Конечно, с точки зрения древнего христианина (точно так же, как всегда с точки зрения Церкви) — это абсолютный парадокс, это полнейший нонсенс, это просто невероятно, невозможно. Как может совершать церковное служение неверующий человек в то время, когда оглашенные, то есть люди верующие, решившиеся креститься, и те должны выйти из храма? Бывает, например, что на клиросе стоят люди, которые в перерывах между молитвами выходят покурить на улицу…

Все, что мы сейчас видим, конечно, есть свидетельство тяжкого духовного кризиса нашей Церкви. Для нас очень важно осознать, что никакое церковное служение без благословения Церкви совершаться не может. Мы уже забыли, можно сказать, об архиерейских хиротесиях, хотя чин хиротесии совершается теперь перед поставлением в диакона. Если вы бывали на хиротонии, то видели, что епископ или накануне диаконской хиротонии, вечером или непосредственно перед Литургией кандидата в священный сан сначала поставляет в чтеца, а потом в иподиакона: возлагает на него руки, постригает волосы. Когда его делают чтецом, на него надевается короткая маленькая фелонь и дается ему читать Апостол.

Хиротесия теперь совершается непосредственно перед рукоположением в диаконы по очень существенной причине. Дело в том, что церковное служение должно совершаться всем сердцем, человек должен себя всего отдавать церковному служению. После того, как он к нему пришел, уже неестественно было бы для него заботиться об устройстве своей жизни, прежде всего о браке. Поэтому после рукоположения в священный сан уже нельзя жениться. Или нужно жениться до принятия сана, или уже потом оставаться безбрачным. Эта же норма относится и к хиротесии. Если епископ рукоположит кого-то в чтеца или в иподиакона, то этому человеку жениться уже будет нельзя. Поэтому теперь никого и не рукополагают этим чином — для того, чтобы человек мог еще решать свою судьбу, чтобы не ограничивать количество людей, приходящих в Церковь.

Конечно, это происходит от скудости нашей, от того, что теперь мало желающих послужить Церкви, и если даже есть такие желающие читать, или петь, или прислуживать в храме, то они далеко не готовы посвятить себя полностью на это служение; часто они потом думают о своем браке, о своей семье, у них нет той цельности, которая была в древности. А раньше, конечно, без хиротесии человек не мог быть допущен к церковному служению.

Мы не можем теперь вернуться механически к древней практике. К сожалению, она утрачена нами, и, скорее всего, основательно утрачена, вряд ли возможно ее отреставрировать. Но мы можем сейчас пытаться восстановить другую норму, конечно, гораздо более слабую, но все-таки существенную: чтобы всякий человек, желающий послужить Церкви, имел на это благословение хотя бы священника, хотя бы своего духовника или настоятеля. Чтобы не было так, что любой с улицы приходит, кого регент нанял, и он, будучи неверующим, поет Литургию. Такого безобразия не должно быть и в наше время.

К такому положению, как сейчас, мы пришли не сразу, в истории произошел длинный путь трансформации церковного сознания, осознания места человека в церковной жизни. К сожалению, как мы видим, этот церковный путь в основном все-таки шел в сторону ослабления ревности, ослабления церковной жизни и церковного сознания, готовности служить Богу. Но все же, в истории никогда до конца не забывали о тех золотых временах, когда все члены Церкви желали быть полезными Церкви, действительно хотели ей послужить.

Мы сейчас думаем о возрождении нашей церковной жизни, и в частности сознаем, что это возрождение может совершиться через возрождение церковно-приходской общины. Такая община — это есть действительно некая семья духовная, которая является малой Церковью, в ней есть полнота церковной и духовной жизни. Думая о том, как нам возродить такую церковную общину, мы приходим к выводу, что прежде всего, нужен настоящий пастырь, без пастыря она невозможна. Значит, начинается она с того, что появляется какой-то священник, который решает себя посвятить на пастырское служение, и около него собираются постепенно его духовные чада.

Что такое духовный отец и духовные чада? Это очень важный вопрос. Некоторые приходят и говорят: «Я хочу, чтобы Вы были моим духовником, хочу быть Вашим духовным сыном или духовной дочерью». Но, к сожалению, очень часто при этом они совсем не понимают, что это такое. У нас есть постриг в монашескую жизнь, но, к сожалению, у нас нет чина поставления в чада духовные (хотя, между прочим, в Требнике есть специально такой чин, молитвы такие есть, но мы этот чин тоже не совершаем теперь). А на самом деле, как монах дает обеты монашеские перед постригом, так и каждый человек, который хочет стать членом общины духовной, он тоже должен дать некоторые обещания, а лучше сказать, обеты.

