Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

13) Спафарий. Чин спафария имел Иоанн Кордака, фигурировавший в иске Пселла против Елпидия в качестве поверенного Елпидия,[1213] и неизвестный нам по имени посол Вотаниата кМелиссину.[1214]

14) Кандидат. Кандидатом был союзник норманнов, ломбард Арду–ин, получивший чин от дуки Италии Докиана,[1215] — обстоятельство, из которого можно заключить, что производство в низшие чины совершалось не только императором, но, по императорскому полномочию, и правителями областей.

Чины первых двенадцати степеней принадлежали к числу сенаторских, чиновники этих степеней входили в состав синклита (аиу>Лг|то<;),[1216] который, как легко себе представить, был весьма многочислен. Некоторые сенаторы проживали в столице — обыкновенно это были архонты синклита (oi Trjg оиу>Лг|тои &p%ovxeq), которые называются еще избранными (то ёккргтоу), сановными (дгуало6осо1 сюук^тупког),[1217] и под которыми понимаются более высокие чины, приглашавшиеся для участия в придворных церемониях, в отправлениях императорской власти, и вообще в важнейших случаях окружавшие императора.[1218] Но кроме сенаторов, живших в столице, было множество таких, которые жили в фемах не только в качестве администраторов, но и помещиков. В числе их были сенаторы низших степеней, были и архонты. Так, родственники Вотаниата, которые первыми присоединились к нему в феме Анатолике, когда он выступил претендентом, были imv аиукХг|Т1ка>у apxovxcov taryaq (избранные архонты синклита). О числе сенаторов можно судить по тем случаям, когда происходили торжественные царские выходы для раздачи царских милостей и когда собирались не только избранные, но весь синклит, вся герусия, кто только хотел и мог из сенаторов. По напыщенному выраженикМтта–лиота, численность таких сенаторов превосходила мириады,[1219] а говоря простым языком, их было никак не менее тысячи человек.

Численность сенаторов увеличивалась оттого, что кроме вышеперечисленных двенадцати степеней, были еще другие, стоявшие рядом с ними чиновные степени, которые тоже включали лиц, их занимавших, в состав синклита. Это именно титулы и чины, дававшиеся лицам духовным: про–тосинкелла, синкелла, ипертима и ректора.

Каково бы ни было первоначальное значение синкелла: был ли это со–келейник и духовник патриарха,[1220] или кандидат на патриарший престол, занимавший по смерти патриарха его место,[1221] или нечто вроде коадъютора и викария патриарха или епархиального епископа, в случае их отсутствия или болезни исправлявший должность,[1222] несомненно, что в XI в. значение его было чисто титулярное; это был чин, дававшийся императором духовному лицу и открывавший доступ в ряды синклита. Правда, синкеллы делали попытки, основываясь на своем чине, завоевать себе преимущество и в рядах церковной иерархии. В первый год царствования Романа III, в день Пятидесятницы (25 мая 1029 г.), произошло в Великой церкви смятение по тому поводу, что синкеллы хотели занять при служении место выше митрополитов.[1223] Попытка возобновилась при Константине Дуке, но не имела успеха: митрополиты вошли с жалобой к царю на то, что синкеллы и протосинкеллы хотят занять место выше их; в ответ на это Константин Дука издал постановление, в котором объяснял, что в пределах церковного управления и практики чин протосинкелла или син–келла не дает никакого преимущества; на собраниях синода и при богослужении протосинкелл и синкелл должны занимать то место, какое им следует по их иерархическому положению в Церкви; преимуществами своего сенаторского звания они могут пользоваться только во дворце, на сенатских собраниях, занимая в рядах сенаторов то место, какое им отведено по рангу.[1224]

