Церкви, направлена на то, чтобы в максимальной степени обеспечить действительность рукоположения, от которого зависит действительность других таинств, совершаемых пресвитером. Однако, возникает законный вопрос: не следует ли при совершении таинства Священства отдавать приоритет, как богословской истине, намерению посвящаемого, нежели принципу юридической надежности?

2) Таинство Священства должно совершаться публично в церкви и в присутствии народа. Согласно священным канонам, народ приглашался свидетельствовать о достоинстве и положительных качествах рукополагаемого (Феофил Алекс. 7).

3) Рукоположение должно совершаться в последовательном порядке священных

степеней так, чтобы никто не был поставляем на высшую степень, минуя низшую (ordination per saltum). Движение по иерархической лестнице вверх должно быть последовательное (Серд. 10; Двукр. 17). Здесь необходимо заметить, что каноны не определяют известного времени пребывания ставленника в той или иной степени. Это не было определено даже на Константинопольском Соборе 861 г., где и был издан канон 17, направленный на восстановление общения между Фотием Великим, Патриархом Константинопольским, и Николаем I, Папой Римским. В своем толковании на этот канон Федор Вальсамон, Патриарх Антиохийский, пишет: «Склоняюсь к тому, что указано св. отцем нашим Григорием Богословом относительно совершения священников, и говорю, что рукоположение на каждую степень по необходимости должно совершаться через седмь дней; и тем более, что это принимает неписанный церковный обычай, допуская такия рукоположения на каждую степень»[607]. Еще прежде, в 123 Новелле императора Юстиниана I был установлен срок (3 месяца) в течение которого мирянин, избранный в епископа, изучает церковное законодательство и богослужебный устав, так как после посвящения замечает законодатель: «Постыдно. и весьма неразумно — долженствующему учить — учиться у других после хиротонии. Впрочем, продолжает он, если будет учителен, хотя числится и в мирском чине, и не имеет недостатка ни в чем том, что служит к пользе и усовершенствованию других, в таком случае по отношению к сему опыт дает основание не наблюдать указанного времени»[608].

4) Рукоположение на одну и ту же священную степень, однажды правильно совершенное, не может быть повторено (Ап. 68).

5) Таинство Священства должно быть совершено обязательно с назначением рукополагаемого на определенное место или должность в определенном приходе. Согласно шестому правилу IV Вселенского Собора рукоположение без такого назначения, дающее только сан, признается «недействительным», канон также предписывает рукоположенных таким образом «нигде не допускати ... до служения, к посрамлению поставившаго их».

Таким образом, на сегодняшний день особый вопрос вызывают канонические требования первой группы — условия, предъявляемые к лицу, желающему воспринять таинство Священства. Во втором и третьем случае (условий, предъявляемых служителю таинства Священства, и условий, относящихся к самому действованию таинства Священства) требования в Церкви строго соблюдаются — как в литургической практике, так и в законотворческой, — так как эти требования затрагивают фундаментальные основы догматического учения о Церкви и доктринальные основы учения о священстве. Следовательно, здесь не может быть применен принцип икономии.

Относительно того, «как применять строгость церковных правил, при рукоположении, к грехам юности, недопускающим до священства», свт. Филарет (Дроздов), Митрополит Московский рассуждал следующим образом: «Вопрос: не преграждает ли пути будущему прошедшее — затруднительный в нашей (архиерейской) службе. Правила, большей частью, строги; но есть в одном степень к снисхождению. Есть и примеры святых, хотя немногие, которые допускают снисхождение. О владыке Платоне (по всей видимости — Левшине, бывшем митрополите Московском), слыхал я, что он заведомо брал сторону снисхождения. Думаю, что, по любви и смирению, отцы Церкви не осудят недостойного, и своим благословением и молитвою сделают его достойным»[609]. О затруднительности рукоположения в священство лиц, имеющих грехи юности, святитель свидетельствовал еще в середине XIX века, когда общество, особенно в провинции, было традиционным, когда уважались и хранились семейные и другие общественные нравственные ценности. Что можно сказать о современном нам времени, когда мир некоторые пороки, строги осужденные в Священном Писании, навязывает обществу как норму? В Каноническом кодексе имеется 9-е правило Неокесарийского Собора, где законодатель замечает, что некоторые грехи, «как многие сказуют, разрешает и рукоположение». Но по замечанию великих толкователей священных канонов Феодора Вальсамона, Патриарха Антиохийского, диакона Алексия Аристина и монаха Иоанна Зонары[610], эти слова не относятся к тяжким грехам — таким, как убийство или прелюбодеяние, которые нарушают Божественные законы мироустройства.

Ю. И. Рубан (СПбГУ). Епитрахиль: «брада Аарона» или «узы Игемона»? (Епитрахиль как элемент облачения священнослужителя)

Хорошо известно, что важнейшим элементом облачения православного священника, без которого он не может совершить ни одно богослужение, является епитрахиль (έπιτραχίλιον, — «нашейник», «навыйник»[611], традиционно соответствующая католической Stola Sacerdotalis[612]. «Епитрахиль есть священническая одежда, простирающаяся от шеи до земли. Она составляется из дьяконского ораря, сложенного вдвое (края которого соединялись пуговицами, как видно на древних епитрахилях), и возлагается священнику спереди на оба плеча, как подъяремному евангельского служения»[613].

Действительно, греческий и древнерусский[614] чин хиротонии во пресвитера трактует епитрахиль не новой священнической богослужебной одеждой, «но прежним дьяконским орарем, носимым лишь на шее, со спущенными наперед обоими концами по плечам»[615]. При посвящении «переносит архиерей заднюю часть ораря его наперед по правому плечу, говоря: «Достоин!»[616]. Об этом свидетельствует уже заголовок соответствующего параграфа из комментария блж. Симеона, архиепископа Солунского († 1429), авторитетнейшего литургиста, обобщившего в своих работах византийскую литургическую традицию (накануне гибели самой империи): «Для чего пресвитер приемлет на выю свою орарь, т. е. епитрахиль?»

(а) Епитрахиль — символ благодатных даров

Традиционно воспринимаясь символом сообщенной иерею благодати (его «внеличностной святости»), епитрахиль зримо удостоверяет его право священнодействовать и потому становится единственным обязательным предметом богослужебного облачения. Резюмированное блж. Симеоном Солунским, это понимание епитрахили как изливающейся свыше освящающей благодати[617], закреплено в особой молитве «Чина священныя Литургии» славянского Служебника. Каждый раз священник, возлагая на себя епитрахиль, молится, вспоминая появление на земле истинного священства «по чину Аарона»: «Благословен Бог, изливаяй благодать Свою на священники Своя, яко миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежди его»[618]. Ту же молитву, являющуюся парафразом слов библейского псалма[619], читает и его греческий собрат по своему «Евхологию»[620].

Слова молитвы почти зримо являют таинственную картину излияния благодати с головы священника на его бороду, своеобразным продолжением которой и становится епитрахиль! В данной ветхозаветной реалии находит объяснение особое пристрастие восточного христианства к бороде, придание ей сакрального характера[621].