Свт. Феофан Затворник говорит: «Здравие тела отворяет человеку двери ко многим прихотям и грехам, но немощь тела затворяет. Во время болезни мы чувствуем, что жизнь человеческая подобна цветку, который тотчас засыхает, как скоро он распускается. Что наши дни исчезают как тень, что наше тело сохнет подобно траве полевой, что жизнь самого крепкого человека есть только дыхание; что с каждым дыханием она сокращается, и что биение его пульса подобно ударам маятника, приближает его к последнему часу, который почти всегда бьет в такую минуту, когда он думает, что до сего часа еще долго. О, болезнь, горькое, но здоровое лекарство! Как соль гнилость мяса и рыбы отвращает и не попускает зарождаться червям в них: так и всякая болезнь сохраняет дух наш от гнилости и тления духовного, не попускает страстям, как червям душевным, зарождаться в нас».

С самой древности у святых отцов мы находим упоминание о таинстве Елеосвящения, причем почти всегда в связи с таинством Покаяния. Одно из первых известных, хотя и косвенных, свидетельств о таинстве Елеосвящения принадлежит сщмч. Иринею Лионскому, который повествует, как современные ему еретики-гностики искажали и видимую сторону, и внутренний смысл некоторых христианских таинств. Гностики называли искаженные ими христианские таинства «искуплениями». Сщмч. Ириней пишет: «Другие искупляют оканчивающих (жизнь) и приближающихся к самому исходу; ибо некоторые из них, смешав елей с водою, изливают (это) на их голову. А иные (выливают) миро и воду, употребляя общее призвание, дабы они сделались недоступными и невидимыми для высших начал и властей, и чтобы внутренний их человек перешел невидимо, оставляя тело в сотворенном мире, а душу представляя Демиургу»[383]. Хотя в данном свидетельстве говорится об искажении таинства Елеосвящения, тем не менее, интересно отметить, что совершался данный обряд еретиками накануне смерти, и что он был призван облегчить путь в загробный мир. Кроме того, гностики считали помазание елеем неким магическим актом, способным ограничить действия злых сил при исходе души умирающего. О нравственной же стороне — покаянии — гностики, видимо, не заботились.

Самое раннее свидетельство Оригена о таинстве Елеосвящения у христиан непосредственно связано с упоминанием о покаянии: «Есть еще и седьмой род отпущения грехов через покаяние, способ трудный и тяжкий, когда грешник омывает ложе свое слезами, и слезы делаются для него хлебом день и ночь, и когда он не стыдится открыть свой грех священнику Божию, и просить у него врачевства... причем исполняется и то, что сказал ап. Иаков: “болит ли кто в вас, да призовет пресвитеры церковные и да возложат на него руки, помазав ше его елеем во имя Господне. И молитва веры спасет болящего, и воздвигнет его Господь, и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему” (Иак 5. 14-15)»[384].

С IV века до нас дошло уже больше свидетельств о таинстве Елеосвящения. В частности, церковное предание усваивает современную шестую молитву в чинопоследовании таинства Елеосвящения свт. Василию Великому, а молитву пятую — свт. Иоанну Златоусту. Смысл и содержание этих молитв обращены к Богу, милующему своею благодатию грешника. Но эти молитвы имеют и назидательное значение для самих болящих. В молитве свт. Василия Великого больному напоминается, что Сам Господь является «врачом душ и телес», а подлинное врачевание — это исцеление от грехов. При этом подробное перечисление «грехов от юности» — это и обращение к совести, принимающего таинство, который слышит молитвы священника и через них сам приглашается к молитве покаяния. В молитве свт. Иоанна Златоуста имеется явное указание на то, что грехи — это не некие случайные ошибки в жизни. Все естество человека нуждается в исцелении, ибо вся наша мнимая праведность перед Богом есть лишь «яко руб [т. е. отрубленный пень] поверженный», и поэтому мы все нуждаемся в Небесном Враче, способном исцелить наше падшее естество.

Известно, что времена Вселенских Соборов — время вхождения в Церковь большого числа вчерашних язычников. Поэтому в среде христиан появляются суеверия — в том числе, и связанные с ложным целительством. Отчасти эти времена похожи на времена нынешние. Поэтому и сегодня весьма значимы следующие слова свт. Кирилла Александрийского, обращенные к маловоцерковленным, немощным членам Церкви: «Не должно прибегать к сим ничтожным и злым врачам, т. е. демонам. Но если ты подвергнешься телесной болезни, и если веруешь в сии речения: Господь Саваоф, и в другие Божественные имена, находящиеся в Писании, что они имеют силу прогнать от тебя зло; то молись, произнося сии слова. При сем напомню тебе и то, что говорит божественное Писание: “болит ли кто в вас, да призовет пресвитеры церковные, и да молитву сотворят над ним, помазавши его елеем во имя Господне”»[385]. Свт. Кирилл Александрийский, показывает, что благодать врачующая пребывает в Церкви. В этом великая мощь истинной веры. Ибо демоны — ничто пред властью Бога и Церкви. Но всякий прибегающий к христианскому таинству в тяжких недугах, прежде всего, должен исповедовать Божественные имена, иметь истинную веру.

