Церкви покрывались различной формы крышами и имели различное количество куполов (1—5). В свою очередь, и в них не было однообразия употреблялись купола полусферические, тамбурные (полусфера с барабаном под ней), башнеобразные (сложенные из четвероугольников или восьмиугольников) и конические. Последние два ставились лишь на деревянных церквах. В качестве украшений на крышах возвышались вазы, флюгера и главы (главы ставили сначала только на деревянных храмах). Орнаментовка наружных стен была также различна, но, впрочем, может быть сведена к двум типам: Новгородскому и Владимирскому.

Внутри храмы разделялись на алтарную абсиду, солею, отделение для предстоящих мужчин и женщин. 1) Алтарная абсида, обыкновенно возвышающаяся над другими частями, отделялась от них перегородкой, уставленной рядами икон, и сама состояла из трех отделений: собственно алтаря, жертвенника и диаконника (ризницы). В алтаре стоял престол, устроенный то из камня, то из дерева, может быть, и из дорогих металлов, как в Греции, и имел иногда над собою»многоценный»киворий («сень», или балдахин). Для сидения священнослужителей по стенам алтаря были устроены скамьи. 2) Солея обыкновенно назначалась для стояния клириков и имела амвон, нередко украшенный с особенной тщательностью. 3) Дальше следовало отделение для мужчин. 4) Женщины стояли особо от них. Для этого или задняя половина церкви приподнималась над передней и назначалась для женщин (как бывало в некоторых деревянных церквах), или большей частью делались особые галереи, то одноярусные, то двухъярусные, то по западной стене, то по трем сторонам; входами в них служили наружные башни, где они были, или же общие западные двери.

Для украшения более богатых церквей в различных местах ставились мраморные колонны и колонки, вешались поликандила, ставились подсвечники, стены украшалсь мозаикою, живописными изображениями арабесками (узорами), пол выкладывался разноцветными камнями, стеклом и муравленным кирпичом.

§ 20. Храмы вмещали в себе различные святыни. Сюда относились святые сосуды, крест, Евангелие, антиминс, иконы и мощи святых. Сосуды, употреблявшиеся при литургии, — потир и дискос, были металлические, каменные, стеклянные и деревянные; в богатых церквах, как, например, во Владимирском Успенском соборе, они украшены были»каменьем драгим и жемчугом великим». В качестве дарохранительницы в некоторых церквах был так называемый Иерусалим или»Сион», сделанный из дорогих металлов и украшенный иногда камнями; на престол, кажется, ставился он лишь на время праздников; а в другое время стояла простая дарохранительница различных форм. На престоле обыкновенно полагались Крест и Евангелие. И тот, и другое пользовались у нас глубоким уважением. Кресты одинаково употреблялись четвероконечные, пятиконечные, шестиконечные и восьмиконечные. В церквах, не освященных епископами, требовалось иметь на престолах освященные антиминсы (устав Георгия). Сохранившиеся экземпляры дают знать, что то были небольшие (почти в четверть) квадратные холщовые лоскуты без священных изображений (кроме начерченных крестов) и без надписей, с маленькими частицами святых мощей.

