Когда эта новость была получена в Константинополе, то решили отправить на собор своих представителей. Константинопольский патриарх назначил некоего Никифора Кантакузина экзархом, или патриаршим представителем, а Мелетий — Кирилла Лукариса. Оба молодых священника отправились в Польшу, имея с собой три письма по догматическим вопросам, составленные Мелетием в защиту верных.

Православные поляки пришли в ужас от первого собора. Их епископы поспешили в Брест, чтобы выразить свой протест, а вместе с ними и определенное число выдающихся мирян, во главе которых был князь Константин Васильевич Острожский, воевода Киевский, человек в возрасте более ста лет, который за много лет до того устроил первую славянскую типографию для печатания богослужебных книг. [414] Оппозиция под его руководством была весьма солидной, как оказалось через несколько лет, когда во время войн Сигизмунда с турками почитавшие его украинские казаки отказались воевать за короля. Но Сигизмунд упрямо стоял на своем. Его представитель, князь Радзивилл, отказался допустить епископов из оппозиции в церковь Богоматери, где проходил собор и читалось изящное послание папы в сопровождении Те Deum. Неприсоединившиеся архиереи были вынуждены собраться в частном доме неподалеку. Только там могли быть зачитаны письма Пигаса по догматическим вопросам.[415]

За этим последовал ряд мер против православных, которые отказались присоединиться к униатской Церкви. Епископами назначались только униаты, в том числе Киевский митрополит, хотя униатские кандидаты никогда не рисковали жить там. Доходы неприсоединившихся кафедр были конфискованы, а возглавлявшие их архиереи были лишены своих привилегий: хотя при этом не было активного преследования рядового духовенства. Кирилл со своим товарищем решили остаться в Польше. Он видел, что православные, как священники, так и миряне, находились в невыгодном положении из‑за недостатка образования. Он отправился в Вильну, где была православная школа, преобразовал ее и сам жил там двадцать месяцев. Затем он перебрался во Львов по просьбе галицийского православного священника Гавриила Дорофеидиса и основал там школу по тем же принципам. Однако тем временем агенты короля наблюдали за его действиями с подозрительностью. В начале 1598 г. Кирилл и Никифор Кантакузин были объявлены турецкими шпионами. Никифор был арестован полицией Сигизмунда и немедленно казнен. У Кирилла была возможность бежать в Острог, где князь предоставил ему убежище до тех пор, пока он не уйдет из страны. К августу 1598 г. он был уже в Константинополе; Рождество он провел со своей семьей на Крите.[416]

Во время своего пребывания в Вильне Кирилл встретил много лютеранских богословов; они обсуждали возможность объединения Церквей. Лютеране предложили несколько формулировок, на основании которых могло иметь место взаимное общение, и Кирилл со своими православными друзьями обещал, не без колебаний, принять их, при условии, что они будут одобрены патриархами Константинопольским и Александрийским. Ни Матфей II Константинопольский, ни Мелетий не были в восторге от предложений, и не дали бы хода делу. Но в 1599 г. Сигизмунд издал указ, запрещающий иностранцам въезд и выезд из страны без его разрешения, и написал Мелетию письмо, в котором настоятельно советовал прекратить свое упорство и подчиниться Риму. В ответ Мелетий составил послание, весьма вежливо испрашивая разрешения посылать в Польшу столько духовных руководителей, сколько может понадобиться православным; письмо он вручил Кириллу с сопроводительной бумагой, поручая его милосердию короля. В то же самое время он вручил Кириллу письмо, адресованное лютеранским богословам, в котором предлагал обсудить вопросы взаимных политических интересов; богословские пункты в нем избегались. Когда Кирилл прибыл в Польшу, Сигизмунд принял его холодно, но позволил ему оставаться в стране. Кирилл, однако, не передал лютеранам письмо, опасаясь обвинения в тайных контактах с ними.[417]