Синкеллов было много и протосинкеллов, вероятно, более одного. Из протосинкеллов нашего периода известны: Никита, хартофилакс Великой церкви при Керулларии,[1225] Лев Параспондил при Стратиотике,[1226] Георгий Коринфский при Константине Дуке и Романе Диогене,[1227] Иоанн, митрополит Сидский, при Парапинаке и Вотаниате.[1228] В синкеллы были произведены Романом III: монах Иоанн, надсмотрщик Феодоры, митрополиты — Ефесский Кириак, Кизический Димитрий и Евхаитский Михаил;[1229] Михаилом Пафлагоном — брат его евнух Иоанн.[1230] При Мономахе упоминаются синкеллы: Василий Монах, архонт Болгарии,[1231] Феофан Кизический, Николай Евхаитский, Иоанн Евхаитский (Мавропод), Никита Халкидонский, Лаврентий Диррахийский, Лев Афинский, Михаил Силейский;[1232]при Феодоре Лев Параспондил.[1233] Относительно места, принадлежавшего протосинкеллам и синкеллам в византийской чиновной иерархии, мы не имеем прямых указаний. В прежнее время, судя по сочинению Константина Багрянородного,[1234] синкелл занимал одно из первых мест, вслед за чинами высочества. Нет оснований предполагать, что в XI в. прежнее значение было потеряно; по всей вероятности, протосин–келлы приравнивались к протопроедрам, синкеллы к проедрам, и на торжественных выходах протосинкеллы, во внимание к их духовному сану, стояли выше протопроедров, а синкеллы выше проедров.

О значении титула ипертим, который носили монах Пселл и монах Михаил, первый министр Вотаниата,[1235] можно судить по примеру Пселла. В последний год царствования Мономаха (1054) он имел чин вестарха.[1236] Затем, незадолго до смерти Мономаха, он принял монашество, прй»Стра–тиотике исправлял должность посла к узурпатору Комнину и у последнего заручился обещанием, что будет возведен в проедры синклита.[1237] Следовательно, при Комнине он получил титул, приличный духовному лицу, не ниже проедра.[1238] Затем Пселл оказал громадную услугу Константину Дуке, устроив возведение его на престол и, без сомнения, был им за это повышен в чине. Играл далее роль при Романе Диогене, и при Диогене, а также после пленения Диогена, выступает с титулом <тёртгцо(;.[1239] Если предположить, что Пселл был повышен в чине Константином Дукой на одну лишь степень, то и в таком случае титул ипертима окажется не ниже титула протопроедра. Но едва ли любимец императора в течении довольно продолжительного времени, семи с половиной лет (не считая царствования Евдокии и Диогена) ограничился одним лишь повышением. Будет поэтому правдоподобно заключение, что чин ипертима по рангу считался выше чина протосинкелла.

Чин ректора тоже был выше чина протосинкелла, неизвестно только, был ли он выше или ниже ипертима. О значении его можно судить по «Церемониям» Константина Багрянородного,[1240] где он после чинов высочества занимает первое место, выше синкелла. В наш период с этим титулом является одно только лицо: Константин Мономах возвел в чин ректора своего бывшего иерея, евнуха Никифора, отправляя его с войском сначала в качестве стратопедарха против турок, а потом в качестве стра–тига–автократора против печенегов.[1241]

