Уже в начале III века (около 210 года) можно было слышать среди христиан разговоры о «долгом и благословенном мире», которым пользуется Церковь. А в 40–х годах этого века Ориген в книге «Против Цельса» (III. 15) говорит: «Верующие более не преследуются властями, как это было раньше», «страх (преследований) уже давно прекратился». Это писалось около 246 года.

В течение почти пятидесяти лет (с 203 по 250 годы) были только две попытки гонений (в 212 году и в 235–238 годах), непродолжительных и неповсеместных. О гонении 235–238 годов Фирмилиан говорил, что верующие оставляли свое отечество, переходили в другие области, так как гонение было не общее, а местное. Десятки лет христиане жили спокойно. Это было ново. После Септимия Севера, кончившего царствовать в 211 году, сменилось семь императоров (Антоний Каракалла — 211–217 годы, Макрин — 217–218 годы, Антоний Гелиогабал — 218–222 годы, Александр Север — 222–235 годы, Максим Фракианин — 235–238 годы, Гордиан — 238–244 годы, Филипп — 244–249 годы), но какого–либо сильного взрыва против христианства не наблюдалось. Только один Максим Фракианин сделал попытку бороться с христианством, а потом опять наступили годы спокойствия. Император Александр Север, добродушный и терпимый, поместил даже в своей молельне, наряду со статуями богов и поэтов, изображения Авраама и Христа Спасителя. Любил Александр и библейское правило: «Чего не желаешь себе, того не делай и другому». Он выставил его на многих общественных зданиях. Вокруг него было немало открытых христиан. Известный христианский писатель Африкан построил ему библиотеку. Ему же Африкан посвятил даже одно из своих произведений.

Другие известные писатели этого времени — Ориген, святой Ипполит — были в переписке с его матерью, императрицей Мамеей. Они ей посвятили некоторые свои сочинения. Оригена она сама выписала в Антиохию, чтобы его лично послушать.

В это царствование христиане даже ставились в пример, как люди, желательные на общественных должностях. Более того, сам император Филипп Аравитянин частным образом исповедует христианство. По крайней мере, осторожный к истории Евсевий сохранил про него такой рассказ: «Филипп однажды, говорят, захотел вместе с народом участвовать в молитвословиях Церкви во время последнего Пасхального всенощного бдения (в пасхальную ночь? — С. М), но не прежде был допущен к этому тогдашним предстоятелем, как после исповеди и присоединения к числу грешников, стоявших в отдалении кающихся. Не сделав сего, он ради многих своих прегрешений не был бы принят епископом (дело было в Антиохии, епископом был святой Вавила, как известно из других источников. — С. М.). Впрочем, император, говорят, охотно послушался, и искреннее благоговение своего сердца, исполненного страха Божия, доказал делами».

Христианство Филиппа подтверждают Дионисий Александрийский и другие. В переписке с Филиппом состоял Ориген. Хотя Филипп и не решился официально признать христианство, но видно, как утвердилось оно в царствование Александра или Филиппа по сравнению со II веком. Если во II веке по приблизительному подсчету на семьдесят шесть лет падало преследование, а на двадцать четыре года — мир, то в III веке соотношение было обратное. В первой половине века в течение первых пятидесяти лет особенно преобладало спокойствие. Едва ли наберется пять–шесть лет преследований, и то не повсеместных.

Как это отразилось на церковной жизни? Внешний рост Церкви пошел необычайно бурно. Под царственным Римом вырастает целый новый подземный Рим христианских катакомб, которые образуют систему подземных улиц, домов — место христианских погребений и собраний. Катакомбы тянулись приблизительно на шесть верст. Эти дома христианских собраний, быть может, даже церкви, выходят постепенно и на поверхность земли. Язычники в «Октавии» Минуция Феликса говорят с негодованием, что «ужасные святилища этого нечестивого общества умножаются и наполняются по всему миру». Император Александр Север был об этом распространении христианских храмов другого мнения. Его биограф Лампридий рассказывает: «Христиане заняли какое–то место, которое принадлежало казне, а кабатчики заявили протест, утверждая, что оно должно отойти к ним, — Александр предписал, что лучше пусть это место будет посвящено какому бы то ни было благопочтению, чем отдано кабатчикам». Таким образом, в эти годы христиане начали уже открыто устраивать себе богослужебные здания на глазах римских властей. Число христиан к концу этого периода в одном Риме определяется в 30–50 тысяч. Римский епископ Корнилий в 50–х годах насчитывает в Римской Церкви сорок шесть пресвитеров, семь диаконов, семь иподиаконов, сорок два аколуфа (прислужника), пятьдесят два человека заклинателей, чтецов и привратников и более тысячи пятисот вдовиц и немощных на содержании Церкви. Александрийская, Антиохийская, Карфагенская Церкви исчисляли, видимо, свой состав в десятках тысяч. В Малой Азии скоро оказались города целиком христианские.