Во второй свой визит Кирилл провел в Польше целый год, главным образом в основанной им во Львове школе. Через 17 лет в одном из своих писем иезуит Петр Скарга говорит, что в январе 1601 г. Кирилл написал католическому епископу Львова, Димитрию Соколовскому, где выразил глубокое уважение к престолу св. Петра, а также надежду, что Церкви вскоре объединятся. Это письмо, которое использовалось иезуитами для того, чтобы подорвать его положение среди православных, даже если и было подлинным, послужило иезуитам для их целей. Действительно, не исключено, что Кирилл пытался достичь некоторого взаимопонимания с католическими властями ради пользы своей школы, и он мог высказывать тот абсолютно православный взгляд, что объединение Церквей желательно, а епископ Рима будет при этом удостоен высших почестей, если только он откажется от своих заблуждений. Но предположение, будто он купил личную безопасность тем, что стал тайным католиком, совершенно исключается, если иметь в виду его весьма упорный и прямой характер.[418]

Весной 1601 г. Кирилл получил письмо отМелетия Пигаса, который вернулся в Египет, и предлагал настоятельство в одном из египетских монастырей и фактически обещал ему передать по наследству Александрийский патриарший престол.[419] Поэтому он уехал из Польши и после краткого пребывания в Молдавии, где патриархату принадлежали большие имения, 11 сентября прибыл в Александрию. Через два дня Пигас умер, и Александрийский синод избрал Кирилла патриархом. Грек–католик Лев Алляций позднее напечатал слух о том, что Кирилл купил патриаршество на деньги, собранные в Молдавии, подкупив епископов, которые собирались избрать некоего Герасима Спарталиота. Вряд ли это так, потому что Спарталиот в дальнейшем был одним из самых преданных друзей Кирилла.[420]

Кирилл был деятельным патриархом Александрии. Он переместил патриаршую кафедру из находившегося в упадке морского порта в Каир, который был административным центром провинции. Он реорганизовал финансы патриархата и реформировал школьное дело. Он уладил распрю в Кипрской церкви; также ездил в Иерусалим на интронизацию своего друга Феофана.[421] Но жизнь в Египте, где ему приходилось общаться только с греками–купцами и провинциальными чиновниками, была слишком уединенной для человека с его энергией и интеллектом. Он слишком мало времени проводил среди своих собратьев–греков. Обучение в Падуе и контакты с протестантами в Польше обусловили его интерес к новым тенденциям западной религиозной мысли.

Этот интерес усилился в результате дружбы с одним голландцем, Корнелием ван Хаагом, которого он, вероятно, впервые встретил во время путешествия ван Хаага по Средиземному морю в 1598 г. В 1602 г. ван Хааг был назначен первым посланником от Генеральных Штатов при Высокой Порте. С тех пор всякий раз, когда Кирилл бывал по делам в Константинополе, он посещал нидерландское посольство. По его просьбе ван Хааг выписал для него несколько богословских книг из Голландии и связал его с богословом Яном Витенбогертом, учеником Арминия. С ним Кирилл в течение многих лет находился в переписке. Его контакты с голландцами усилились в результате поездки по Средиземноморью в 161 ΤΙ 619 гг. голландского богослова, Давида ле Люде Вильгельма, с которым у него тоже завязалась переписка.[422] В письмах к голландским друзьям он начал выказывать растущее сочувствие протестантскому учению. В1613 г. Кирилл писал Витенбогерту, что он верит только в два Таинства, и они не могут приносить благодать без веры, хотя вера без Таинств равным образом не имеет ценности. Он добавил, что Греческая церковь сохраняет много ошибочных обрядов, хотя она всегда допускала возможность ошибки.[423] В ряде писем к де Вильгельму он подчеркивал необходимость заменить греческое избыточное разнообразие «евангельской простотой» и руководствоваться только авторитетом Св. Писания и Св. Духом. Он говорит о своих страданиях от того, что он увидел в Иерусалиме, где поведение верующих показалось ему в высшей степени языческим. Он рад тому, что его взгляды полностью совпадают с мнениями де Вильгельма по всем богословским вопросам.[424] В письме от 1618 г. к итальянцу Марко Антонио де Доминису, который оставил католическую архиепископскую кафедру, чтобы стать протестантом, он высказывается еще более откровенно. Кирилл говорит, что он находит реформатское учение более соответствующим Св. Писанию, чем учение Греческой и Латинской церквей. Он ставит под сомнение авторитет отцов Церкви. «Я более не могу терпеть, что люди говорят, будто толкования человеческой традиции имеют равную цену со Св. Писанием», — пишет он. Он добавляет, что на его взгляд поклонение иконам губительно, и ему даже стыдно сознаться, что созерцание Распятия помогает его молитве. Призывание святых, добавляет он, это оскорбление нашего Господа.[425]

