Ювеналий и Евдокия обратились к императору Mapкиану с прошением о помиловании как самого Романа, так и других изгнанников.[639] Похоже, они достигли своей цели (или же император умер прежде, чем их прошение возымело действие). В любом случае Роман вернулся задолго до смерти Ювеналия. Тем не менее, он предпочел не возвращаться в обитель Текоа, находившуюся в Иерусалимском диоцезе и, соответственно, подчинявшуюся непосредственно Ювеналию. Роман перебрался на вершину холма, находившегося к западу от Элеутерополя и принадлежавшего Евдокии, которая, несмотря на признание Халкидона, убедила его построить там большой прекрасный монастырь.[640]

Никто не знал, какую позицию займет новый император Лев.[641] В Египте противники Собора, составлявшие подавляющее большинство, решились посвятить в сан Тимофея «Кота», который стал преемником умершего в изгнании Диоскора. Из своего прибежища был вызван Петр Ивериец, который и должен был совершить это незаконное поставление (на нем кроме самого Петра, очевидно, присутствовал только один епископ). Через двадцать дней в Великую Пятницу 457 года епископхалкидонит Протерий был зверски убит.[642] Три года власти пытались придти к какомулибо компромиссу, после чего в 460 году отправили Тимофея в изгнание,[643] поставив на его место очень мягкого халкидонита, носившего то же имя[644]' (по всей видимости, это был монахтавеннисиот из Канопского монастыря, куда он и отправился через четырнадцать лет после того, как Тимофей «Кот» вернулся из ссылки).[645] Судя по всему, тавеннисиотский монастырь, находившийся к воетоку от города, принял сторону халкидонитов,[646] в то время как монашескую оппозицию собору возглавлял монастырь «Девятого Мильного Камня», находившийся по другую сторону от Александрии и управлявшийся Лонгином.[647]

Если в Египте общая неопределенность приводила даже к убийствам, то в Палестине установилась атмосфера, способствовавшая миру и согласию. Когда (речь идет именно об этом времени) два нитрийских монаха пришли в Иудейскую пустыню, они не столько бежали от антихалкидонитов, сколько искали мира и покоя. Мы можем попутно заметить, что они не были египтянами: Мартирий происходил из Каппадокии, а Илия из Аравии. И тот, и другой впоследствии стали патриархами Иерусалимскими. Вероятно, жизнь в лавре святого Евфимия отличалась большей строгостью, нежели в тогдашней Нитрии; во всяком случае, в скором времени Илия поселился несколько южнее Иерихона, а Мартирий удалился в находившуюся на вершине холма пещеру в полутора милях от лавры святого Евфимия в направлении Иерусалима.[648]

Подобно Герасиму, они начали свой монашеский подвиг еще до прихода в Палестину. Надо отметить, что после Халкидона в Иерусалиме появилось немало стремившихся к монашеской жизни молодых людей, оставивших впоследствии заметный след в истории. Имеет смысл кратко ознакомиться с готовыми принять их обителями. На Елеонской горе Геронтий, стоявший во главе монастырей Мелании, находился в оппозиции Халкидону.[649] Ниже по склону, в районе Гефсимании другая знатная уроженка Рима Флавия основала церковь и обитель мученика Юлиана, в которую в 454—5 гг. пришел молодой каппадокийский монах Феогний.[650] Гдето между этой обителью и воеточными вратами города стояла и знаменитая богадельня Пассариона.[651] Гостиницы же появлялись, главным обра30м, на пришедшем в запустение малолюдном западном гребне, заселение которого поощрялось властями.[652] Мы уже слышали о здешнем поселении Петра Иверийца, которое, судя по всему, находилось неподалеку от современной англиканской Christ Church.[653] Внутри и вкруг Башни Давида «верные» Церкви Воскресения устраивались самостоятельно и не имели специальной организации.[654] Еще дальше на юг, на нынешней территории Армянской Патриархии, там, где сейчас стоит церковь святого Мины, вероятно, находилась церковь и обитель, основанная другой знатной римлянкой, подругой императрицы Вассой, настоятелем которой был поставлен ученик Евфимия Андрей Мелитенский.[655] В ограде самого Святого Сиона главою киновии Пассариона был Елпидий.[656] Там же находился еще один монастырь, основанный не позже 466 года Евсторгием.[657]

