Интриган Лигарид был противен и многим грекам, очутившимся в те годы на Москве. И они стали на защиту Никона. Особенно энергично выражал свое мнение Иконийский митрополит Афанасий, как родственник КПльского патриарха Дионисия. Афанасий лично говорил царю, что патриарх Дионисий «бьет челом ему, чтобы царь помирился с Никоном». Митрополит Афанасий завел переписку с самим Никоном, ободряя его надеждами: «Едино, владыко мой святый, к миру пришло, еже правды не любят: единой только лжи желают. Мене послал брат твой, Константин-Града патриарх, ради миру с боярами. Указал им, что он мне приказал. Граматы приносят гречане ложные, только бы добыти деньги. Тако тем верят бояре и того любят, паче правды. А блаженству твоему, учащу слово евангельское, не внимают. Лишше труждаются лукаво: ни един патриарх граматы не даст им. Опять блаженствое твое будет патриарх Московский. Не будет иначе, и святые твои молитвы да будут со мною». В другой раз тот же Афанасий пишет к Никону: «О том желаю и ведаю, божественное первосвятительство твое, владыко святый, слышаще святое твое имя и неизреченную милость к пришельцам, яко их любишь и одеваешь, яко отец и чадолюбивый и будет тебе заплата от Господа во царствии небесном. Премудрый мой отче! Нечестивого Лигарида ложь совершилася, по словесех преблаженного брата твоего (разумеется КПльский): прислал писания и отлучил его и проклял яко папежника и злого человека, глаголет лживого». Об иеродиаконе Мелетие Афанасий сообщает, что КПльский патриарх прогнал его от себя и хотел посадить его в каторжную тюрьму, да тот куда-то скрылся.

Чуя опасность своего провала, Лигарид и Мелетий начали топить Афанасия. Они составили подложную против Афанасия грамоту от имени Дионисия КПльского. В ней, якобы, КПльский патриарх честит Афанасия «сосудом злосмрадным» и отлучает от церкви. Звучала эта подделка грубо и аляповато. Но клевета, как всегда, была полезна врагам Никона. Твердо стоял за Никона в Москве посланец Иерусалимского патриарха Нектария, Савва (Савелий) Дмитриев, но власти держали его в Москве почти под тюремным надзором, препятствуя всяким сношениям его с патр. Нектарием.

Видя, что патриархи в Москву не едут, Паисий Лигарид решил употребить все свои связи с друзьями в КПле, чтобы достать на свое имя особые полномочия для процесса суда над Никоном. И, к удивлению, это ему удалось. Нежелание КПля судить Никона использовано было Лигаридом удачно для него. КПльские друзья Лигарида добыли ему от Вселенского на сей предмет экзаршие полномочия. В 1663 г. получена была в Москве в этом смысле патриаршая грамота. Как оказалось впоследствии, она была подложной, махинацией друзей Лигарида, людей той же растленной морали, как и он. Но наивная Москва поверила подлогу. В ее глазах П. Лигарид был теперь высоко квалифицированным судьей над Никоном, и московские власти открыли ему полный кредит.