Об этом говорит и современник Александрийского святителя Папа Римский Иннокентий I. Разрешая недоумение о преподании таинства Елеосвящения неверующим, Иннокентий I пишет: «Нет сомнения, что те слова [ап. Иакова] надобно разуметь в отношении к (одним) верующим больным, которые могут быть помазуемы святым елеем помазания»[386].

Необходимо отметить, что святоотеческая мысль в эпоху Вселенских Соборов не рассматривала Елеосвящение как таинство, обращенное исключительно на достижение телесного здоровья, то есть только как на «акт клерикального целительства», по удачному выражению митр. Антония Сурожского[387]. Особое внимание св. отцы уделяли таинству Елеосвящения как таинству примирения с Богом.

Антиохийский пресвитер Виктор (ок. 440 г.), изъясняя Евангельское повествование об апостолах: «И мазаху маслом многи недужныя, и изцелеваху» (Мк 6. 13), замечает: «О чем апостол Иаков говорит в своем каноническом послании, то не различествует от настоящего: ибо он пишет: болит ли кто в вас. Елей и болезни исцеляет, и бывает причиною света и веселия. Потому елей, употребляемый для помазания, знаменует и милость от Бога, и исцеление болезни, и просвещение сердца. Ибо все совершает молитва, как всякому известно, а елей служит только символом совершающегося»[388].

Елей — знак, символ. Совершает же исцеление благодать Божия, подаваемая через молитву веры. Елей — причина света и веселия в видимом мире. Освященный елей в Таинстве подает не только исцеление телу, но это и знак милости Божий, но это и просвещение сердца. А просвещение сердца, то есть исцеление от страстей — главное условие Богообщения. Поэтому таинство Святого Елея в истинном смысле готовит человека к Боговидению — а значит, в конечном итоге, и обожению. Эти мысли мы находим у блж. Августина: «Сие помазание усовершит нас для той жизни, которая обещается нам. Это есть глас желающего оной жизни, некий глас желающего той благодати, которая совершается для нас в конце. Помазуемся в таинстве и самим таинством пред-изображаем то, чем будем мы»[389].

К концу V века в Сакраментарии — богослужебной книге — Папы Римского Геласия имеется уже и чинопоследование Таинства. Историки считают, что это последование — зафиксированный на бумаге ранее существовавший в древней Церкви чин. Еще более подробное чинопоследование таинства Елеосвящения представлено в Сакраментарии Папы св. Григория Великого.

Таким образом, в эпоху Вселенских Соборов в большинстве источников святоотеческой мысли не подвергается сомнению богоустановленность таинства Елеосвящения. Известно это таинство и на Востоке и на Западе, совершалось оно и епископами и пресвитерами. Действие же таинства усматривалось в подаянии благодатного исцеления болящему, а восстановление здоровья мыслилось как следствие разрешения больного от грехов.

Трудно утверждать, на каком основании, и в какое время в Западной Церкви появилась традиция преподавать таинство Елеосвящения лишь готовящимся к смерти больным. Но обычно историки Церкви относят установление этого обычая к XII веку[390].

В Восточной же Церкви, в том числе и у нас на Руси, многочисленны свидетельства в житиях святых, повествующих именно об исцелении через таинство Елеосвящения. А с XV века мы встречаем у святых отцов Православной Церкви открытую полемику с католическим Западом по практике неверного совершения этого церковного Таинства. Так, блж. Симеон Солунский (XV в.) пишет: «Латиняне говорят, что не должно преподавать сего таинства болящим, но только умирающим, — для того, чтобы кто-либо, получив в нем оставление грехов, по выздоровлении своем опять не согрешил. О безумие!—Брат Господень говорит: “и молитва веры спасет болящаго, и воздвигнет его Господь”. А они говорят, чтобы он умер. они умствуют вопреки Спасителю и апостолам Его и говорят, что это таинство должно преподавать не восстающим, но умирающим. И еще Евангелие говорит: “мазаху маслом многи недужныя, и изцелеваху”; а они говорят, что должно преподавать его не для того, чтобы больные исцелялись, а для того, чтобы они остались неизлечимыми и умирали»[391]. Как известно, эта практика в Католической Церкви, вопреки апостольскому установлению, имела место вплоть до II Ватиканского Собора.

Подобная практика таинства Елеосвящения была характерна и для Русской Церкви в XVII-XVIII веках после встречи с западной традицией, пришедшей к нам через юго-западную Русь. Так, в известном Требнике св. митр. Петра Могилы мы находим следующее указание на совершение этого Таинства: «Тайна сия больным точию преподана быти имат, беды смертныя близ сущим. такожде и престаревшимся и от старости изнемогающим, иже всяк день мнятся умирати, а и иные болезни и недуга не имут. Здравым же никакоже подавати да дерзнеши. темже и ты, иерею, егда сию Тайну совершаеши ниже себе, ни прочих здравых сущих, елеем помазуй, кроме единаго точию больнаго».