В большом употреблении были и чтились как святыни иконы и святые изображения на стенах храмов. Несколько икон привез с собою из Корсуня еще святой Владимир и поместил их в Десятинном храме; иконы привозили с собой из Константинополя митрополиты, епископы и другие лица; иконы иногда нарочно вписывались из Греции ж Россию. Вообще Корсунь и Константинополь — вот места, откуда по преимуществу доставались нами святые иконы. Греческих мастеров выписывали обыкновенно и для стенной живописи в храмах; так, например, было при расписывании Киевского, Новгородского и Владимирского соборов, Кииево–Печерской и Богородице–Рождественской Боголюбовской церквей. От греческих мастеров у нас пошло и свое иконописание. Известен первый русский иконописец, монах киево–печерский, преподобный Алипий, считавший подвигом безвозмездное писание икон. Естественно, что живопись велась у нас в византийском стиле; греческие мастера, расписывавшие Киево–Печерскую церковь (в конце XI в.), оставили после себя»подлинники»(свитки для руководства иконописцами), с которыми русские иконописцы сообразовались в писании икон. Строго византийский стиль и действительно виден на древнейших иконах домонгольского периода; они имеют в виду не услаждение эстетического чувства, а пробуждение и воспитание веры и благочестия; поэтому лики святых не поражают телесной красотой или отпечатком сильных внутренних движений, но дышат небесным величием и спокойствием, а вместе кроткостью и смирением, показывают полное преобладание духа над телом: тело их как–то утончено и измождено, очи молитвенно обращены к небу, руки или сложены крестообразно на груди, или подняты кверху, или благословляют. Рядом с живописными существовали у нас, как и в Греции, изображения мозаичны, т. е. составляемые из маленьких кусочков специально изготовленного цветного стекла; в этом случае, конечно, невозможно было так удачно передать то выражение и ту мысль, какую передавали красками; мозаика привозилась греками и, вероятно, покупалась русскими мастерами, у них обучавшимися искусству составлять из нее святые изображения. Несколько таких изображений сохранилось до нашего времени в Киево–Софийском соборе, в Киево–Михайловском, Антониевом Новгородском монастырях и в других местах. Святые изображения пользовались у нас большим уважением. Отсюда явился обычай украшать их золотом, серебром и драгоценными камнями. Андрей Боголюбский, например, в одну Владимирскую икону Богоматери»вковал золота более 30 гривен (на сумму около 5000 р.), кроме серебра, каменья драгаго и жемчуга» [261]. Уважение к иконам простиралось до того, что на них смотрели, как на сильных заступниц и помощников в опасностях: почти каждый город отдавал себя под покровительство какой–либо иконы; ее выносили на городскую стену во время опасности от неприятелей  [262], иконы нередко носили и в войсках во время военных походов  [263]. Особенно большим уважением пользовались иконы, прославленные чудесными действиями. Из них замечательны: а) Киево–Печерская икона Божией Матери, принесенная греческими зодчими из Константинополя около 1073 г. и теперь в подлинном виде хранящаяся в Киево–Печерской лавре  [264]. б) Икона святого Николая, так называемого Мокрого, хранящаяся теперь в приделе Киево–Софийского собора, устроенном на хорах во имя святого Николая, в первый раз сделалась известной при Всеволоде I (XI в.) по следующему чуду: у одного киевлянина, возвращавшегося с богомолья, утонул ребенок, выпав из рук задремавшей матери; родители в огорчении прибыли домой и обратились с молитвой к святому Николаю; ребенок мокрый и живой в ту же ночь оказался в Киево–Софийском соборе перед означенной иконой святого Николая  [265]. в) Владимирская икона Божией Матери, по преданию, писанная евангелистом Лукою; привезена она в Киев из Константинополя около 1131 г., несколько времени находилась в женском Вышгородском монастыре, в 1155 г. перенесена князем Андреем Боголюбским во Владимир–на–Клязьме, затем в 1395 г. — в Москву, где теперь и находится, поновленная, в Успенском соборе  [266]. г) Новгородская икона Знамения Божией Матери, находящаяся в Новгородском Знаменском монастыре; прославлена она многими чудесами. В первый раз ее чудотворная сила обнаружилась в 1169 г. во время нападения на Новгород бесчисленной рати Андрея Боголюбского Новгород находился в критическом положении. Новгородцы уповали на помощь Господа и Его Пречистой Матери. Раз во время молитвы архиепископ Иоанн услышал голос, повелевавший ему идти в церковь Святого Спаса, взять оттуда икону Богоматери и вынести на городскую стену. Архиепископ послал было за ней дьякона с клирошанами; икона не двигалась с места; архиепископ отправился сам, отслужил всенародное молебствие, икона двинулась и была внесена на стену. Войска Боголюбского сделали решительный приступ и пустили тучу стрел. Икона чудесно обратилась лицом в новгородскому народу; слезы текли из очей Богоматери; суздальцы, пораженные слепотою и внезапным страхом, начали биться между собой; ободренные новгородцы вышли из города и одержали полную победу  [267]. д) Зарайская икона святого Николая, принесенная в 1224 г одним корсунским священником, согласно повелению этого святителя, в Рязанскую землю и торжественно поставленная в новопостроенной церкви святого Николая, в городе Зарайске (Рязанской губ.); прославилась многими чудесами еще в древнее время  [268].