К Лонгину, старому каппадокийцу, жившему в Башне Давидовой, еще до кончины императора Маркиана[658] пришел молодой соотечественник из Могариссоса (Mogarissos), небольшого селения, находившегося в одной из долин, прославившихся впоследствии своими пещерными храмами.[659] Этот молодой человек, звавшийся Феодосией, с детства был певчим (ψάλτης) и хорошо знал Писание и богослужебный устав Церкви.[660] Он внял древнему зову Святой Земли: «…Пойди из земли твоей … в землю, которую Я укажу тебе». По пути в Иерусалим он посетил Симеона Столпника.[661] Через какоето время Феодосии решил оставить Иерусалим и уйти в пустыню. Он ушел от Лонгина и вошел в число 'spudaei', приписанных к основанному еще одной знатной римлянкой Икелией (Icelia) в Кафизме, что на Вифлеемской дороге, монастырю, находившемуся гдето возле Колодца Волхвов (Колодца Мудрецов) и современного монастыря Илии Пророка.[662] Именно Икелия принесла из Рима в Палестину обычай праздновать Сретенье (Feast of Presentation) со свечами.[663] После ее смерти Феодосии был назначен экономом монастыря. Когда умер настоятель, Феодосия хотели сделать его преемником, однако он бежал в пустыню[664] и стал учиться пустынному жительству у двух давних учеников Евфимия, живших к северовостоку от Вифлеема,[665] после чего в 479 году поселился на вершине холма, где и поныне находится его обитель.[666]

В 4567 гг. еще один каппадокиец Савва, которому в ту пору было восемнадцать лет, пришел в Иерусалим из киновии, находившейся в двух милях от его дома у подножья горы Аргей (Argaeus), куда он бежал в семь лет после того, как стал свидетелем ссоры двух своих дядьев, приставлен

ных к нему на время отсутствия отца, который был военачальником и находился на царской службе.[667] Он оказался в обители Елпидия, незадолго до этого примирившегося с Ювеналием. Здесь его опекал другой каппадокийский старец.[668] В очень скором времени с благословения Елпидия он отправился к Евфимию, который, будучи верным своему принципу не допускать в обитель безбородых [юношей], направил его в киновию к Феоктисту.[669] В течение долгого времени он присматривал за монастырскими лошаками.[670] Както раз, когда один из братьев отправился в Александрию, чтобы устроить некие семейные дела, ему позволили взять с собою Савву. Там, в Александрии, Савву неожиданно признали его родители, не видевшие его много лет. Его отец Иоанн Конон, который командовал питеrus Isaurorum («Исаврийским полком»), хотел, чтобы Савва оставил обитель и стал presbyterus (πρεσβύτερος — «священник»? или же «старейшина» — senator воинское звание?) этого numerus.[671]

Осенью 466 года на Сион в обитель Евсторгия — пришел еще один семнадцатилетний юноша.[672] Кириак доводился племянником епископу Коринфскому и был чтецом в тамошней церкви. Услышав воскресное Евангелие: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною», он, не говоря никому ни слова, вышел из церкви, добрался до Кенхреи и поплыл на корабле в Палестину.[673] Зиму он провел в Иерусалиме, после чего Евсторгий отослал его в лавру к Евфимию, где подвизались двое знакомых ему еще по Коринфу братьев, один из которых был пресвитером. Он получил постриг от самого Евфимия, однако по причине своей молодости, конечно же, не мог оставаться в его обители. Феоктист умер в сентябре предыдущего года, и потому Евфимий послал молодого монаха в киновию Герасима, находившуюся в Иорданской долине, где Кириак заготавливал дрова, таскал воду и готовил еду.[674]

