Дни богослужения Православной Кафолической Восточной Церкви

После молитв пророческих, Апостольского и Евангельского чтений о страданиях и смерти Иисуса Христа, с благоговением выносится на средину храма св. плащаница для поклонения изображенному на ней умершему Господу. За вынесением св. плащаницы на средину храма, по окончании вечерни — на повечерии поется канон о распятии Господнем, выражающий скорбь Церкви и плач Пресвятой Богородицы, которой в день сретения Господня во храме иерусалимском, в 40–й день по рождении Спасителя, предсказал праведный Симеон: и тебе же самой душу пройдет оружие (Лк. 2, 35).

Канон о распятии Господнем и на плач Пресвятой Девы, сейчас исполняемый на повечерии в Великий Пяток, есть творение Симеона Логофета, знаменитейшего писателя церковного, благочестивого вельможи константинопольского, жившего в 10 веке, при императорах Льве Премудром и Константине, и бывшего советником у этих государей как в делах воинских и гражданских, так и в трудах ученых.[566]

Богочеловек Искупитель наш при своих внутренних страданиях, тужил и скорбел так глубоко, что явился к Нему Ангел для укрепления Его (Лк. 22, 43). Владыка жизни и смерти говорил ученикам Своим: прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф. 26, 38). Жены, сопровождавшие Господа на Голгофу, так горько плакали и рыдали, что страждущий Господь утешал их: дщери иерусалимския, — не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших (Лк. 23, 28). Могла ли Пресвятая Дева Мария оставаться равнодушной и спокойной, когда взирала на невыразимо ужасные мучения Сына Своего, пребывать без плача и рыданий? В это страшное время, во всей силе, исполнилось над нею проречение праведного Симеона Богоприимца, еще во дни младенчества Иисусова произнесенное к Ней: и тебе же самой душу пройдет оружие (Лк. 2, 35), — оружие неизреченной скорби. Эту глубокую скорбь и плач Логофет выразил в каноне повечерия Великой пятницы.

Ирмосы сего канона — те самые, какие мы обыкновенно слышим при наших погребениях и в панихидах, на могилах наших покойников. Агнец Божий, вземляй грехи мира, ведется к заколению — на пропятие; во след Его идет народ мног людей, идут жены плачущие и рыдающие; идет и Пресвятая Дева Мария и вопиет к Сыну Своему и Господу:«Камо идеши, Чадо? Чесо ради скорое течение совершаеши? Иду ли с Тобою, Чадо, или паче пожду Тебе? Даждь ми слово, Слове; не молча мимо иди Мене, чисту соблюды Мя! Ты бо еси Сын и Бог Мой».

«Вижду Тя ныне, возлюбленное Мое Чадо и любимое, на кресте висяща, и уязвляюся горько сердцем». Ибо

«Ныне моего чаяния радости и веселия, Сына Моего и Господа лишена бых. Увы мне, болезную сердцем».

«Солнце незаходимое, Боже превечный и Творче всех тварей Господи, како терпиши страсть на кресте?»

«Се Свет мой сладкий, надежда и живот благий, Бог мой угасе на кресте! Распаляюся утробою».

«Где Сыне мой и Боже, благовещение древнее; еже ми Гавриил глаголаше? Царя Тя, Сына и Бога вышняго нарицаше: ныне же вижу Тя, Свете мой сладкий, нага и уязвена мертвеца».

«Едину надежду и живот, Владыко Сыне мой и Боже, во свет очей моих раба Твоя имех: ныне же лишена бых Тебе, сладкое мое Чадо и любимое. Болезни, и скорби и воздыхания обретоша мя, увы мне!»

«Мертва Тя зрю, Человеколюбче, оживившаго мертвыя, и содержаща вся! Уязвляюся люте утробою».

«Не изглаголеши ли рабе Твоей слова, Слове Божий? Не ущедриши ли, Владыко, Тебе рождшую?»

«Избавляли болезни, ныне приими мя с Собою, Сыне мой и Боже, да сниду, Владыко, во ад с Тобою и аз; не остави мене едину».

«Срыдайте ми и сплачитеся горько: се бо Свет мой сладкий, и Учитель ваш гробу предается».