныхъ училигцъ, которой надлежало избрать надлежащихъ переводчиковъ. Веденіе перевода отъ комиссій духовныхъ училигцъ было поручено Филарету, тогда архимандриту и ректору С. П. Б. Академіи. Филаретъ взялъ Евангеліе отъ Іоанна, отъ Матѳея — прот. Павскій, отъ Марка — арх. Поликарпъ — вскорѣ ректоръ московской дух. семинаріи, отъ Луки — Моисей — ректоръ Кіевской дух. семинаріи, вскорѣ экзархъ Грузіи. Евангеліе было отпечатано въ 1819 г. въ числѣ 18 тыс. экземпляровъ. Послѣ этого началась работа надъ Пятокнижіемъ Моисея, которое въ отпечатанномъ видѣ при «обратномъ ходѣ» было сожжено на кирпичномъ заводѣ Александро–Невской Лавры.
«Обратный ходъ» — это выраженіе самаго митр. Филарета, оно обозначаете то обратное движеніе, которое смѣнило увлеченіе Библейскимъ Обгцествомъ, послѣ того, какъ архимандрите Фотій раскрылъ глаза Императору Александру І–ому на коварныя цѣли этого общества. Князь Голицынъ былъ замѣщенъ другимъ министромъ–адмираломъ Шишковымъ, который оказался ярымъ противникомъ перевода св. Писанія на русскій языкъ подъ предлогомъ, что якобы русскій языкъ, господствовавшій тогда по всей Имперіи и уже успѣвшій стать языкомъ прекрасной нашей литературы, достигшей въ это время своей высшей точки расцвѣта, является языкомъ пошлымъ, непригоднымъ для перевода на него св. Писанія. Шишковъ и его сторонники считали достаточнымъ для мірянъ слышаніе Евангелія на церковныхъ богослуженіяхъ, опасаясь, что въ домашнемъ быту священныя книги могуте подвергнуться неблагоговѣйному обращенію и также, что при знакомствѣ съ Евангеліемъ могуте возникнуть ереси. Такая точка зрѣнія является чисто католической. Этимъ путемъ Евангельская проповѣдь была исключена изъ домашняго быта русскихъ людей и это при наличіи вредной для души западной литературы, наводнявшей безпрепятственно книжный рынокъ. Печатаніе житій святыхъ было также запрещено. Но еще въ 18–омъ вѣкѣ свят. Тихонъ Задонскій находилъ необходимымъ распространеніе св. Писанія на общепонятномъ языкѣ. И чѣмъ дальше, темъ болѣе въ этомъ была нужда… Въ результате немудрено, что часть духовно–одичавшаго русскаго общества вылилась въ атеистическинастроенное поколѣніе «шестидесятниковъ». И выступила соотвѣтствующая свѣтская литература въ лицѣ Чернышевскаго и подобныхъ ему… Раздвоеніе въ русскомъ обществѣ мѣшало къ объединенію всѣхъ силъ страны, чтобы общимъ усиліемъ стремиться къ осугцествленію духовныхъ и государственныхъ цѣлей и заданій и въ особенности въ тѣ моменты, когда въ исторіи представлялись къ этому благопріятныя условія. Она же, эта двойственность, расшатывала наши древніе государственные устои.
Мудрость Филарета охватывала все значеніе распространенія св. Писанія среди русскаго народа тогда еще не отравленнаго ядомъ ложнаго просвѣщенія, кромѣ высшихъ его классовъ. И по этой причинѣ онъ принялъ участіе въ работахъ Библейскаго общества, ибо ему казалось, что за библейское дѣло должны взяться церковныя силы, «да не отъимѣтся хлѣбъ чадомъ». Въ обновляющую силу Слова Божія онъ твердо вѣрилъ. Съ библейскимъ дѣломъ онъ неразрывно и самоотвержено связалъ свою жизнь и свое имя. Его библейскій подвигъ трудно оцѣнить въ должной мѣрѣ. Для него лично онъ былъ связанъ съ великими испытаніями и скорбями… «Въ каждой чертѣ Слова Божія», говорилъ онъ, «скрывается свѣтъ, въ каждомъ звукѣ — премудрость. Достовѣрность священнаго Писанія простирается далѣе нашего разумѣнія».
Но прошло почти полъ вѣка и только старѣющему м. Филарету удалось увидѣть осуществленіе завѣтнаго желанія всей своей жизни: выхода въ свѣтъ Свящ. Писанія на русскомъ языкѣ.
Это событіе совершилось уже въ царствованіе Имп. Александра ІІ–го. Государь этотъ былъ съ нимъ въ перепискѣ и въ его царствованіе Митрополитъ пользовался всегда неизмѣннымъ почетомъ. М. Филаретъ редактировалъ по порученію Государя манифестъ объ освобожденіи крестьянъ.