Строгая постепенность не составляла непременного условия при производстве в чины. Хотя в большинстве случаев она соблюдалась, однако же, не исключала для императора возможности возвести кого–нибудь в чин высший, минуя промежуточный. Особенной щедростью на этот счет отличался Вотаниат, дававший чины на четыре или на пять степеней выше той, в которой известное лицо состояло.[1242] Способы получать чины вообще, и в частности чины, открывавшие доступ к рядам сенаторов, были различны. Был способ наследственный, когда чин переходил от отца к сыну,[1243] так что ряд поколений носил одно и то же достоинство.[1244] Другим способом было получение чинов в силу личных отношений к кому–нибудь из людей властных, а тем более к императору; тут действовала протекция или отличие,[1245] чин служил или знаком благосклонности, или наградой за заслуги, или, наконец, средством задабривания нужных людей. Этот способ был самый распространенный, и им императорская власть пользовалась, между прочим, в видах нивелирования подданных. Наследственность чиновной аристократии и сенаторского достоинства в принципе противоречила задачам единой верховной власти, считавшейся источником всякого гражданского и общественного блага. Поэтому императоры охотно игнорировали наследственность и возводили в чины и сенаторское достоинство людей, не имевших на то никакого наследственного права. С особенной смелостью действовал в этом направлении Константин Мономах, приобщивший, по словам историка, чуть не весь площадный и праздношатающийся люд к сенату, не только простиравший свои благодеяния на свободных ромеев, но и на купленных за деньги варваров. Историк отмечает как хорошие, так и дурные последствия такой политики — в числе хороших ставит то, что этим путем получили достойную оценку и нашли себе приложение способности и таланты людей знающих и годных к административной деятельности, в числе дурных, что от громадного наплыва внешних людей пало сенаторское звание, чистота синклита исчезла, можно было встретить таких, которые тулупы променяли на мундиры и из рабов превратились в правителей, не будучи нисколько подготовлены к своему положению, без всяких политических и стратегических познаний.[1246] Был еще один способ приобретения чинов — покупка их за деньги. Историк, перечисляя новые источники доходов, открытые Исааком Комнином, говорит, что он, между прочим, придумал с этой целью некоторые почетные титулы.[1247] Отсюда следует, что наделение титулами приносило государству доход, что за них взималась плата. Вследствие того, что чин можно было приобрести за деньги, на него иногда смотрели как на капитал, равный сумме, за которую чин покупался, и его давали в приданое за невестами. Наглядный пример тому представляет Пселл. Он, лишившись родной дочери, взял к себе на воспитание приемную дочь и, по обычаю византийцев, прежде чем она достигла совершеннолетия, обручил ее с женихом, тоже несовершеннолетним, Елпидием Кенхри. У него положено было дать в приданое за дочерью 50 литр, в том числе 30 литр наличными деньгами и вещами, а вместо остальных 20 литр чин протоспафария. Пользуясь влиянием при дворе Мономаха, он достиг того, что Елпидию дан был протоспа–фарат; мало того, потом он добился, хотя и с чрезвычайными усилиями, что Елпидию дан был чин патриция и присвоенный этому чину пояс. С течением времени обнаружилось, что выбор был неудачен. Елпидий был ленив, не занимался науками, вел себя предосудительно и относительно невесты проявлял полнейшую холодность. Тогда Пселл подал прошение на высочайшее имя о расторжении обручения, отнятии у Елпидия и возвращении ему, Пселлу, если не обоих, то одного чина, с тем, чтобы он мог отдать его как приданое другому, более достойному жениху. Императрица Феодора положила резолюцию насчет чинов, а суд, куда дело было ею передано, рассмотрел и решил частнейшие вопросы, соединенные с фактом расторжения обручения: пояс с Елпидия был снят, он лишен чина патриция, а чин протоспафария остался за ним; Елпидий доплатил Пселлу пять литр, в счет же недостающих к стоимости протоспафарата 15 литр пошла пеня, в этом именно размере наложенная судом на Пселла за нарушение обручального договора.[1248] Этот пример с одной стороны показывает, что повышение в чине не разобщало совершенно повышенного с прежним, низшим чином, так что высший чин мог быть по какому–нибудь поводу отнят, а низший остаться; с другой стороны, он показывает, что курсовая стоимость низшего сенаторского достоинства — протоспафарата — равнялась 20 литрам.

Главнейшим обстоятельством, дававшим возможность капитализировать чины, было то, что они приносили проценты, постоянный доход; с ними соединена была пенсия, так называемая руга (роуа). Руга низшего сенаторского чина, протоспафария, равнялась 72 номисмам (уоц^оцата),[1249] затем чем выше был чин, тем руга больше. Руга платилась обыкновенно золотом, но если казна стеснена была в денежном отношении, то часть выдавалась наличными деньгами, а остальное шелковыми тканями.[1250] Руга раздавалась раз в год, обыкновенно приурочивалась ко времени Пасхи,[1251] а именно к Великому четвергу,[1252] или же к неделе Ваий.[1253] Но если император не располагал пробыть предпасхальное время в столице, то руга могла быть раздана и раньше. Так, например, в 1071 г. Диоген раздал ругу в субботу, накануне Недели Православия, а в воскресенье выступил в поход против турок и Пасху провел вне столицы.[1254]

У византийцев были чины и для женщин: существовали у них «опоясанные» дамы (f) ^соотп), каковой, например, была мать Прусиана Болгарина.[1255] Высшим женским титулом, который при Мономахе впервые был перенесен с коронованных лиц на частных, был титул севасты. Мономах почтил этим титулом свою фаворитку Склирену,[1256] а после ее смерти сменившую ее аланку.[1257] Императрица после этого стала титуловаться преимущественно латинским термином «августа» или же латинским с присоединением к нему тождественного греческого: «августа–севаста».[1258]