Немало было у нас в домонгольский период мощей святых и других реликвий. Еще святой Владимир привез с собою из Корсуня и впоследствии положил в Десятинном храме мощи Климента, епископа Римского, Фива и других святых. Греческий Восток во главе с Царьградом доставлял нам мощи и в после–дующее время; например, дочь греческого императора Алексея Комнина, жена великого князя Святополка–Михаила Варвара принесла с собой в Россию мощи святой великомученицы Варвары и положила их в Киево–Михайловском монастыре (1108 г.) [предположение, высказанное в хронике игумена Златоверхо–Михайловского монастыря Феодосия Софоновича (1655—1672 гг.). Мощи вмц. Варвары действительно попали в Киев при князе Святополке (бывшем строителем Златоверхо–Михайловского монастыря), но привезены были неизвестным лицом, так как дочери с именем Варвара у Алексея Комнина не было — Прим. ред.]. Были у нас и такие реликвии, как например, частицы и креста Господня, срачица святого Димитрия Солунского. Открывались, наконец, мощи и русских святых. Таковы мощи святых мучеников, князей Бориса и Глеба, преподобного Феодосия Печерского, святых Леонтия и Исайи, епископов Ростовских, святого Игоря Ольговича, великого князя Киевского, убитого киевлянами в 1147г., святого Всеволода–Гавриила, псковского князя († 1138 г.), святого мученика болгарского Авраамия. Уважение к святым мощам выражалось в том необычном стечении народа, которым сопровождалось перенесение святых мощей из одного места в другое  [269], в тех путешествиях, которые предпринимали многие из отдаленных мест на поклонение святым мощам, и в том усердии, какое прилагали к украшению рак для святых мощей; например, суздальский тысяцкий Георгий, сын варяга Шимона, прислал в Печерскую обитель для окования раки преподобного Феодосия 500 гривен серебра и 50 гривен золота (приблизительно на сумму 18 тыс. руб.)  [270]. Владимир Мономах оковал раки святых мучеников Бориса и Глеба и клетки, где они помещены, золотом и серебром, поставил перед ними украшенные золотом подсвечники и повесил серебряные вызолоченные лампады, так что многие из греков говорили, что такого украшения рак они нигде не видели  [271].