18.VII. 1663 г. П. Лигарид вместе с Астраханским архиепископом Иосифом посылается к Никону в Воскресенский монастырь для официального вручения ему долго державшегося под сукном, благодаря осторожности царя, официального постановления давно протекшего собора 1660 г. Как известно, оно было радикальным: лишало Никона и патриаршества и даже священства. Никон теперь не питал иллюзий. Знал Лигариду настоящую цену и бранил его откровенно в лицо по заслугам. Никон говорил: «письма де Вашего не хочу слушать, а Паисия митрополита начал бранить всячески, и называл его вором, и нехристианином и врагом Божиим, и собакою, и самоставленным, и мужиком, и неведомо каким: ездишь де ты по многим государствам и чужим землям и своим воровством раззоряешь. И в речах ему отказал». Т. е. Никон не принял постановления, не вошел в переговоры с самозванной для него юридической личностью, значит, начал вообще с отвержения законности той инстанции власти, которая потребовала его к себе на суд. Лигарид об этой встрече передает так: «Разговор с Никоном продолжался много часов. Произошло великое смятение между посланными со мной боярами. Часто потрясая палкой и стуча ею крепко по полу, Никон волновался, гремя, смешивая, противореча один всем, как Терсит, не давая никому отвечать. Так что мы вышли из кельи без успеха, совершенно испуганными и его дерзостью и стремительностью и невоздержанностью и готовностью в речах… Когда Никон сам говорил, то растягивал и оканчивал речь, где ему хочется. А когда другие говорили, предварял их снова, путал и не давал. Итак мы возвратились в наши покои в унынии. Сверх того, мы как бы раздули пожар гнева». При докладе об этом царю Алексею, последний, по рассказу Паисия, «улыбнувшись мне сказал: видел ты теперь сам Никона? А я ответил: поистине лучше было бы мне никогда не видать такого чудовища. Легче бы я хотел быть слепым и глухим, лишь бы не слышать его киклопских криков и громкой болтовни». Что это были за «киклопские» крики, мы узнаем впоследствии из «Раззорений» Никона. Там он походя называет Лигарида «лжеепископом, волком, бродягой, свиньей, новым еретиком» и т. п.

И действительно, вознесшийся было до высоты экзарха Вселенского Патриарха, Лигарид начал позорно проваливаться и пред всей Москвой. Друг Никона, митрополит Иконийский Афанасий стал громко доказывать подложность полномочий и титула экзарха, будто бы данных Лигариду патриархом Дионисием. Царь Алексей был смущен и тайком в январе 1666 г. послал в КПль к патр. Дионисию за справкой келаря Чудова монастыря Савву. И тот узнал, что действительно такого рода полномочий Лигарид просил у патр. Дионисия, и тот ему в этом основательно отказал. Отказал потому, что на Востоке то уже давно было установлено и латинство и весь авантюризм Лигарида. По докладу Саввы: «Лигаридия лоза не Апостольского престола». Отзыв патриарха Савва передает в таких словах: «Я его (Лигарида) православна не нарицаю, что слышу и от многих, что он папежник и лукав человек… А что Газский Паисий Лигарид рукоположник папин и по многих ляцких костелех служил за папу литоргию. Но, если он истинно отвержется и проклянет пред собором всю папежскую ересь и исповедует символ православия, и он в собор прият будет».

Другого человека это убило бы на смерть. Даже сам Паисий подумывал уже спасаться бегством. Написал царю просьбу отпустить его домой, ибо в Москву ведь он прибыл не для этих дел, а «просто ради дел милостыни». Сам царь был очень смущен скандалом и боялся его широкого разглашения. Поставив ставку в суде над Никоном на патриархов Антиохийского и Александрийского, царь Алексей, решил поправить репутацию Лигарида через этих патриархов. Гипотеза была рискованная, но она неожиданно царю Алексею удалась. Царь (а с ним, конечно, и вся боярская антиниконовская партия) послал навстречу едущим через Кавказ иАстрахань патриархам Паисию и Макарию Лигаридиева друга, греческого иеродиакона Мелетия справиться: «нет ли патриаршего гнева какого на Газского митрополита Паисия? Да будет они гнев на него держат, и ему (Мелетию) всячески говорить патриархом, чтоб они, не розыскав, гневу на него не держали». Но помимо благоприятной для Лигарида роли Мелетия, сами патриархи были расположены сделать все угодное царю. Закрывание глаз на Лигарида было для них второстепенной деталью в их расчете на великие и богатые московские милости. Паисий Л. опять воскрес. Увлеченные корыстью патриархи взяли Лигарида себе в друзья и соучастники в суде над Никоном.

Приезд патриархов (1666 г.)

