______________________

* Это был"крестовый поход", говорит Цан. Constantin der Gr. S. 20.

** Евсев. Жизнь Константина. И, 5.

*** Форма речи имеет несомненно античный характер; с подобными же речами обращались язычники к своим богам перед сражением с врагом и прежде. См.: Фюстель де Куланж. Гражданская община античного мира. М., 1867. С. 274.

**** Евсев. Жизнь Константина, II, 8.

***** Там же, I, 42; II, 4.

______________________

Время от победы Константина над Лицинием (323 г.) до смерти первого составляет новую и высшую ступень в развитии его религиозно–политической деятельности, по сравнению с той же деятельностью его под влиянием Миланского эдикта. После указанного события горизонты расширились. Константин стал действовать свободнее и решительнее в пользу христианства и Церкви и более открыто выражать свое пренебрежение к язычеству. Константин входит в свою роль преобразователя Империи на началах христианских. Победа над язычником Лицинием как бы вызвала его теснее сблизиться с христианством и еще дальше стать от язычества. Вскоре после победы над Лицинием император ознаменовал свою деятельность многими указами, направленными к пользе христианства. Между этими указами заслуживают особенного внимания два, которые по своему значению могут быть поставлены рядом со знаменитым Миланским эдиктом. Разумеем указ его"К палестинским правителям"(provincialibus Palaestinae), или правильнее"К правителям Востока", так как в указе ясно говорится, что он назначен для всех стран Востока (proponatur in orientalibus partibus nostris)*. Этот указ издан в 323 году. Другой — "Кжителям Востока", так как в нем речь обращена именно к жителям Востока (erga orientales)**. Этот указ издан в 324 или 325 году. В этих двух указах, по нашему суждению, в существе дела Константин стоит на тех же принципах, на каких он стоял и в Миланском эдикте***, но только здесь те же принципы развиты энергичнее, откровеннее и последовательнее. Эти два указа, изданные после победы над Лицинием, не составляют какого‑либо переворота в законодательстве Константина; Константин в них идет к той же цели, к какой шел и в Миланском эдикте, с тем существенным различием, что эти новые указы не могут давать повода к перетолкованию стремлений Константина, как это имеет место в науке в отношении к Миланскому эдикту. Повторим; два указа Константина, с которыми он обращается к своим новым подданным, жителям Востока, покоятся на тех же принципах, на каких и Миланский эдикт, но с некоторыми значительными разницами от этого последнего в тоне, выразительности, энергичности заявления. И, без сомнения, практика под влиянием последних указов стала не тем, чем она была под влиянием Миланского эдикта. Ознакомимся же и проанализируем указы Константина 323 и 324 (5) года****. Миланским эдиктом, по нашему суждению, Константин отдает предпочтение христианству переддругими религиями — и в особенности языческой. То же повсюду можно находить и в новых эдиктах, о которых у нас речь. Эдикт 323 года начинается такими словами:"Для людей, верно и мудро мыслящих о Существе Высочайшем, давно уже явно и не подлежит сомнению различие, отделяющее усердных исполнителей досточтимого служения христианству от тех, кои вооружаются против него и смотрят на него с презрением"(язычники) (Жизнь Константина, II, 24). Эта же мысль просвечивает и в Миланском эдикте. Но теперь император не довольствуется выражением предпочтения культа христианского культам языческим. Он о себе прямо уже говорит, что он стоит на стороне христианства:"Молю Тебя, Великий Боже, — взывает Константин, — будь милостив и благосклонен к восточным Твоим народам. Не без причины прошу этого, Владыко всех, Святый Боже. Ибо я предал Тебе свою душу, ибо искренне люблю Твое имя и благоговею пред силою, которую явил Ты многими примерами"(II, 55). Этого мало, он открыто заявляет, что миссия его заключается в том,"чтобы род человеческий (humanum genus) призвать к служению священнейшему закону (христианству) и под руководством Высочайшего Существа возрастить блаженнейшую веру"(II, 28). В Миланском эдикте уже видно было пренебрежение к язычникам, они там названы были неопределенным именем alii, тогда как христиане прямо назывались своим именем. Теперь же пренебрежение к язычникам стало еще яснее и полнее. Константин больше не церемонится с теми, от чьих верований сердце его стояло далеко. Он называет их"нечестивыми"(qui impiam sententiam amplexi sunt) (II, 24). Он позволяет себе назвать их"семенем беззаконных"(stirpem improbissimorum hominum) (II, 42). Их мнения считает"развращенным безумием"(II, 48). Тем не менее государь не объявляет язычество религией, не заслуживающей снисхождения и терпимости. Совершенно так же, как в Миланском эдикте, — и в эдиктах, которые мы теперь рассматриваем, — Константин во всеобщее сведение объявляет, что каждый, кому нравится язычество, может свободно исповедовать его, и никто не должен посягать на религиозные права язычников. Это определение государя в разбираемых указах отмечено особенно яркими чертами; видно, что законодатель не хотел, чтобы на этот счет существовали какие‑либо недоразумения среди подданных римского государства. Здесь говорится:"Хочу, чтобы народ мой наслаждался спокойствием (pacate) и безмятежностью, хочу, чтобы подобно верующим (cum fidelibus), приятности мира и тишины радостно вкушали и заблуждающиеся (qui gentilitatis errore implicati sunt). Пусть никто не беспокоит другого, пусть каждый делает то, чего хочет душа (quod cuique libitum fuerit, id agat). Люди здравомыслящие должны знать, что только те будут жить свято и чисто, кого Сам Бог призовет почить под святыми Его законами; а отвращающиеся, если угодно, пусть владеют капищами своего лжеучения (habeant sibi mendaciorum delubra quando ita volunt). У нас есть святейший храм Божественной истины; того же желаем и им (id ipsum illis optamus), и пусть они, приходя к общему единомыслию, стали бы наслаждаться удовольствиями сердца"(II, 56). Константин с такой же решительностью заявляет о своей толерантности к язычникам и еще раз, когда говорит:"Пусть никто не вредит другому (nemo alteri noxam pariat). Что один узнал и понял (т. е. христианин), то пусть употребляет в пользу ближнего, а когда это невозможно, должен оставить его (sin id fieri non potest, omittat). Ибо иное дело добровольно устремляться к бессмертию (христианству), а иное — быть вынужденным стремиться сюда при посредстве наказаний (aliud, suppliciorum vi abigere). Говоря об этом, я распространился, — замечает законодатель, — в особенности потому, что некторые, слышу, утверждают, будто обряды и церемонии языческих храмов уничтожались, и власть тьмы разрушилась. Этого я охотно желал бы, если бы сильное противоборство гибельного заблуждения не укоренилось слишком глубоко в душах некоторых людей"(II, 60). Что касается церкви христианской, то в новых эдиктах, изданных после победы над Лицинием, Константин подтверждает те права, какими она пользовалась по Миланскому эдикту. Заменяя прежний термин, употребленный в Миланском эдикте в отношении к христианскому обществу, corpus christianorum, другим, еще более точным, ecclesia, законодатель дает ей права владеть недвижимым имуществом. Церкви должны быть возвращены все те имущества, каких она лишилась, будь то во время гонения Лициния или Максимина."Казна, — говорится в рассматриваемых эдиктах, — должна возвратить Церкви то, что она (казна) некогда несправедливо удержала за собой. Повелеваем возвратить Церкви все, что прямо окажется ее собственностью, будут ли то дома, поля или сады"(II, 39), — возвратить ей, как обладающей правами юридического лица (ecclesiis iure restituet). Собственно, этим определением сказано не больше того, что уже было постановлено и Миланским эдиктом. Но этим законодатель не ограничился: он дал право Церкви быть наследницей имуществ, оставшихся после исповедников, не имеющих прямых наследников (ecclesiam haereditatem adire decernimus) (II, 36). Заслуживает внимания и та черта разбираемых эдиктов по сравнению с эдиктом Миланским, что ими дается право и частным лицам — исповедникам христианства, лишившимся своего имущество в предыдущее гонение, — требовать от казны возмещения потерянного (II, 35). Замечательно, что и в новых эдиктах, подобно тому, как и в Миланском, Константин, определяя общие права заблуждающихся язычников, ни слова не говорит о том, какими правами владеют сектанты — еретики и раскольники. Этот вопрос так же обходится здесь, как и в Миланском эдикте. Законодательство не связывает себя никакими определениями на этот счет.

