Я назвалъ свою родину. Иноки переглянулись между собой…

«Не знаете ли», спросилъ я, «гдѣ мнѣ здѣсь найти двухъ монаховъ, отца съ сыномъ изъ Саратовской губерніи, по фамиліи, кажется, Пономаревыхъ?» «А, чтожъ, они родственники тебѣ, чтоли?»

«Нѣтъ», говорю, «не родственники, а какъ у меня здѣсь никого нѣтъ, то я ищу хоть земляковъ».

«Ну и слава Богу: твои земляки съ тобой–то и разговариваютъ — я отецъ, а это — мой сынъ».

При этомъ они мнѣ дали братское цѣлованіе. Это были Никита и Родіонъ Пономаревы, въ монашествѣ Нифонтъ и Иларіонъ. Сильно обрадовался я этой встрѣчѣ, въ которой не могъ, конечно, не усмотрѣть промыслительнаго о мнѣ грѣшномъ Божьяго усмотрѣнія. Скитъ мнѣ сразу сдѣлался роднымъ. «А, гдѣ бы мнѣ увидать старца Макарія?» спросилъ я земляковъ. Отецъ Родіонъ, сынъ старика Никиты, сказалъ мнѣ:

«Пойдемъ за мной въ церковь — онъ тамъ, и я тебя поведу къ нему подъ благословеніе».

Батюшку Макарія мы, действительно, застали на молитвѣ въ церкви. Шло бдѣніе. Доложили ему обо мнѣ:

«Какой–то странникъ, батюшка, Васъ спрашиваетъ. Желаетъ Васъ видѣть и сказываетъ, что нашъ землякъ», доложилъ старцу о. Родіонъ.

Надо сказать, что Пономаревымъ я при встрѣчѣ не успѣлъ ничего другого объяснить, кромѣ того, что я ихній землякъ: ни имени моего, ни фамиліи они не знали, да и во всей Оптиной меня никто знать не могъ. «Гдѣ онъ?» — спросилъ старецъ. «Стоитъ у церкви».

«Приведите его сюда ко мнѣ …»

И меня ввели въ церковь къ старцу. Я упалъ ему въ ноги съ замирающимъ отъ волненія сердцемъ и, когда всталъ, старецъ, благословляя меня, сказалъ: «Э, да это, знать Ѳеодоръ!» Дивное прозрѣніе … «Откуда ты сегодня пришелъ?»

«Прямо изъ Калуги», отвѣтилъ я внѣ себя отъ изумленной радости, представь передъ дивнымъ старцемъ.

«Такъ, веди–же его скорѣй въ трапезу», сказалъ батюшка отцу РодДону, «Да скажи повару, чтобы онъ хорошенько, чѣмъ Богъ послалъ, его накормилъ… Да, Ты ужъ», обратился ко мнѣ старецъ: «послѣ ужина–το не ходи ко бдѣнію, а ложись спать, а то ты усталъ, голодный!» (С. Нилусъ. «Сила Божія и немощь человѣчаская», записки иіумена Ѳеодосія. Сергіевъ Посадъ, 1908 г). Старецъ средняго роста, лицомъ не красивъ, со слѣдами оспы, но было оно бѣлое, свѣтлое. Взглядъ былъ тихъ и полонъ смиренія. Нравъ его былъ чрезвычайно живой и подвижной. Память прекрасная: послѣ первой исповѣди на всю жизнь запоминалъ онъ человѣка. Былъ онъ косноязыченъ: не хватало дыханія при разговорѣ. Это его смущало всю жизнь. Одѣтъ былъ всегда бѣдно.

Съ тЬхъ поръ, какъ появился въ скиту о. Макарій, гдѣ его возвели въ настоятели, жизнь его приняла характеръ не измѣнявшійся до самой смерти. Она была полна попеченій, какъ чисто пастырскихъ, такъ и о внѣшнемъ благоустроеніи, съ ранняго утра до поздней ночи. Въ церкви имъ было установлено пѣніе кіевскаго распѣва, введена должность канонарха, плавное чтеніе и пѣніе «на подобны». Вокругъ храма благоухали массы цвѣтовъ, расходясь по бокамъ многочисленныхъ скитскихъ дорожекъ. Внутренность скита, превращенная въ плодовый садъ ея основателемъ отцемъ Моисеемъ, усердно поддерживалась заботами о. Макарія, и нерѣдко зимою городскіе и сельскіе жители просили плодовъ для болящихъ. Самъ о.Макарій, хотя и былъ іеромонахомъ, не служилъ по физическому недостатку косноязычія, но болѣе по глубокому своему смиренію. Но зато съ усердіемъ пѣвалъ онъ часто и со слезами. Особенно любилъ онъ «Чертогъ Твой».