Эту реальность Павел подчеркивает в последних стихах, говоря о реальности языческих культов. Ибо хотя сам "идол — ничто", но есть "так называемые боги" (т.е. демоны) и "язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу" (Там же, 20). Это многих может покоробить, потому что мы привыкли находить в греческих мифах красоту и глубину. И мы в прошлом году говорили о них как о предощущении христианства. Однако, мы говорили также о том, что все это античное язычество было пронизано колдовством и магией, теургией и оккультизмом. Но "не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую" (Там же, 21).

Итак, установленная на Тайной вечери Церковь актуализировалась в день Пятидесятницы. В этот день хабура Христа стала Церковью, а трапеза Его учеников — Евхаристическим собранием. Евхаристическое собрание есть экклезиологическое продолжение Тайной вечери.

Как Тайная вечеря едина и единственна, так и Евхаристическое собрание едино и единственно. В пространстве и во времени не существует разных Евхаристических собраний, но одно-единое, как едино Тело Христа.

Ибо хлеб, который преломляют ученики, есть тот, который преломил Христос на Тайной вечери. И чаша, которую они благословляют, есть та самая чаша.

"Ибо всякий раз когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе он приидет" (1 Кор. 11:26). Т.е. Евхаристия, совершаемая до Второго пришествия, есть продолжающаяся последняя вечеря Христа. Как Он пребывал с учениками на Тайной вечери, так Он пребывает с учениками на Евхаристическом собрании в евхаристических дарах: "Сие есть тело мое..." и т.д.

Теперь логично перейти ко второму отрывку того же послания к Коринфянам, где Павел критикует (а следовательно и описывает!) первохристианскую агапу в коринфской Церкви (1 Кор. 11:20-34).

Агапа (αγαπαις) или "вечеря любви" была совместной трапезой, которая, собственно, и являлась первохристианским подобием вечери и венчалась собственно Евхаристией. Т.о. к Евхаристии приступали не натощак, а уже "по вечери", т.е. после насыщения.

Только Карфагенский Собор 391 г. окончательно отделит агапы от Евхаристии, постановив, "чтобы к Евхаристии приступали натощак".

Первоначальные агапы были ярким выражением соборности и праздником любви. Деградация этого установления впервые началась в связи с коринфскими разделениями на церковные партии. На что и обращает внимание апостол. Возникли "разделения" (буквально "схизма", раскол) и "разномыслия" (буквально хайрезис, т.е. партийные ереси), которые разрушили соборное единство. И хотя члены общины по-прежнему собираются на общую трапезу (агапу), Павел пишет, что

"Это не значит вкушать вечерю Господню" (1 Кор. 11:20). Потому что разделение проявляется как партийность, зависть, ревность и эгоизм, не совместимые с христианской любовью:

"Ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу..." т.е. приносимые яства не распределяются между всеми, чтобы вкушать их сообща. Каждый ест то, что сам принес. И т.о. социальные различия обнаруживаются самым вопиющим образом:

"иной бывает голоден, а иной упивается" (1 Кор. 11:21). Но это уже не есть агапа, "трапеза Господа" на которой "один хлеб и мы многие одно тело" (1 Кор. 10:17).

"Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить?" — обращается Павел к зажиточным членам церкви. Т.е. если все дело в еде и питии (а не в общей трапезе), то могли бы оставаться и дома.

"Ибо пренебрегаете Церковью Божьей и унижаете неимущих" (1 Кор. 11:22).