От византийских чинов (й^гшцата) следует отличать должности (оффмсип, ар%аг). Между чинами и должностями были точки соприкосновения и тесная аналогия. Существовал обычай, что на все более или менее видные должности по разнообразным отраслям государственного управления назначались сенаторы, т. е. чиновники тех степеней, которые давали право на звание сенатора, — когда Стратиотик обошел этот обычай и назначил на должности по финансовому ведомству лиц, не принадлежавших к сенату, это возбудило удивление и сетования на новшества.[1259] Отсюда происходило, что чин и должность соприкасались и объединялись в одном и том же лице; бывало и так, что объединялись чин и две должности.[1260] Аналогия между чинами и должностями замечается на нескольких пунктах. Подобно тому как при вступлении императоров на престол и во время их императорствования раздавались чины, в виде царского благодеяния, точно так же раздавались и государственные должности.[1261] Подобно тому как мотивом для возведения в чин чаще всего служила царская благосклонность или расчет, желание наградить за приверженность, за содействие к вступлению на престол, или желание упрочить преданность в людях нужных, способных принести пользу, точно такой же мотив чаще всего руководил при раздаче должностей. Византийские автократоры не любили при этом ограничивать свою волю наследственными и другими рамками, тем более что и обычай, по которому сенатор считал государственную должность своим неотъемлемым правом, императору легко было соблюсти, возведя сначала любого своего прислужника в сенаторский чин, а потом отправив его для управления фемой и поручив его заведованию ту или другую придворную или центральную должность.[1262] Подобно тому как византийский чин можно было купить за деньги, точно так же практиковалась широкая система продажи государственных должностей, с тем только различием, что легально она не признавалась явлением нормальным и лучшие императоры избегали ее. Первые министры и лица, управлявшие отдельными ведомствами и областями, продавали должности, ничем не стесняясь. Известно, что Иоанн Орфанотроф при Михаиле Пафлагоне продавал должности.[1263] В итальянской феме Михаил Докиан за деньги отдал Ардуину власть над некоторыми городами.[1264] Зоя, воцарившись с сестрой Феодорой, после низвержения Калафата, разослала манифесты с обещанием, что впредь государственные должности не будут продажными, какими они были до сих пор.[1265] Но обещание, если исполнялось, то недолго: при Константине Дуке была даже усовершенствована система продажи должностей — этот император стал отдавать сбор податей на откуп желающим.[1266] Можно было купить должность и при Романе Диогене.[1267] При его преемнике, Парапинаке, Никифорица тоже извлекал большой барыш от продажи должностей.[1268] Подобно тому как сенаторское звание, или, что то же, чины первых двенадцати степеней, и вообще чины доставались по наследству, точно так же и в применении к государственным должностям обнаруживаются попытки превратить их в наследственную собственность. Относительно высших должностей, как центральных, так и областных, это явление не получило такого значения и характера, какое оно имело на западе Европы.[1269] Все, что достигнуто было в этом отношении, это то, что должностное лицо, переменяя место службы, могло выхлопотать (не имея однако же на то неоспоримого права) замещение прежде занимавшегося им места кем–нибудь из своих родственников.[1270] Был также случай отчисления центральных учреждений в ведение частного лица, получившего право пользоваться доходами с этих учреждений, а именно, о Вотаниате известно, что он отдал в распоряжение Евдокии, вдовы императора Константина Дуки и Романа Диогена, матери Михаила Парапинака, три декрета.[1271] Разумеется, регулярное замещение должностей родственниками прежде занимавших должности лиц могло в результате привести к наследственности государственных должностей, но этот результат не был достигнут, потому что самой регулярности не существовало, были только отдельные случаи, в виде исключений. Равным образом, если бы государственные доходы отдавались в постоянную, наследственную собственность частным лицам, то на финансовой почве, как показывает пример Западной Европы в Средние века, легко могла бы возникнуть наследственность отправлений судебной, административной и военной власти; но такой отдачи доходов не существовало, и самый факт, единственный в своем роде, отдачи трех секретов в личное владение Евдокии — факт темный. Наследственность, в применении к высшим государственным должностям не только не утвердившаяся, но и не получившая прочных прецедентов для своего утверждения на будущее время, несколько более успехов сделала в сфере ограниченных и незначительных функций, свойственных низшим государственным должностям: здесь имели место изъятия от суда в пользу частных лиц, напоминающие западно–европейские иммунитеты.