______________________

* Там же, II, 24, 42.

** Там же, cap. 55.

*** Иначе думает Шатэль. Hist, de la destruction du paganisme. Par., 1850. P. 67–68.

**** В науке существуют различные взгляды относительно указов Константина, сохраненных Евсевием. Одни из ученых находят, что это действительные указы Константина, — это те ученые, которые пользуются указами, сохраненными у Евсевия, без всяких оговорок. Другие скептично относятся к этим указам; так, Бурк–хардт полагает, что в эдиктах этих видна"рука христианских священников"(S. 348, 353), а Бригер (Brieger. Constantinus Gr.//Zeitschrift fur Kirchengeschichte, IV, 2. S. 164) считает сомнительным, чтобы они принадлежали самому императору и выражали его образ мыслей. Еще другие из писателей, не разделяя сейчас указанных скептических мнений, полагают, что хотя они и составлены не самим императором, но выражают его подлинные мысли; так, Гасс говорит:"Относительно императорских указов, документов и посланий, сохраненных Евсевием, нужно сказать, что они изложены слишком теологично и слишком проникнуты духом христианским (zu christlich), чтобы думать, что в этом виде они произошли от Константина, но, однако, они довольно достоверны, чтобы судить по ним о воле и мнениях государя"(Gass. Herz., Encykl. Bd. VIII. S. 200.2–te Ausgabe); в этом же роде дает отзыв и Цан:"Очень неправы те, кто сомневается в возможности судить по указам Константина о его собственных мыслях и кто полагает, что эти указы суть произведения духовных лиц, на которых Константин лишь ставил свое имя. Говорить так значит мало знать Константина. Притом же эти документы написаны вовсе не языком тогдашних церковных произведений. Секретари Константина излагали его мысли, но в такой оболочке, которая нравилась повелителю"(Zahn. S. 21). С последним мнением нельзя не согласиться.

______________________