Вряд ли Кирилл делился этими взглядами с греками. Они знали его только как способного и энергичного патриарха, у которого были друзья–иностранцы, а также его твердое противостояние Риму.

Именно в эти годы Константинопольский патриарший престол занимали Неофит II и Рафаил II, которые благосклонно смотрели на унию с Римом. Когда Неофит разрешил итальянскому греку произнести речь, которая открыто призывала к унии, Кирилла попросили сказать проповедь против нее и остаться в Константинополе для руководства действиями против латинян.[426] Он все еще находился там, когда в январе 1612 г. умер Неофит. Большинством св. синода Кирилл был избран патриархом. Но он не мог или не хотел платить Высокой Порте определенную сумму за утверждение его избрания. Противники Кирилла в синоде тогда поставили другого кандидата, Тимофея, епископа Мармары, который обещал султану и его министрам сумму большую, чем обычно; и синоду было приказано избрать его.[427]

Тимофей, избранный только из‑за своего богатства, из ревности пытался доставить Кириллу неприятности в Египте. Кириллу даже пришлось на некоторое время удалиться на Афон, а затем он посетил Валахию, господарь которой, Михаил Бассараб, учился вместе с ним в Падуе.

Ранее 1617 г. он вернулся в Каир, сохраняя свои голландские связи. Благодаря этим связям его репутация в протестантском мире была очень хорошей. Около 1618 г. он получил письмо от Георгия Аббота, архиепископа Кентерберийского (кальвиниста по убеждениям), в котором содержалось предложение послать несколько молодых греков изучать богословие в Англии за счет короля Иакова I. В ответ Кирилл отправил в Англию македонского юношу Митрофана Критопула. Результат, однако, как оказалось позднее, не был благополучным. Тем не менее, Аббот продолжал переписку с Кириллом.[428] Патриарх Тимофей пытался опорочить доброе имя Кирилла, обвинив его в лютеранстве. Кирилл отвечал, что поскольку Тимофей ничего не знает о Лютере и его учении, то не может судить, насколько оно может совпадать с его собственным; поэтому ему лучше хранить молчание.[429]

Вероятно, после примирения с Тимофеем Кирилл снова посетил Константинополь осенью 1620 г. Когда он был там, Тимофей внезапно умер, причем вскоре после обеда у голландского посланника, друга Кирилла. Иезуиты немедленно распустили слух, что ван Хааг его отравил, чтобы освободить престол для Кирилла. Даже если бы это и было так, св. синод, скорее всего, не возражал. Вскоре Кирилл был единогласно избран патриархом. На этот раз он уплатил требуемую Высокой Портой сумму.[430]

Греки, должно быть, не знали о богословских наклонностях Кирилла; зато о них хорошо знали жившие в Константинополе иностранцы. «Что касается самого патриарха, — писал архиепископ Аббот английскому посланнику, сэру Томасу Роэ, вскоре после избрания Кирилла, — я не сомневаюсь, что в отношении религии он является, как нам кажется, чистым кальвинистом; так же оценивают его иезуиты в тех краях».[431]