Какие обеты? Монах дает три обета: первый — обет послушания, второй — обет нестяжания, третий — обет безбрачия. Пребывание в духовной семье и духовной общине тоже имеет несколько условий. Прежде всего, каждый член общины, а значит, и Церкви (конечно, раньше невозможно было быть членом Церкви и не быть членом общины, это было одно и то же), должен обязательно решиться на послушание духовному отцу и Церкви через него. Нужно решиться и понять, что жизнь в общине, членство в общине — это есть любовь ради Христа, любовь, конечно, всегда к Богу в сердце, любовь к духовному отцу ради Христа, любовь к братьям и сестрам тоже ради Христа. Это не есть какая-то симпатия, привязанность, пристрастие, которые являются эмоциями, чувствами. Любовь евангельская, любовь Христова — это не эмоции, не чувства, а это есть некое устроение сердца, когда человек решается отречься от себя и свою жизнь отдать Богу и ближним своим, отдать свое сердце (как вы помните, Господь говорит, что нет больше той любви, чем когда человек душу свою полагает за други своя). Вот такая любовь и соединяет людей в общину, соединяет их в некое единство. Кроме любви, ничто другое соединить их не может. И конечно, общинная жизнь — это есть еще смирение, которое является основой духовной жизни всегда. Если любовь является содержанием духовной жизни, жизни с Богом, жизни церковной, то основой этой жизни является смирение. Без смирения и любви быть не может в сердце человека. Любви христианской, духовной без смирения не бывает. А смирение приобретается быстрее всего через послушание. Вот почему послушание является первым обетом монашеским и, естественно, первым обещанием или принимаемым на себя подвигом для каждого христианина, для каждого члена общины.

Мы хотим возродить в нашей жизни общину, мы хотим, чтобы действительно Церковь была Церковью. Не просто неким собранием незнакомых друг другу граждан, которые ходят в храм и друг с другом не здороваются, и не знают даже друг друга по именам, и даже им все равно, кто стоит рядом. Они тут десять лет уже стоят рядом, молятся, причащаются из одной Чаши, но они чужие люди. Это, сами понимаете, полный абсурд. Если это так, если мы живем такой нормой, то какие же мы христиане? И что же наше причащение? Значит, оно не соединяет нас в любви. Значит, мы человека этого нисколько не любим, если нас не интересует даже его имя, если нам все равно, видим мы его или не видим, если мы знать не хотим, какие у него скорби, какие у него радости; если ему больно, а мы этого не замечаем. Значит, никакой любви тут нет, и конечно, это Церковью назвать можно только условно.

Для того, чтобы Церковь была Церковью, чтобы возродилась церковная община, недостаточно только лишь исповеди частой у своего батюшки; недостаточно бесконечных разговоров, бесед; недостаточно все время подходить: благословите меня поехать на выходной день туда-то или благословите меня завтра сходить в кино. Это все есть пародия на духовную жизнь. Сами понимаете, что не это есть содержание жизни церковной.

Если человек хочет быть членом общины, это значит, что у него должно быть церковное служение. Что значит принадлежать Церкви? Что значит быть членом Церкви? Что такое Церковь? Церковь — это Тело Христово, а Христос пришел послужить и отдать Себя за жизнь мира, послужить людям. Значит, и Церковь здесь, в этом мире, служит этому миру, служит людям. Следовательно, и каждый член Церкви должен служить. Мы часто говорим о служении Христовом. Естественно, что и Церковь в этом мире несет свое служение. И поэтому парадоксально такое сознание: «Я, конечно, христианин, я член Церкви Православной, а служить — это батюшка служит. Он совершает службу, он в больницу ходит, он обо всех заботится и всех исповедует, — он служит, а мое дело только придти, с ним поговорить, получить от него все, что мне надо, и идти домой».

Конечно, если это так, если дальше сознание церковное не продвигается у человека, то его членом Церкви Православной назвать никак невозможно. У каждого члена общины, у каждого члена Церкви должно быть обязательно свое церковное служение, нужно это совершенно ясно осознать.

Служение это может быть разным, но церковным оно будет тогда, когда оно совершается по благословению Церкви. Например, вступают юноша и девушка в брак, устраивают семью, родят детей, их воспитывают. Церковь их благословляет на это, Церковь их венчает, и дальше духовные отцы благословляют: ты воспитывай детей, а ты делай вот это. Могут быть служения и другие. Очень хорошо, если есть возможность служить Церкви, не только воспитывая свою семью, а расширяя свое сердце, свое время и для окружающих людей, для нужд церковных. Мы знаем, что церковные люди, даже обремененные большой семьей, стараются помогать окружающим. Очень часто именно многодетные люди гораздо более деятельны бывают в Церкви, чем люди одинокие. Семейная жизнь приучает человека к служению: хочешь или не хочешь, а придется тебе утром встать и варить обед, и детей провожать в школу, и трудиться весь день для семьи. Такой человек легко расширяет свою жизнь и начинает служить окружающим, старается кого-то позвать к себе домой, детей, у которых нет домашнего уюта или нет отца или матери, обогреть, приютить, кому-то помочь, за каким-то больным поухаживать, кому-то принести еду или что-то, еще. Так бывает обычно в семьях, христианские семьи — это более благополучная часть Церкви.