Сохранилось два письма Пселла — одно адресованное стратигу Аби–да,[1272] другое судье Фракии и Македонии,[1273] — цель написания которых тождественна — просьба о защите против притязаний аплоконисского турмарха, в частности, по своему содержанию они доказывают существование у византийцев судебных изъятий, с некоторыми намеками на то, на какой именно почве они развились. В Византии было особое ведомство для наблюдения и управления недвижимыми императорскими имениями, дворцами, конфискованными и секвестированными имущества–ми. В отдельные имения командировались императорские слуги, своего рода чиновники особых поручений, которые носили название ()атАлко1. По имени их и имения, ими заведуемые, назывались василикатами (то (Jaai?aKaiov). Эти «царевы люди» ведали финансовую часть;[1274] суд по делам, возникавшим в василикатах, принадлежал царю, помимо ближайших инстанций,[1275] и император мог поручить его кому–нибудь из своих уполномоченных, хотя бы тому же цареву человеку. Из писем Пселла видно, что одно из таких имений, в качестве поместья, было пожаловано Константином Мономахом автору писем. Ему император пожаловал в неотъемлемую собственность то Paci/atca–rov Мабитои, а также отдал в его распоряжение xov (3aoi^iKov. В хрисовуле было объяснено, что Пселл может отдавать поместье, кому захочет, передавая и суд по некоторым делам, к нему относящимся. Пселл отдал поместье в управление тому же Рас1>лк6<;[1276]у, который был ему подарен, поручив ему судебную власть,[1277] а когда по смерти Мономаха турмарх Аплокониса обнаружил притязание на вмешательство в дела василиката, Пселл просил стратига защитить его от этих притязаний. Таким образом оказывается: а) жалуется в неотъемлемую собственность (бебюртугои ец avatpaipeTOv e^ouaiav, avatpaipeTcoi; ёхаргоато) недвижимое имущество и вместе с тем судебная власть в пределах недвижимости, б) суд в этой области недвижимости принадлежал прежде прямо царю, органом которого был (JaaiAiKog, следовательно, император, отдавая в дар суд, вместе с лицом, этот суд ведавшим и впредь продолжавшим ведать, отказывался от своих прерогатив как представителя государственной власти и спасал лишь внешнюю форму, благодаря которой для местных жителей могла быть незаметной и нечувствительной перемена, в) PaciAiicoi;, по уполномочию владельца ва–силиката, имел лишь некоторую судебную власть (eviai; icov 5ikcov), и так как эта власть принадлежала к той сфере, в которой считал себя компетентным не правитель фемы, а правитель турмы, подразделения фемы, то, следовательно, это была власть низшая, по всей вероятности, вотчинная полиция и суд. Дальше этой низшей юрисдикции византийский иммунитет не простирался.

Наконец, был еще пункт аналогии между чинами и должностями. С чином соединена была руга, точно так же с должностью соединялось жалованье (t<3v ocpcpucicov 5ooev;), и должностные лица, по крайней мере центральных ведомств, получали жалованье одновременно с чиновниками, перед Пасхой. Жалованье, в соединении с ругой, составляло весьма солидную и чувствительную для государства сумму. Исаак Комнин первый наложил руку на этот расход и частью сократил, а частью совершенно отнял у должностных лиц их содержание.[1278] Но его поступок вызвал бурю негодования и не нашел подражателей в его ближайших преемниках. Не только лица, занимавшие должности в центральных учреждениях, но и областные правители получали от казны содержание, и коль скоро учреждалась фема, то вместе с тем назначалось содержание ее стратигу и другим принадлежавшим к составу администрации лицам.[1279] Впрочем, византийское правительство выплачивало содержание областным правителям лишь до тех пор, пока видело в том необходимость, и охотно прекращало платеж, если это было возможно. Правитель города Ания, добытого у армян при Мономахе, получал от казны содержание. Но вот является к Константину Дуке армянин Баграт (Паукратю^) и обещает исправлять должность без всякой казенной субсидии. Предложение было принято, и Баграту отдан в управление Аний.[1280]