К императору прилагаются эпитеты, указывающие на его святость и божественность. Пселл в панегириках и письмах, в том числе и к частным лицам, называет императора святым,[1029] божественным,[1030] Мономаха величает солнцем,[1031] сыном Божиим,[1032] его слова — божественными глаголами.[1033] Эпитет святости усвояется императору не только придворными льстецами, но и лицами, не имеющими отношения ко двору, в отдаленных от столицы местах.[1034] Императору отдавалось почитание богоравное (io69eo<;),[1035] выражавшееся в поклонении (лрооюлтрк;) и в славословиях (ейфпщш); первой заботой придворных, низложивших Диогена после его пленения турками, было разослать грамоты, повелевавшие не воздавать ему такого почитания.[1036] Поклонение состояло в наклонении головы до самой земли и целовании руки,[1037] славословия заключались в многолетиях, к которым присовокуплялись хвалебные эпитеты; в этих славословиях даже в XI в., по свидетельству папы Льва IX, удерживалась отчасти латинская терминология.[1038]

Поклонение и славословие принадлежали императору с момента его облачения в императорские одежды и провозглашения (ауаррцак;). Самой важной из царских одежд были багряные туфли.[1039] О том, чтобы облечься в них, более всего заботились[1040] и никогда с ними не расставались, так что по пурпуровым туфлям можно было отличить императора в массе лиц. Во время похода против сарацин Роман III был узнан его солдатами, обратившимися в бегство, только по туфлям.[1041] Отнятие или отдача туфлей было главным признаком лишения или сложения императором власти, как показывает история Стратиотика,[1042] или Алексея Комнина, который, овладев Вриеннием, вместо всяких донесений послал императору Вотаниату пурпуровые туфли претендента, унизанные жемчугом и каменьями.[1043] Кроме того, император облачался в цветные златотканные платья из пурпура, виссона и жемчуга,[1044] на голове имел венец,[1045] на шее цепь из драгоценных камней,[1046] в руке скипетр.[1047] Все это были царские инсигнии.[1048] Провозглашение обыкновенно происходило в золотом зале — хрисотрик–лине,[1049] который вообще служил для торжественных выходов и где стоял серебряный царский трон,[1050] отделенный от пространства, предназначенного для публики, завесой,[1051] которая, когда нужно было, поднималась и опускалась. О том, как совершалось провозглашение, можно судить по примеру Михаила Пафлагона. Зоя одела его в златотканную одежду, на голову возложила венец, посадила его на трон, сама села около него в подобной же одежде и всем придворным приказала поклоняться и славословить (rcpooKuvetv те Kai eucpripetv) сообща себя и Михаила, что и было сделано. Приказание передано было также находившимся вне дворца, и весь город присоединился к славословию. Затем через эпарха города разослана была повестка сенаторам явиться во дворец для поклонения новому императору. Собравшиеся сенаторы по одиночке подходили к сидевшим на троне царю и царице, кланялись до земли, относительно императрицы ограничивались одним поклоном, а у императора целовали еще правую руку. После того Михаил был РаоЛеи^сштокр&тсор avappr|0ei<; (был провозглашен самодержавным императором).[1052] Таким же образом был провозглашен Константин Дука, с тем лишь различием, что на трон его посадил и пурпуровую обувь ему надел Пселл и на троне Дука сидел один, все остальное было по обычаю — точно так же поодиночке подходили, покланялись и славословили.[1053]

Каждый шаг императора обставлен был церемониями: отправлялся ли он на войну, возвращался ли с похода, шел ли в театр, — все совершалось с соблюдением известных обрядов и в известном порядке.[1054] Но самыми важными актами византийского церемониала были выходы — внутренние в хрисотриклин и наружные в Великую и другие церкви.