Как отразился такой бурный внешний рост при внешнем спокойствии и благоденствии на внутреннем устроении церковного общества? У Оригена, который писал против Цельса (в 246–248 года), есть довольно любопытные соображения, которые дают общую оценку христианскому обществу этого времени по сравнению с языческим. Выражены они бесцветно и вяло, как это обычно свойственно Оригену, но, тем не менее, не лишены интереса. Ориген говорит в ответ Цельсу: «Евангелие Иисуса одержало победу по лицу всей земли в пользу обращения и исправления людей, и повсюду образовались общины (церкви), которые стали управляться совсем не теми законами, какие лежали в основании общин (языческих) людей суеверных, невоздержанных, несправедливых… Общины Божии, для которых учителем и воспитателем является Христос, стали светильниками в мире для всех народных масс, среди которых они обитают».

Далее Ориген сравнивает народные массы христианские и языческие, сравнивает руководителей тех и других — пресвитеров с выборными городских общин и, наконец, епископов с язычниками — правителями областей. «Кто станет отрицать, — говорит он, — что даже те члены нашей Церкви, которые в добродетели еще не достигли особых успехов и оставляют желать для себя многого, — и то в большинстве случаев стоят гораздо выше тех, которые являются самыми лучшими членами обществ (языческих), существующих среди народа. Возьмем в пример вот хотя бы Церковь Божию в Афинах. Она образец мира и порядка и стремится привлечь к себе благоволение Бога Вседержителя. Наоборот, чисто народное общество афинян ведет себя мятежно, оно ни в каком случае не может сравниваться с тамошнею Церковью Божией. То же самое можно сказать и о Церкви Божией в Коринфе по сравнению ее с народным обществом коринфян и вот хотя бы о Церкви Божией Александрийской по сравнению ее с народным обществом Александрии. Если кто выслушает это без предубеждений и приступит к исследованию поставленного вопроса с любовью к истине, тот, конечно, выразит удивление перед лицом Того, Кто осуществил Свое решение и оказался в состоянии сделать то, что Церкви Божии образовались всюду, поселившись среди обществ народных (языческих) в каждом отдельном городе.

И если сравнить предстоятелей Церкви Божией (пресвитеров) с предстоятелями (городскими советами) по каждому отдельному городу, то ты можешь найти среди предстоятелей Церкви таких, которые вполне достойны руководить городом Божиим, где бы такой ни оказался во вселенной, между тем как мирские правители повсюду в своем поведении не представляют ничего такого, что давало бы право на преимущество, которым они только наружно выделяются от прочих граждан.

Если точно так же сравнить предстоятеля Церкви (епископа) в каждом городе с правителем этого города, то ты найдешь, что даже такие предстоятели и властители Церкви Божией, которые сравнительно не отличаются совершенством и уступают своим более ревностным сослуживцам в исполнении своих обязанностей, — даже и эти по успехам в добродетелях в общем превосходят тех, которые отличаются в городах как правители и начальники».

Таковы наблюдения Оригена к концу «мирного» периода III века (около 250 года). Можно прибавить, что за это же время Ориген неоднократно наблюдал разные проявления духовных дарований среди своих современников: чудеса, исцеления, освобождения одержимых демонами и другое. Противопоставляя христиан евреям, у которых отняты были Богом всякие проявления Божественного Духа, Ориген говорит, что «и до сих пор у них (у христиан) продолжают совершаться даже еще более великие чудеса, чем тогда, и если желают оказать им доверие, то со своей стороны мы можем сказать, что даже мы видели (такие чудеса)». О современнике Оригена, соправителе его друга епископа Иерусалимского Александра — старце Наркиссе рассказывают много чудесного. Евсевий сохранил один такой рассказ: «Некогда в Пасху, во время Великого всенощного бдения, у диаконов, говорят, недостало елея. Так как все собрание было сильно огорчено этим, то Наркисс велел приготовляющим светильники почерпнуть воды в близ находящемся колодце и принести к нему. Когда приказание было исполнено, то, помолившись над принесенною водою, он с искренней верою к Господу велел влить ее в лампады». Вода приняла свойства елея, и многие до времени Евсевия сохранили часть этого елея на память о чуде. Наркисс скончался около 220 года, прожив 116 лет.

К внешним проявлениям благодати Божией необходимо присоединить и проявления внутренние — то перерождающее действие, которое оказала проповедь Евангелия, Таинства Церкви и вообще вся жизнь Церкви на души людей того времени. Мы это в дальнейшем увидим на примере таких людей, как святой Киприан, обратившийся около 246 года, святой Григорий Чудотворец, святой Дионисий Александрийский и другие.

Если в это первое для Церкви «мирное» время не иссякли ее благодатные силы, то это еще не значит, что все было благополучно в церковном обществе. Церковь продолжала жить своей благодатной жизнью, впитывая в себя все живое из церковного общества. Но оно, с духовно–нравственной точки зрения, представлялось мало утешительным. Христиане первой половины III века производили не дурное впечатление в сравнении с языческим обществом, но не то было перед лицом заповедей Божиих, перед преданием Церкви Апостольской.

Жизнь болезненно учила, что сила и святость Церкви не в силе и святости ее непосредственных служителей, что Церковь не простая совокупность людей, носящих имя христиан.