К великой радости царя, наконец-то 2-го ноября 1666 г. патриархи прибыли в Москву и приняты с великой честью. Сразу же началось их ознакомление с делом Никона через «переводчика» (!) Паисия Лигарида. Паисий приготовил для патриархов записку о деле, в которой он сплошь обвинял Никона в том, «что он дерзнул поставить свой трон выше других, стал поражать благодетелей своих и терзать, подобно ехидне, родную мать — церковь. Но тот, кто смиряет надменных, развеял, как паутину его замысел именоваться патриархом и папой (!), нарушая должное почтение к истинному папе и патриарху Александрийскому, которому принадлежит это титло искони и поныне канонически. И Иерусалимского патриарха оскорбил он, наименовав себя патриархом Нового Иерусалима, (ибо он бесстыдно и невежественно назвал новую обитель свою Новым Иерусалимом) забывая, что Софроний разделяет Иерусалим на древний — христоубийственный и новый, порождающий благочестие. Никон хотел подчинить себе и Антиохийский престол, где впервые послышалось название христиан, стараясь обманчивой подписью быть третье-престольным. Он обидел и вселенский трон захватом престола Киевского, сего первопрестольного града равноапостольного Владимира, желая, чтоб его торжественно поминали так: Божиею милостию Никон, архиепископ Московский и всея Великия и Малыя и Белыя Руси патриарх. Он придумал, что так как Александрия вследствие обстоятельств опустела и не служит более жилищем патриархам, и Антиохия тоже распалась, то патриархи Александрийский и Антиохийский незаконно именуются патриархами. Таким образом, он по-иудейски прикрепляет власть к месту. Но благодать Духа не ограничивается местом, но всюду свободно расширяется». Вот снижающийся до пошлости стиль записки и вовлечение в него патриархов на протяжении всего суда над Никоном.

Начали с чернового, так сказать, предсоборного заседания в царской столовой в течение двух дней: 28-го и 29-го ноября. Собрание было многолюдное: патриархи, митрополиты, епископы, архимандриты, игумены, бояре, окольничие и думные дьяки. Решено было формально пригласить Никона на соборный суд. По прочтении дела, все участники заседания были предварительно допрошены об их мнениях по существу дела. В результате получилось раньше суда единогласное решение: «Бывший Никон патриарх повинен во всем и от патриаршества имеет быти отлучен».

Так, раньше суда все было предрешено, и интересы партии царя и бояр были обеспечены.

Суд

Заседания суда опять открылись в той же дворцовой столовой царя 1-го декабря. Никон в ночь приехал из Воскресенска. Пред поездкой «исповедывался, причащался и маслом освящался». Никон приехал в санях с преднесением креста. Хотел было зайти к литургии в Успенский собор. Но пред ним захлопнули двери. Не пустили его и в Благовещенский собор. При приближении Никона к дверям соборной залы и эти двери были закрыты, и его заставили ждать. Когда подсудимого впустили, ему указали сесть на обыкновенную скамейку справа от царя. Никон сесть не захотел, сказав: «места де я себе, где сидеть, не вижу, а с собой места не принес, а пришел проведать, для чего меня звали». И простоял весь день на ногах свыше 8-ми часов!

Царь также встал, подошел к столу, где сидели патриархи и стоя начал свои обвинения: а) самовольный уход с патриаршества, б) бесчестья государю в письмах к патриархам, с) укоризны Уложению и царской деятельности по делам церкви, д) упреки русской церкви, что она через Паисия Лигарида от кафолической церкви отлучилась и от римских костелов начаток прияла, и е) многое другое.

Второе заседание 3-го декабря. Никон не присутствовал. Царь и архиереи обвиняли Никона, что он всех их назвал еретиками. Когда коснулись начального инцидента, драки окольничего Хитрово с патриаршим сыном боярским, то патр. Макарий, чтобы угодить царю, начал благословлять Хитрово. Тот самый Макарий, пред которым Никон в первый его приезд преклонялся, как пред знаменем кафолической истины!