На внутренних высочайших выходах находили себе применение все главнейшие функции императорской власти: император, сидя на троне, окруженный почетной стражей и сенаторами, совершал те действия, совокупность которых составляла его верховную власть: принимал и отправлял послов (/prinorri^cov ярёорет), возводил в чины и назначал на должности (apxatpeomi^cov), производил суд и произносил решения (бшхц ёубецшхеисоу Kai v|/f|cpoi)<; ёксрёрюу), распоряжался делами относительно податей и налогов (Stavtcbv бгцдотац Kai Kowaiq итгаОёоеаг).[1055] Если император сидел на престоле вместе с супругой или сотоварищами, то он имел преимущество чести. Так, Роман III имел преимущество перед Зоей.[1056] В совместном сидении Калафата и Зои первенство принадлежало последней.[1057] Ей же принадлежало первенство, когда она правила вместе с Феодорой: для выражения превосходства Зоя пользовалась более почетным одеянием, и поверхность трона там, где сидела Феодора, была несколько ниже, чем там, где сидела Зоя.[1058] При Мономахе Зоя сидела с одной стороны царя, Феодора с другой.[1059] При Константине Дуке рядом с отцом сидел его старший сын Михаил.[1060] По смерти мужа Евдокия сидела на престоле вместе с сыновьями — она посередине, сыновья по сторонам, и честь принадлежала матери.[1061] Открытие и закрытие завесы сопровождалось славословиями. Обстановка этих выходов была одинакова при всех случаях, разве только при приеме послов заботились о большей торжественности, дабы через это возвысить достоинство Империи в глазах иностранцев. Если император находился вне столицы, в походе, то вся разница высочайшего выхода состояла в том, что он происходил не в хрисотриклине, а в открытой царской палатке, и когда претендент Вриенний принял Страво–романа, после Вотаниата, не в палатке, по обычаю царей, но верхом на лошади, это возбудило негодование; историк, рассказывая об этом факте, называет его делом позорным, которого истинный царь никогда не позволил себе с послом самого последнего этнарха.[1062]

Пселл сохранил для нас сведения о том, как совершались высочайшие выходы в хрисотриклине и царской палатке. Когда Зоя и Феодора, или Мономах, а еще позже Исаак Комнин, сидели на престоле, внизу по обеим сторонам, образуя полукруги, располагались сенаторы с охранной стражей: в самом близком расстоянии находились мудрейшие из советников и те, которые принимали деятельное участие в заседании; далее ликторы, меченосцы и секироносцы; их опоясывал ряд других телохранителей, с глазами вперенными в землю; затем первая степень сенаторов, за первой вторая, за второй третья, одна от другой на некотором расстоянии, в правильных рядах; сенаторы стояли неподвижно, точно приросшие к месту, с руками сложенными на груди, склоняясь корпусом вперед; говорили всего более лица, облеченные властью, и когда требовалось, с трона раздавалось окончательное решение, причем государь или сам говорил, или передавал мысль через других.[1063] Сведение о выходе в открытой царской палатке касается того времени, когда Исаак Комнин, провозглашенный своими приверженцами императором, оспаривал престол у Стратиотика и Стратиотик отправил к нему посольство. Пселл, состоявший в посольстве, с любовью останавливается на подробностях приема, дорогого ему по личным воспоминаниям. К послам явились сенаторы и привели их к большой палатке. Около палатки стояло войско в строгом порядке: одни опоясаны были мечами, у других тяжеловесные мечи были повешены через плечо, третьи держали копья, все стояли полукругами, на некотором друг от друга расстоянии, хранили гробовое молчание и пристально смотрели на начальника телохранителей, помещавшегося у входа в палатку. Начальник приказал приблизившимся послам остановиться у входа, а сам вошел внутрь палатки. Через несколько времени он вышел, и вдруг, ни слова не сказав, настежь раскрыл дверь. Тут началось славословие войска: сначала[1064] прокричал первый полукруг, когда он кончил, то же сделал второй, за вторым третий, и когда, таким образом, последний полукруг окончил славословие, все круги закричали вместе. Внутри палатки сидел на возвышенном, видимом для всех троне[1065] царь, походный стул был у него под ногами, одет он был в блестящую одежду. Около царя составлено было много концентрических полукругов: полукруг, находившийся ближе всех к царю, был меньше остальных — он состоял из отборных по рождению и доблестям людей, принадлежавших к первой степени; за этим первым полукругом следовал второй, состоявший из сподвижников первого, принадлежавших к войску; за ним стоял полукруг из людей неопоясанных; затем иноплеменные союзники — италы и тавроскифы, с секирами на плечах и копьями. По знаку царя послы вошли и заняли место между первым и вторым полукругами. Один из приближенных обратился к ним и потребовал показать грамоту и изложить на словах то, что им поручено. Началась беседа и обмен мыслей, в котором принимали участие лица, приближенные к Комнину, а остальные шумом и восклицаниями выражали свое впечатление. Когда все было высказано, Комнин поднялся с престола и распустил собрание, а послов оставил при себе для секретной беседы.[1066]