§ 21. Храмы имели очень большое значение для народа как в религиозном, так и гражданском отношении. Ввиду неразвитого культа русских язычников они невольно привлекали к себе их внимание и вместе с организованным богослужением, открыто совершавшимся в храмах, наглядно говорили им о внутренней силе и стойкости христианской религии. Чтобы сравнение ее со слабостью языческой религии проводилось легче и чтобы скорее и непосредственнее совершался переход людей от язычества к христианству, князья намеренно ставили христианские храмы»по местам, где прежде стояли кумиры» [272]; таковы, например, храмы святого Василия и Петра в Киеве, кафедральный собор Преображенский в Чернигове и др. Таким образом, на первых порах храмы способствовали распространению христианства. Затем они стали служить религиозно–нравственной школой для народа, поскольку здесь предлагались поучения, слово Божие, молитвы и церковные песнопения на понятном ему языке. Одновременно с этим храмы приносили и гражданскую пользу. Около приходской церкви заводились благотворительные учреждения; церковный причт обучал чужих детей грамоте; в церковь сходились обыватели различных деревень и объединялись около нее как центра в общину (приход); по большим приходским праздникам на церковном погосте устраивали общий пир на счет сборных припасов; сюда съезжались знакомые и из окрестных приходов; здесь завязывались разные экономические сделки и велся торг. На церковном погосте нередко собирались общинные сходки для решения различных вопросов касательно быта, суда, податей, содержания церкви и пр. При некоторых церквах даже составлялись из прихожан постоянные союзы, так называемые братства, для забот о церкви, причте, благотворительных заведениях и различных приходских делах; они имели свою сборную избу при церкви, куда и собирались братчики. Таково, например, Ивановское купеческое братство при церкви Иоанна Предтечи на Опоках, в Новгороде. На погосте останавливался князь или его чиновник для сбора полюдья и даней, сюда же являлись во время сходок глашатаи княжеских приказов и частные лица, разыскивающие вора. Словом, приходский храм был центром, около которого сосредоточивалась жизнь сельской общины, не только религиозная, но и гражданская. Городские соборы играли такую же роль по отношению к целому городу и иногда всему уделу. По звону соборного колокола и близ собора сходилось народное вече; город, а часто его пригороды и волости считались как бы принадлежностью кафедрального собора: Новгород и его волости были городом и волостями святой Софии, Владимир — святой Богородицы, Псков — святой Троицы и т. п. Весь город ставился под покровительство местной соборной святыни. Характерно в этом отношении предание о построении новгородского собора: на куполе его живописцы изобразили Спасителя с благословляющей рукой; на другой день рука оказалась сжатою; исправили; повторилось опять тоже; исправляли таким образом три раза. Наконец на четвертое утро услышали от образа следующий голос:«Не пишите меня с благословляющей рукой, а пишите с рукой сжатой, в знамение того, что Я в руке Моей держу великий Новгород; а когда эта рука Моя раскроется, тогда будет скончание городу» [273]. Таким образом, соборы отчасти продолжали то дело, которое делали приходские храмы: последние вносили объединение в относительно небольшие округа, первые же объединяли эти округа в удел и закрепляли установленное объединение волостей вокруг удельного города. Это же объединение, в свою очередь, расширяли те храмы и соборы, которые прославились своими святынями по всей России; таковы например Киево–Печерский монастырь, Киево–Софийский собор, Вышгородская церковь Бориса и Глеба, куда стекались на богомолье жители различных уделов, и где таким образом происходило общерусское, национальное объединение.

§ 22. Вместе со многим другим Русь приняла от Греции установленные там священные времена, т. е. праздники и посты. Как свидетельствуют месяцесловы XI–XIII вв., предки наши соблюдали не только главные празники — Господские, Богородичные и Святых, сохраненные до сих пор Церковью, но и многие частные местные праздники греческой империи, ее областей; и городов, впоследствии большей частью вышедшие из русской церковной практики. Из таких местных праздников особенно чествовались на Руси праздники в память Кирилла, первоучителя славянского (14 февраля) и Климента, епископа римского (30 января), мощи которого лежали в Киевском Десятинном храме. Появилось на Руси несколько и новых праздников. Все они, за исключением одного, установлены были лишь Русской Церковью и стали ее собственными, особыми от греческой церкви, праздниками. Одни из них были общерусскими, другие — местными и устанавливались то церковной и гражданской властью, то постепенно — путем практики. Причиной их установления было желание почтить память новоявленных в Русской Церкви святых или же — увековечить память о некоторых событиях русской и нерусской истории.

Несомненно, канонизованными святыми были мученики Борис и Глеб, преподобный Феодосии Печерский и святитель Леонтий Ростовский; имена их были записаны в святцы и празднованию их памяти отведены особые дни Имена Бориса и Глеба записаны под несколькими днями: 24 июля — днем мученической кончины Бориса и освящения Борисоглебской церкви в Вышгороде (при Ярославе I), 2 мая — днем перенесения их мощей из старых церквей в новые (при Изяславе I и Владимире Мономахе), 11 августа — днем перенесения ветхих рак их из Вышгорода в Смоленск (1191 г.) и 5 сентября — днем убиения святого Глеба. Канонизация мучеников произошла при митрополите Иоанне I. Имя преподобного Феодосия также записано под несколькими числами: 3 мая — в память его смерти, 14 августа — в память открытия мощей и перенесения их в Киево–Печерскую церковь и др. Он канонизован был при митрополите Никифоре I и князе Святополке (1108 г.), но святым признавался и местное празднование в честь его началось еще раньше: по случаю перенесения мощей преподобного Феодосия (14 августа 1091 г.)«светло праздновали»князь, духовенство и народ. Празднование в честь святого Леонтия установлено было спустя несколько (20—30) лет после обретения его мощей епископом Ростовским Иоанном (1190—1194гг.) и совершалось 23 мая, вероятно, в одной Ростовской области. Помимо этих, установленных, праздников в честь канонизованных святых, практически вводилось и существовало чествование лиц, свято почитавших. Таковы Владимир и Ольга, Мстислав–Феодор Владимирович, Игорь Ольгович, Всеволод–Гавриил Мстиславич, Антоний Печерский, Авраамий Смоленский, Исаия Ростовский, Авраамий Болгарский и другие, внесенные впоследствии в церковный синодик.