Въ 1824 г. (черезъ 3 года послѣ вступленія м. Филарета на Московскую каѳедру) произошло значительное событіе въ его жизни: ему представился іеромонахъ Антоній (Медвѣдевъ), который въ качествѣ богомольца объѣзжалъ святыя мѣста въ Россіи и прибылъ для поклоненія въ Сергіеву Лавру. Бесѣда съ о. Антоніемъ произвела на м. Филарета глубокое впечатлѣніе и ровно черезъ 7 лѣтъ онъ вызвалъ его для того, чтобы его назначить намѣстникомъ Тр. Сергіевой Лавры. Архимандритъ Антоній пробылъ на этой должности 46 лѣтъ.
Митрополита и намѣстника связывала всю ихъ жизнь совершенно исключительная духовная близость. Это объясняется тѣмъ, что оба они были истинными монахами въ самомъ глубокомъ смыслѣ этого слова и, кромѣ того, оба были послѣдователями святоотеческаго ученія о внутреннемъ дѣланіи. Въ письмѣ митрополита къ намѣстнику (T. I, №95, 7 февр. 1834 г.) мы читаемъ: «Сужденіямъ старца Паисія и старца Серафима покаряюсь — Прекрасный совѣтъ о. Серафима не бранить за порокъ, а только показывать его срамъ и послѣдствіе. Молитвы старца да помогутъ намъ научиться исполненіемъ».
«Какъ нерѣдко встрѣчается въ особенныхъ натурахъ, писалъ проф. Казанцевъ въ своемъ «Очеркѣ жизни архимандрита Антонія», въ митрополитъ ФиларетЬ совмѣгцались повидимому несовмѣстимыя свойства. При глубокомъ критическомъ умѣ, онъ отъ дѣтства до могилы сохранилъ дѣтскую вѣру; при строгости и малодоступности къ подчиненным^ при величавости въ офиціальныхъ отношеніяхъ, былъ простъ въ домашней жизни и искренно смиренъ въ мнѣніи о себѣ; при сухости и холодности внѣшняго обрагценія, онъ имѣлъ любящее, довѣрчивое сердце. Тонкій политикъ въ дѣлахъ, онъ мало зналъ практическую жизнь и жилъ въ своего рода идеальномъ мірѣ. Въ завѣтной чертЬ, которой онъ оградилъ себя отъ подчйненныхъ, была тропа, которою можно было дойти прямо до его сердца — онъ былъ монахъ. Въ своей частной нравственно–религіозной жизни онъ охотно становился въ ряды послѣднихъ послушниковъ; съ благоговѣніемъ внималъ словамъ лицъ, которыхъ считалъ высокими въ духовной жизни; счастьемъ считалъ ихъ молитвенную память о немъ; юродивые, блаженные находили у него свободный доступъ. Образы древняго иночества постоянно носились предъ его духовнымъ взоромъ, и сердце его стремилось къ общенію съ міромъ патериковъ и древнихъ житій. Съ этой стороны нашелъ близкій и скорый доступъ къ сердцу м. Филарета арх. Антоній, именно какъ къ монаху!.. Порывами духа своего о. Антоній и самъ стремился сблизиться съ этимъ міромъ избранныхъ подвижниковъ, идти ихъ путемъ къ царству небесному… Внимательно слѣдилъ онъ за особыми опытами духовной жизни и проявленіями благодати Божіей въ Сергіевой Лаврѣ и дѣлился своими наблюденіями съ м. Филаретомъ, сочувствовавшимъ глубоко всѣмъ такимъ явленіямъ». Для ищущихъ пустыни и безмолвія о. Антоній устроилъ въ трехъ верстахъ отъ лавры Геѳсиманскій скитъ. Одна за другой возникали уединенныя келліи въ лѣсу, и въ нихъ совершались подвиги поста, молитвы, молчанія…
Обмѣнъ мыслей о близкомъ для ихъ сердца предметѣ, постоянныя ихъ сношенія, такъ сблизили святителя Филарета съ о. Антоніемъ, что помимо дружбы, онъ избралъ его своимъ духовникомъ. Въ перепискѣ между ними, изданной въ двухъ томахъ, (Москва. 187885) всюду явствуетъ со стороны митрополита выраженіе глубокаго уваженія и смиренія по отношенію къ подчиненному ему лицу: «Благодарю за утЬшеніе», пишетъ онъ отъ 27–го іюня 1835 г., «не лучше было бы, если вы сдѣлали мнѣ наставленіе»… «Благодарю за искреннія слова, я нуждаюсь въ поученіи» (4 авг. 1842)…
«Скажите, какъ поступить въ этомъ <случаѣ»… «Поспѣшите сказать мнѣ ваши мысли»… «Тя рекохъ друга давно въ расположеніи сердца моего», писалъ святитель къ о. Антонію, «когда же Провидѣніе Божіе устроило, что тя нарекохъ и отца въ таинствѣ, то уже твоей душѣ остается регци, до какой степени она не чуждается уничиженной души моей».
Изъ этой переписки видно, что ни одно важное рѣшеніе, какъ въ дѣлѣ управленія епархіей, или въ государственныхъ дѣлахъ ему порученныхъ, или касавшихся его личной жизни не было предпринято и не обходилось безъ обсужденія съ о. Антоніемъ.