Наружные высочайшие выходы происходили по воскресным и праздничным дням[1067] — в ту или другую церковь. Царь отправлялся или пешком, если церковь была недалеко, например, храм Св. Софии, храм Спасителя в Халке, или верхом на лошади, если церковь находилась в отдалении, например, храм св. Апостолов, св. 40 мучеников и др. О выходах наперед объявлялось во всеобщее сведение. Шествие совершалось по церемониалу, в известном порядке, в сопровождении телохранителей и сенаторов, со славословиями и пеанами. Император был одет в парадные одежды, чрезвычайно тяжелые, в которых выстоять всю церковную службу было делом далеко не легким. Оттого существовал обычай, что после прочтения Евангелия императоры оставляли свое место в церкви и уходили отдохнуть от тяжести камней и разных драгоценностей, нанизанных и вотканных в их инсигнии. Историк не упускает случая отметить в Вотаниате черту, которой он отличался от предшественников, состоявшую в том, что он не предпочитал свой отдых и комфорт божественному священнодействию, не стремился освободиться от безмерной тяжести одежд, но выстаивал до конца литургии.[1068] На зрелище великого царского выхода собирался смотреть весь город и, пользуясь этим случаем, народ по временам не ограничивался принятыми славословиями и песнопениями, но высказывал иными способами знаки особого своего расположения и неприязни. Вспомним великие выходы Калафата на Пасху и в Фомино воскресенье 1042 г., первый раз пешком в церковь Св. Софии, а второй верхом в храм св. Апостолов, и выход Мономаха в храм Спасителя в Халке, 9 марта 1044 г.[1069]

С торжественными императорскими выходами тесно связана была чиновная иерархия, так как производство в чины приурочивалось к великим выходам не только внутренним, но и наружным.[1070] Византийская табель о рангах получила в XI в. некоторые новые особенности, сравнительно с предшествующим временем: о некоторых чинах совершенно не упоминается, другие изменили свой характер и место в иерархической лестнице, некоторые должности получили титулярное значением превратились в чины. Чиновная лестница в XI в. имела следующий вид:

1) Кесарь. Ему принадлежало первое после царя место,[1071] и блеск царского достоинства отражался на нем в присвоенных ему внешних преимуществах. Возведение в кесари соединено было с церемонией, понятие о которой можно получить из примера Михаила Калафата. Когда Михаил Пафлагон с Зоей решились — первый возвести Калафата в кесари, а вторая усыновить, — назначен был день и по повесткам собрались во Влахернский храм сенаторы и сановники. В их присутствии сначала Зоя нарекла Калафата своим сыном и обняла; затем император отдал ему честь как сыну царицы и возвел в достоинство кесаря. Присутствующие произнесли славословие.[1072] Затем над кесарем прочитано и совершено было то, что в этом случае полагалось по чину, и собрание разошлось.[1073] Таким образом кесарю, как и царю, присвоено было славословие,[1074] только в низшей степени. При возведении в кесари полагался обряд, читались молитвы и совершались действия, под которыми следует понимать вручение внешних атрибутов, соединенных с достоинством кесаря. Его короновали головным украшением, похожим на венец.' Для кесаря раскидывалась царская палатка и при нем была почетная стража.[1075] Усыновление не составляло чего–нибудь неразрывно связанного с достоинствами кесаря. То и другое соединялись лишь тогда, когда возведенный в кесари становился вместе с тем наследником престола. В этом случае слышался отзвук того искусственного порядка престолонаследия, который установлен был некогда Диоклетианом и по которому кесарь, занимавший потом место августа, непременно был усыновляем этим последним, — оттого усыновлен был Зоей Калафат, оттого возмутившемуся Исааку Комнину предложено было Стратиотиком,[1076] а Никифору Вриеннию Вотаниатом[1077] не только достоинство кесаря, но и усыновление. Этим самым кесарю открывался путь к престолу, как родному императорскому сыну.[1078] Но с достоинством кесаря, без усыновления, не соединялось никаких прав на престол. Достоинство было лишь высшим почетным титулом, который давался брату императора, а если брата не было, то кому–нибудь из дальнейших царских родственников, как показывают примеры из времени Михаила Пафлагона и Константина Дуки: Иоанн Орфанотроф, убеждая Михаила Пафлагона возвести в достоинство кесаря Калафата, говорил, что если бы брат их не умер, то достоинство принадлежало бы ему, но поскольку он умер, то принадлежит племяннику;[1079] Константин Дука, взойдя на престол, возвел в кесари своего брата Иоанна, который оставался в этом звании при Диогене и Парапинаке.[1080] Если у императора не оказывалось родственников, то достоинством кесаря могло быть почтено лицо постороннее.[1081] Исаак Комнин, будучи претендентом, почтил этим достоинством постороннего человека (Константина Дуку), вместо того чтобы почтить родного брата; но, по–видимому, поступок его считался неправильным.[1082] По старинной традиции,[1083] в XI в. с достоинством кесаря соединялось еще представление о командовании войском. Константин Дука вместе с возведением в кесари получил от Исаака Комнина начальство над войском;[1084]Иоанна Дуку–кесаря тоже видим во главе войска и при Константине Дуке,[1085] и при Михаиле Парапинаке.[1086] Но кесарь, отражавший на себе императорскую славу, не имел прерогатив верховной власти, как–то: права производить в чины, назначать на должности и т. д. Стратиотик, допуская Комнина к соучастию в управлении, предоставляя ему право раздавать низшие чины и замещать некоторые должности, тут же счел нужным оговориться, что это не составляет принадлежности кесарского достоинства.[1087]

2) Севаст. В наш период только два лица имели этот чин: Алексей Комнин, получивший его от Вотаниата после победы над Вриеннием,[1088] и брат его, Исаак Комнин, награжденный чином севаста после того, как он подарил Вотаниату дорогие сирийские ткани.[1089]

3) Новеллисим. И этот чин имели только два лица: дядя Михаила Калафата, Константин,[1090] и Алексей Комнин, носивший чин новеллисима до производства его в севасты.[1091]

4) Куропалат. Этим словом прежде обозначалась важная придворная должность,[1092] но с течением времени должность превратилась в чин и в XI в. нет ясных указаний, чтобы слово понималось иначе.[1093] По сомнительному свидетельству армянского историка,[1094] этот чин предлагаем был Стратиотиком Комнину. В него произведены были: Исааком Комнином брат его, Иоанн Комнин, и главнейший сподвижник Катакалон Кекавмен,[1095] Диогеном — Мануил Комнин.[1096] При Михаиле Парапинаке носил чин куропа–лата Никифор Вотаниат,[1097] а Никифор Вриенний, будучи провозглашен императором, почтил им брата своего, Иоанна Вриенния.[1098] Чин куропала–та давался также иностранным владетельным особам, как–то: грузинским царям — Давиду,[1099] Баграту,[1100] Георгию,[1101] князю грузинскому Липариту[1102] и армянскому — Филарету Вахраму.[1103] Этим чином византийское правительство хотело прельстить и Урселя, в надежде побудить его прекратить войну.[1104] С титулом куропалата соединены были некоторые внешние отличия, в том числе окраска колесниц в зеленый цвет.[1105] То обстоятельство, что титул давался братьям византийских царей и иностранным коронованным лицам, свидетельствует об его значении. На нашем языке он будет соответствовать титулу высочества, с тем лишь различием, что наш один титул у византийцев XI в. имел четыре степени (кесарь, севаст, но–веллисим и куропалат) и последняя, низшая степень была куропалата.