В воспоминание событий праздновались в домонгольский период следующие дни: 1 октября, 9 мая, 1 августа, 27 ноября, 26 ноября и др. 1 октября воспоминается чудесное видение Божией Матери Андреем Юродивым в константинопольской Влахернской церкви; в первый раз праздник этот встречается в святцах второй половины XIII в., но установление его относится, по всей вероятности, к концу периода домонгольского, и русские, вспоминая бывшее Андрею видение Божией Матери в Греции и помощь, оказанную Ею Константинополю, вместе с тем, вероятно, возносили Божией Матери благодарность за все благодеяния, оказанные Ею России, и таким образом расширяли содержание и значение празднуемого события, придавая ему русский колорит. 9 мая воспоминалось перенесение мощей святителя и чудотворца Николая из города Мир (в Ликии) в Бари (в южной Италии) в 1087 г. Праздник этот явился вскоре после самого события и стал праздником всей России, получив так же, как и праздник Покрова, чисто русскую окраску: к воспоминанию о перенесении мощей святого Николая присоединились воспоминания о благодеяниях, так щедро даруемых им русскому народу; за этими воспоминаниями в народе даже забывался и повод к установлению праздника. 1 августа 1164г. Андрей Боголюбский одержал победу над камскими болгарами, Мануил Константинопольский — над сарацинами. Оба приписывали свои победы помощи Всемилостивого Спаса, так как во время благодарственного молебствия удостоились видеть огненные лучи, выходившие от иконы Спасителя и покрывавшие их полки. С обоюдного согласия в память этого они установили праздновать 1 августа, приурочив к этому дню и поклонение Честному и Животворящему Кресту, которое прежде совершалось в Константинополе вместе с крестными ходами в конце июля и начале августа в продолжении нескольких дней. 27 ноября вспоминалось чудесное знамение от иконы Божией Матери, бывшее в Новгороде при нападении суздальского войска в 1169 г. Празднование совершалось, вероятно, в одной Новгородской области 26 ноября чествовалась память Георгия Победоносца. Празднование было установлено Ярославом I по случаю и в память построенной им монастырской церкви святого Георгия. Вообще у нас было в обычае праздновать дни освящения некоторых знаменитых церквей, например, Богородицкой Десятинной церкви, Киево–Софийского собора и др. Иногда князья–строители сами установляли такие праздники, и духовенство отмечало их в святцах. Чем выше было значение церкви и шире ее слава, тем распространеннее было и празднование ее освящения: день освящения частной приходской церкви, естественно, был годовым праздником лишь для прихода.

§ 23. Практика и правила касательно постое принимались русскими из Греции. Как здесь не было устойчивости и единообразия, так не было их и в России: соблюдались или все годовые посты (Четыредесятница, Петров, Успенский и Рождественский), или только некоторые и притом каждый из них — или сполна, или с сокращением; еженедельные посты (среда и пяток) или разрешались для каких–нибудь праздников, или же нет. На это разнообразие русская церковная власть сначала смотрела почти индифферентно, считая его как бы неважным и сама хорошо не зная, как из него выйти  [274]. С половины же XII в. явились попытки уничтожить это разнообразие и притом, главным образом, в духе той практики, какая в это время поддерживалась константинопольскими патриархами. Возникли споры, в которых принимали участие и миряне, и духовенство; самыми оживленными были споры касательно еженедельных постов.