Тем временем Ювеналий умер (судя по всему, это произошло первого июля 459 года), и его место занял хорепископ Анастасий,[675]'который, как нам сообщается, занимал достаточно нейтральную позицию в отношении Халкидона, а наделе, был очень близок к Евдокии, обращение которой нисколько не мешало ей как и прежде поддерживать противников Собора. Она предоставила Роману место для его новой обители,"[676] башню же на Джебель Мунтар, избранную для ее обращения, заняли явные антихалкидониты.»[677] Евфимий, за несколько лет до этого предсказавший Анастасию патриаршество,"[678] относился к нему примерно так же, как Арсений на рубеже двух веков относился к Феофилу: он отказывался принимать его[679] и увиделся с ним только тогда, когда спустился на похороны Феоктиста.»[680] Анастасий же, со своей стороны, проявлял к Евфимию подчеркнутое внимание и в 473 году дважды спускался на его похороны.[681] Очень важную должность хранителя святого Креста Господня в его патриаршество неизменно занимали ученики Евфимия.»[682]

Евдокия осталась верной себе. Так, помимо прочего, она участвовала в строительстве церкви святого Петра и большого водоема, который был вырыт на том месте, где римская дорога из Иерусалима в Иерихон покидает долину и поднимается на горный уступ, с которого открывается вид на монастырь святого Евфимия, находящийся в двух милях оттуда.[683] В 460 году, вскоре после Пасхи, она побывала в этом месте и послала Гавриила в монастырь с тем, чтобы он попросил ее старого наставника придти к ней. Ответ был не менее характерным: во плоти она его уже не увидит, сама же она оставит этот мир еще до наступления зимы, и потому лето ей следует посвятить приготовлению к исходу; о нем же пока она во плоти более вспоминать не надо, так же как не надо ему ничего завещать. «Когда же отправишься ко Владыке всех, помяни меня». Крайне огорченная ибо она хотела пожертвовать монастырю святого Евфимия большую сумму денег Евдокия вновь поспешила в Священный Град, послала за патриархом и уговорила его освятить 15 июня еще недостроенную церковь святого первомученика Стефана, после чего патриарх отправился в поездку по Палестине, освящая прочие заложенные ею, но еще недостроенные храмы, пока 20 октября Евдокия не умерла.[684]

* * *

Преемником Феоктиста, умершего 3 сентября 466 года, стал араб Марис, который умер спустя два года, после чего настоятелем обители стал некий Лонгин.[685] В 469 году тридцатилетний Савва с благословения Лонгина (во всем слушавшегося Евфимия) вышел из монастыря и поселился в пещере на южном утесе (напротив киновии). В течение последующих пяти лет с понедельника по пятницу Савва вообще не вкушал пищи, киновию же он покидал воскресным вечером, унося с собою пальмовые листья для рукоделия, а возвращался туда утром в субботу с пятьюдесятью корзинами.[686] Теперь Евфимий нашел Савву готовым к тому, чтобы удалиться вместе с ним в пустыню на время Великого поста.

Сколь удивительные подвижники собрались вкруг этой святой обители после 470 года, в последние годы жизни Евфимия! Сам Евфимий, которому было уже за девяносто, его верный дьякон Дометиан, будущие патриархи Мартирий и Илия, Савва, Герасим, подвизавшийся в Иорданской долине, а с Герасимом молодой Кириак, которому было едва за двадцать.[687] Они отправлялись в Руву 14 января, каждый брал с собою лопатку [μικρόν σκαλίδιον] для выкапывания корней мелагры [μελάγριον напр., в «Житии Евфимия» Кирилла Скифопольского или в «Житии Кириака»; в одном из списков последнего принято написание μελιάγριον], которую святой Софроний в своей «Анакреонтике» отождествляет с «дивьим медом», которым питался святой Предтеча и Креститель Господень Иоанн ακρίδες πελέν τό βρώμα μελιαγρίου τε ρίζαι.[688] Они расходились по пустыне порознь и проводили так почти всю седьмицу, в воскресенье же собирались, чтобы получить Причастие из рук Евфимия. К Неделе Ваий они возвращались в свои обители или же с букетами цветов, которые в эту весеннюю пору появляются в самых безжизненных уголках пустыни (иссохшая почва, напоенная водою, становится особенно плодородной), отправлялись на Елеонскую гору или в Иерусалим для ежегодного воспоминания событий этого дня и следующей за ним седьмицы.

Както раз, когда Евфимий повел Дометиана и Савву по берегу Мертвого моря в еще более отдаленную пустыню, Савва совершенно изнемог от жажды, и Евфимий, сотворив молитву, выкопал небольшую ямку, в которой появилась вода.[689]