5) Протопроедр. Чин этот носили: Константин Лихуд при Исааке Комнине,[1106] Мануил Комнин до возведения Диогеном в куропалаты,[1107] Андроник и Константин, сыновья кесаря Иоанна Дуки,[1108] Василакий[1109] и Иосиф Тарханиот при Парапинаке,[1110] племянник патриарха Керуллария Константин.[1111] Дан был также чин дожу Венеции Доминику Сильвио.[1112] Замечательно, что в трех местах Скилица, пользующийся Атталиотом, ставил титул «проедра»[1113] там, где у Атталиота поставлен «протопроедр». Это показывает, что в умах историков, близких к рассматриваемому времени, чины протопроедра и проедра не всегда различались, вероятно, потому, что они были новы по происхождению. О первом можем предполагать, что введен при Исааке Комнине, время же установления второго известно в точности.

6) Проедр. Этот чин, по словам Зонары,[1114] явился при Никифоре Фоке и первый был возведен в него Фокой паракимомен Василий. В наш период упоминаются следующие лроедры: евнухи Николай, Никифор и Симеон при Константине VIII,[1115] евнух Феодор при Феодоре,[1116] Роман Склир при Мономахе и Стратиотике,[1117] Феодосий Мономах,[1118] Константин Лихуд и Феодор Алопос, послы Стратиотика к Комнину,[1119] Михаил Пселл, тоже посол, чин, вероятно, получивший при Комнине,[1120] Константин Дука перед возведением на престол,[1121] претор Ксир,[1122] Павел Катепан,[1123] Феодор Али–ат, приверженец Романа Диогена,[1124] Алексей Комнин при Парапинаке,[1125] Константин Хиросфакт и Михаил Атталиот при Вотаниате.[1126] Диоген возвел в чин проедра турка Хризоскула, победителя Мануила Комнина.[1127]

7) Магистр. Это слово, некогда обозначавшее должность, гражданскую или военную,[1128] в XI в. имело титулярное значение. Чин магистра имел при Константине VIII Прусиан Болгарин.[1129] В этот чин возведены были при Михаиле Пафлагоне: Алусиан за услугу, оказанную грекам в борьбе с болгарами,[1130]' и племянник царя Константин;[1131] при Калафате Георгий Маниак;[1132] при Мономахе: Роман Склир,[1133] итал Аргир по прибытии в Византию,[1134] Михаил Ясит.[1135] Упоминаются магистры при Мо–номахе: Василий Феодорокан,[1136] Константин Аррианит,[1137] Иоанн, заведовавший прошениями,[1138] Константин Алан;[1139] при Стратиотике: Никифор Вотаниат,[1140] Михаил, сын Анастасия, Исаак Комнин и Катакалон Кекавмен.[1141] Последние два просили Стратиотика повысить их в следующий чин проедра, но просьба не была уважена. Евдокия возвела в магистры Романа Диогена,[1142] Диоген — Петра Ливеллия, укрепившего Иераполь.[1143] При Романе Диогене в чине магистра состояли: Никифор Вриенний,[1144] Василакий,[1145] Евстратий Хиросфакт.[1146] Носили еще этот чин: Константин Керулларий,[1147] Епифаний Филарет (современник Пселла),[1148] Михаил Атталиот до возведения в проедры.'[1149] Чин давался также иностранным князьям. При Романе III он дан был Димитрию, сыну Георгия–абасга и Алды–аланки,[1150] при Михаиле Пафлагоне эмиру Сицилии Абулафару Мохамеду, заключившему мир с Византией,[1151] при Константине Мономахе Какигу после уступки им Ания,[1152] при Константине Дуке венецианскому дожу Доминику Контарено.[1153] Просил Стратиотика дать ему чин магистра и норманн Эрве, но получил отказ.[1154]