перед Чашею: πίετε εξ αύτόν πάντες τοΰτό έστι το αίμά μου τό τής καινής διαθήκης τό ύπέρ ύμών καί πολλών έκχυνόμενον καί διαδιδόμενον έις άφεσιν άμαρτιών [пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многи изливаемая и предаваемая во оставление грехов].

Византийские литургии усвоили в общем сложную редакцию апостола Иакова, но без καί διαδιδόμενον [и предаваемая] в обоих случаях.

Это сравнение текстов установительных слов нами производится для того, чтобы показать историческую изменяемость и гибкость этого текста. Если даже принять латинское (к нам через митр. Петра Могилу пришедшее) мнение о тайносовершительной формуле, то в Таинстве Евхаристии оно, как и в других таинствах, никогда не было строго зафиксированным. Латинской науке нужно точно установить, что и какова есть тайносовершительная формула установительных слов Спасителя. Обращаем внимание на работу, специально этому посвященную: D-r. K. Merk «Der Konsekrationstext der römischen Messe». Rottenburg a/N., 1915, Ss. 145. Для латинского литургического и догматического сознания сила Таинства находится именно в этих словах. Таинство понимается католиками юридически, действие слов тоже юридическое. B силу их учения о «Minister Sacramenti» [служитель Таинства] священник в Евхаристии больше, чем в каком-либо другом таинстве, есть «Stellvertreter Christi» [заместитель Христа (нем.)], «Vice Christus» [заместитель Христа]. Он произносит эти слова от имени Спасителя, как-будто Сам Спаситель, заменяя Его в полной мере. Будучи как бы Самим Господом, совершающим Свою последнюю Вечерю с учениками, священник произносит слова установления, как будто Сам Спаситель, административно, консекраторно. B устах православного священника они произносятся в историческом повествовании об установлении Вечери. Если священник, по словам Максима Исповедника, является в Таинстве «образом Бога», τύπος Θεού, [430] то он никак не «вице-Христос». Он не заместитель Христа, и Таинство совершается не одними словами установления и не силою их, a всем контекстом евхаристической молитвы и силою, действием и благодатию Святого Духа.

Молитва anamnesis’a, равно как и установительные слова, из которых она вытекает, является неотъемлемой частью евхаристического канона. Эта молитва есть повторение слов Спасителя «сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22:19; [431] 1 Кор. 11:24 [432]). Это и есть установление Таинства таинств и полномочие и завет творить его всегда, «доколе Он придет» (1 Кор. 11:26 [433]). Спаситель с нами всегда «во все дни до скончания века» (Мф. 28:20 [434]). Нельзя говорить о том, что когда-то, «во дни Плоти Его», Он был с нами, a теперь мы осиротели. Он не оставил нас сиротами. Он реально присутствует Плотию Своею, a не только под видом ее, не sub pane, cum pane, in pane [под хлебом, с хлебом, в хлебе]. Каждая Литургия есть новое Боговоплощение и новое повторение Голгофы. B воспоминание спасительных Страданий Христа и совершается это Таинство. Оно и есть воспоминание, «анамнезис» этих Страданий. Апостол Павел в 1 Кор. 11:26 говорит: «Всякий раз, когда едите Хлеб сей и пьете Чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет». Ясно, что эта молитва не могла не войти в евхаристический канон. С другой стороны, воспоминание спасительных Страданий, как одного из благодеяний, явленных роду человеческому, есть продолжение тех же благодарений, которые священник приносил в самом начале евхаристического канона.

Об «анамнезис'е» (anamnesis’е) нам свидетельствуют многие памятники древности, как это уже было указано выше, в исторической части. Так, например: святой Иустин Философ (I Апол. 66) пишет: «Апостолы… передали, что им было заповедано: Иисус взял Хлеб и благодарил и сказал: «Это творите в Мое воспоминание, это есть Мое Тело…». A в «Разговоре с иудеем Трифоном» (гл. 41) апологет добавляет: «Хлеб Евхаристии, который заповедал приносить Господь наш Иисус Христос в воспоминание Страдания, подъятого Им за людей…».