В Ростовской области при Андрее Боголюбском очень многие, во главе с княжеским любимцем Феодором (впоследствии епископом), разрешали пост в среду и пятницу для всех праздников Господских, Богородичных, праздников в честь Святых и во все время от Пасхи до Пятидесятницы. Епископ же Нестор соглашался разрешать пост лишь для двух праздников в году — Рождества Христова и Богоявления. Ростовцы за это прогнали его с кафедры (1157 г.); но митрополит Константин I и патриарх Лука Хризоверг оправдали его. В своей грамоте к Андрею Боголюбскому патриарх по вопросу о посте согласился с мнением Нестора, подробно указав, для каких праздников можно ослаблять (но не разрешать) пост, и в заключение посоветовал касательно некоторых (касательно тех праздников Господских и в честь Святых, которые случатся в среду и пятницу между Пасхой и Пятидесятницей) праздников»делать так, как велит епископ». Однако грамота осталась без приложения. Ростовцы во главе с Феодором продолжали стоять за прежнюю практику. Даже сам епископ Ростовский Леон, преемник Нестора, не признавал обязательным для себя мнение патриарха: он не хотел разрешать поста в среду и пятницу ни для каких праздников. Произошло и на этот раз столкновение; результат был аналогичен; Леона прогнали с кафедры. Впрочем, между тем как мнение Нестора еще находило защитников, вводимая Леоном практика, наоборот, coвсем не прививалась на Руси, и мнение его касательно поста было заклейменно именем ереси. Мнение Феодора таким образом взяло перевес и на время восторжествовало в Ростове, особенно когда сам он сделался епископом.

Столкновение между практикой Феодоровой и Несторовой скоро повторилось и в южной России. Представителем первой в 1167 г. является игумен киево–печерский Поликарп, представителем второй — митрополит Константин П. Столкновение кончилось в пользу митрополита: Поликарп был лишен сана и заточен. Но этим не уничтожалась отстаиваемая им практика. В 1168 г. она публично защищается на соборе Киевском епископами Смоленским, Владимирским, Галицким и другими лицами; около митрополита группируются епископы Черниговский, Переяславский и некоторые другие. Открылись горячие споры, но ни к чему не привели: разногласие в практике касательно поста продолжало существовать и после, а вместе с тем повторялись и столкновения по этой причине. Черниговский князь Святослав изгнал епископа Антония; киевляне освободили Поликарпа, Константина же считали неправым, так что бедствие, постигшее Киев при нашествии суздальцев в 1168 г., называли карою Божиею за»митрополичью неправду». Практика Поликарпа находила себе опору в Студийском уставе, принятом русскими монастырями. При ослаблении его значения стала выигрывать практика Константина II, поддерживаемая патриархами, с потерей же значения Студийского устава в следующий период пала и опиравшаяся на него практика касательно поста.

§ 24. Вводя у себя христианское богослужение, русские, естественно, вводили готовые богослужебные книги и, по вызову обстоятельств, иногда писали новые. От домонгольского времени сохранились следующие книги: Евангелия–апракосы (изборы евангельских чтений на праздники), богослужебная Псалтиръ, парамейник, служебники (Антония Римлянина и Варлаама Хутынского), уставы, минеи месячные и праздничные, триоди постные и цветные, стихирари (собрания повседневных стихир весь год), кондакари (собрание кондаков и других церковных песнопений за целый год), ирмолог, канонник (выбор праздничных канонов),«праздники»(собрание песнопений на двунадесятые праздники). Были также в употреблении богослужебные апостолы и требники, хотя не дошли до нашего времени. Появление новых праздников и святых на Руси вызывало составление новых чинопоследований и канонов. Таковы: служба в честь святых Бориса и Глеба, написанная митрополитом Иоанном I  [275], служба в честъ Феодосия Печерского, принадлежащая неизвестно кому  [276], какой Иоанна Ростовского в честъ святителя Леонтия, несколько канонов Кирилла Туровского  [277] и инока печерского Григория (первой половины XII в.). Некоторыми из русских писались и молитвы. Таковы молитвы митрополита Илариона»за князя и за все православие», святого Феодосия Печерского: а)«за вся христианы»и б) заупокойная, в XII в. влагавшаяся в руки умершего, и молитвы Кирилла Туровского, приуроченные к дням недели  [278].