годарю аа усердие. Скажите, что дли мши нужно земли три аршина, больше не надобно; так у нас столько есть! А рыОу мы у мужичков покупаем».

Да, отец Клеопа жизни подлинно снятой был… Он всегда был в молитве и читал книги Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника. Общее правило отца Клеопы — полтораста поклонов поутру и после вечерни полтораста поклонов. Клеопа скончался более 70–ти лет. Виду он был такого: лицом кругловат, сед, сух, всегда плакал. Он сам записался в синодик и сказал, в какое время умрет. Он любил день 40 мучеников — в этот день и умер. Жизнь он прежестокую вел.

Отец Феодор, как его послали в Соловецкий, так он сказал: «Кто хочет, оставайтесь здесь; кто хочет — по другим монастырям». Я перешел к отцу Клеопе. Туда приехали из Молдавии от отца Феодосия два монаха: Антоний и Арсений. Мне захотелось в Иерусалим. Отец Клеопа не препятствовал, благословил. Я первый из военной коллегии взял билет, другие на меня глядя, и 15 человек нас пошло. То пошли в Иерусалим, а я остался в горе Тисман. Я желал в Иерусалим, намерение было и на Афонской горе пожить, но остановлен был отцом Феодосием. Мне уж как желалось к отцу Паисию — нет, не допущен был. Другие товарищи — те пошли, а нас остановили. Мы говорим, и мы хотим идти; нет — не туда, вы должны здесь остаться, вы сюда званы. Видно, явление какое было. Я говорю, что мне желается дойти до о. Паисия: непременно желал к нему. Нет, не пропущен был; мне говорят: ты не туда, а сюда зван. Через три дня пострижен был.

На Тисмане двои мощи: преподобного Никодима и ученика его Аркадия. Место там такое уединенное! От всех стран, разных наций собраны были — мне так показалось — человек 80. Тут Потемкин‑то конюхом был. Он 11 лет в тамошних местах жил. Вот этот отец Анастасий Потемкин преученейший был, и по–французски говорил, и по–немецки, и по–латыни, и по–турецки, и по–волошски, а конюхом был, за лошадьми ходил, сукна ткал, горшки делал; никто не знал, что он ученый, — скрывал все свое благородство: там почитали его за сербянина и грамоте незнающим… Которые исполняли святое послушание, в каком спокойствии были! Какого успеха превеличайшего достигли!..»

После того, как был заключен мир с Турцией, подвижники не могли больше оставаться в Молдавии. Отец Феофан с отцом Анастасией отправились в Петербург за разрешением на переселение в Россию, в Софрониеву пустынь к отцу Феодосию.

«Как мы приехали просить Софрониевой пустыни, в первую турецкую войну, отец Игнатий приехал к нам из Флорищевой пустыни, — «поедем к нам во Флорищеву пустыню: вместе жили у отца Феодора». Туда приезжает преосвященный Иероним Владимирский, — требует к посвящению. Строитель говорит: никого нет. На меня указали. Сколько ни отговаривался, не мог отговориться. Синодским указом туда определился; там жил только на время, покуда выезжали из Тисмана, дожидался. А потом синодским же указом перевели меня в Софрониеву пустынь. Года полтора там жил. Назначали в Пекин охотников: я согласился — не хотел в Невской лавре быть, так для того просился в 11екин. Шесть человек требовали в Петербург: Потемкин Анастасий отрекомендовал. Всех товарищей отправили; через 7 лет переменяют

417

их; я останонлен. Все они перемерли, только один возвратился, в Моденском монастыре шуменом умер.

Мне не хотелось в 11етербург: я просился в Алексеевский монастырь в Москву. Нет; велено быть в Петербурге (в Александро–Невской ланре. — И. С). Сперва был в канонархах; потом сделали меня братским ключником: канонархом был год, да ключником год; погреб братский с напитками был на руках; что выходило в год, у меня стало на полтора года. Потом взят к его высокопреосвященству в келейники… Малороссияне меня не любили за то, что прежде монастыри вверялись им, — все малороссиян определяли в архимандриты, и все монастыри опустели. Преосвященный тужил о сем, пекся о их исправлении, спрашивал меня о духовных старцах, нет ли мне известных, годных для сего. А я всех своих знакомых, с которыми вместе жил в послушании у старцев, в Петербург перетаскивал: вот отца Назария, отца Игнатия, отца Иону и прочих…

От преосвященного из келейников, по болезни ног, я стал сам проситься: «Отпустите меня». — «Да куда ты?» — «В Саровскую пустынь». — «Я тебя игуменом сделаю». — «Куда я гожусь!» — «Ну, год поживешь — дадим тебе пенсию». В Моденский монастырь и определили. Там кухню и трапезу выстроил каменные. Игумена старичка нашел — удивляется, что в два года ко мне 20 человек набралось: «Сорок лет живу, — говорит, — никто ко мне, ни один человек не прихаживал». Потом граждане представили, что монастырь опустошен Кирилла Новоезерского, просили у преосвященного настоятеля для поправления — туда меня и перевели. Да вот сколько и живу там! Видно, уж угодник остановил! Когда я приехал в Новоезерск, двое только было постриженных: иеродиакон под запрещением, другой — иеромонах в параличе. Служил белый священник; молебнов служить было некому; поесть нечего было в монастыре! Время‑то идет как неприметно!»

Духовный путь старца Феофана, как мы видим из его записей, тесно связан с кругом учеников старца Паисия. Проникнутый духом своего великого учителя, Феофан старался и в Кирилло–Новоезерском монастыре устроить жизнь так, как это было в Нямеце. Так же как Паисий, он придерживался мнения, что руководство юными монахами в монастырском общежитии должен осуществлять старец. Если мы взглянем на последующую жизнь тех монастырей, которыми руководил Феофан, то сразу почувствуем атмосферу молдавских обителей. Как там, так и здесь молитва составляла основу аскетического воспитания.

Монах в первую очередь должен был посвящать свое время молитве, кроме кратких часов, предназначенных для монастырских послушаний. Аетом, накануне воскресных и праздничных дней, всенощная начиналась в 7 часов вечера, зимой — в час ночи и продолжалась четыре часа. В будние дни утреня начиналась в 2 часа ночи и продолжалась три часа. В 6 часов утра начиналась ранняя литургия, в 9 часов — поздняя. После богослужения игумен и братия с пением 145–го псалма шли в трапезную. С молитвою разделялась просфора, принесенная из церкви. Игумен благословлял трапезу. Во время еды обычно читались жития святых или другие поучения. После благодарственной молитвы каждый брат получал еще часть просфоры. Вечерня, начинавшаяся

418

аимию и 4 часа, а летом — в 5 часои, продолжалась дна часа. 11осле вечерни читался канон Иисусу Сладчайшему, Ьожией Матери, Ангелу Хранителю, после чего следонал акафист: по воскресеньям, средам и пятницам — Спасителю, по вторникам, четвергам и субботам — Божией Матери. После ужина читали вечерние молитвы, поминали усопших, внесенных в монастырскую книгу, и совершали Иисусову молитву с земными поклонами.