B литургии, описываемой святым Ипполитом, читаем: «Сие есть Тело Мое… Сия есть Кровь Моя… когда вы это творите, то творите в Мое воспоминание. Итак, вспоминая Его смерть и Воскресение, мы предлагаем Тебе Хлеб и Чашу…».

Литургия СА VIII содержит после слов Спасителя и цитаты из 1 Кор. 11:26 («всякий раз, когда вы едите Хлеб… доколе Он придет») такую редакцию анамнезиса: «Итак, вспоминая Его Страдания, смерть и Воскресение, восход на Небеса и будущее Его Второе Пришествие, в которое Он придет судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его, мы приносим…» и т. д. [435]

Характерно, что воспоминание простирается на все времена, a не только на прошлое. B евхаристическом воспоминании стираются грани прошлого, настоящего и будущего. Евхаристическая словесная и бескровная служба вневременна, не подчинена законам нашего чувственного восприятия и нашей логики. Мы вспоминаем в нашей Литургии и будущее. Как и для пророков Ветхого Завета не было этих граней времени, и в своем так называемом «perfectum propheticum» [пророческое прошедшее время] они говорили в грамматической форме прошлого времени о событиях будущего, только имеющих случиться, но как бы уже совершившихся, так и теург Нового Завета вспоминает в евхаристическом приношении не только минувшее (страдание, смерть, Воскресение и Вознесение), но и грядущее Второе Пришествие и Суд. Литургия вечна. Агнец заклан в недрах Святой Троицы. Он предназначен к закланию еще «прежде создания мира» (1 Пет. 1:20 [436]), хотя и явился во времени, «в последние времена». Евхаристия любви предвечно совершается в Триединстве Божием, в вечном святилище Божественной любви, совершается во времени и нами и будет совершаться и во веки веков. Эта Жертва любви, «любви Отца, распинающей, любви Сына, распинаемой, любви Духа Святаго, торжествующего силою крестной», не имеет границ во времени. Литургийное последнее явление Даров, символизирующее вознесение на небо, сопровождается возгласом: «Всегда, ныне и присно и во веки веков».

В литургии апостола Иакова (греческой) после установительных слов Господа и цитаты из 1 Кор. 11:26 стоит такой анамнезис: «Воспоминая и мы… животворящие Его Страдания, спасительный Крест, смерть, Гроб, трехдневное Воскресение, на Небеса восхождение, одесную Бога и Отца седение и Второе и славное и страшное Его Пришествие, когда Он придет со славою судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его.…» [437]

В литургии апостола Марка цитата из 1 Кор. 11:26 дополняется словами «и Мое Воскресение и вознесение исповедуете (доколе Я приду)». Молитва, нас интересующая, вероятно, потому же носит характер не воспоминаний, a исповедания: «Смерть Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, возвещая и трехдневное и блаженное Его из мертвых Воскресение исповедуя и вознесение на Небеса, седение одесную Бога и Отца и Второе, трепетное и страшное Его Пришествие ожидая…». 184

B Византийских литургиях текст послания к Коринфянам сохранился только у святого Василия, да и то уже с видоизменением: «Елижды бо аще ясте Хлеб сей, и Чашу сию пиете, Мою смерть возвещаете, Мое Воскресение исповедуете». В литургии святого Иоанна Златоуста описание Вечери кончается словами «во оставление грехов». Это «воспоминание» является только переходом к дальнейшей молитве призывания Святого Духа (επίκλησις) и в некоторых литургиях даже трудно отделимо от него, будучи придаточным предложением «воспоминая» или «возвещая» или «исповедуя» к главному — «Твоя от Твоих Тебе приносим…» (древний греческий текст). Вот параллельный текст молитвы:

Литургия святого Иоанна Златоустого

«Поминающе убо спасительную сию заповедь, и вся яже о нас бывшая: Крест, Гроб, тридневное Воскресение, на Небеса восхождение, одесную седение, Второе и славное паки Пришествие (возгласно): Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся».

Литургия святого Василия Великого