Через год гонения улеглись. Деций отправился воевать на север и в 251 г. был убит в бою. Киприан и другие беглецы смогли вернуться домой. Однако церкви за это время сильно изменились. Многие из отступников по–прежнему считали себя христианами. Возможно, они полагались на милосердную политику, предложенную еще молодым Тертуллианом: верующего, совершившего тяжкий грех, прощали и назначали ему испытательный срок, во время которого приравнивали к оглашенным; после этого он опять становился полноправным членом общины. Однако теперь число отступников оказалось непомерно велико, а духовенства катастрофически не хватало: большинство из тех, кто сохранил верность христианству, погибло; те же, кто отрекся и остался жив, не имели права исполнять свои обязанности. Немедленно появились силы, выступавшие за отмену строгих ограничений. Некоторые из священников стали самовольно принимать в церковь всех, повинных в идолопоклонстве; так произошло, например, в Карфагене.

Надо сказать, что скорейшему примирению отступников с Церковью сильно способствовали исповедники. Так называли людей, исповедавших христианскую веру перед миром, особенно в суде, несмотря на страдания и угрозу смерти. Вначале слово обозначало то же, что «мученик», но позже появилось различие: мученик — тот, кто погиб за исповедание веры, а исповедник — тот, кто страдал, но остался жив. Кроме того, у исповедников был особый дар, обещанный им Христом (Мф. 10:19–20). Ипполит утверждал, что вышедший из темницы исповедник мог сразу начинать служить диаконом или пресвитером без официального посвящения («Апостольская традиция», 10.1–2). Исповедники нередко сидели в совете пресвитеров, управляли делами общины. Во время лионских гонений в 177 г. некоторые из брошенных в темницу отреклись от веры, но затем раскаялись в содеянном. Более стойкие, пользуясь своим правом исповедника, приняли их обратно в ряды христиан, и позже они все вместе погибли на арене. Мученичество подтвердило, что решение примириться с покаявшимися отступниками было угодно Богу (Евсевий, «Церковная история», 5.1).

Итак, в 251 г. в Карфагене исповедники начали благословлять возвращение в Церковь отступников, в первую очередь, своих знакомых. Они выписывали «отпустительные грамоты» (libelli pacts), дававшие священникам право безоговорочно принять грешников в общину, а порой настойчиво требовали этого. Киприан был особенно потрясен посланием, где исповедники заявляли: «Мы даровали мир всем, чье поведение после совершения преступления не вызывало нареканий», и в конце стояла приписка с просьбой довести это до сведения остальных епископов («Послания», 24; 27). Возмущение епископа Карфагенского станет понятнее, если мы познакомимся с ним поближе.

Немало знатных и начитанных людей присоединялось к Церкви как на Западе, так и на Востоке. Одним из таких новообращенных стал Киприан, который вырос в богатой языческой семье. Получив литературное образование, он начал работать, но постепенно возненавидел окружающий мир: ему казалось, что все ищут только личной выгоды. Осознание собственной греховности повергло его в уныние, и облегчение пришло, лишь когда он услышал Благую Весть и в 246 г. крестился. Через два года его избрали епископом, и он продал все свое имение (правда, друзья выкупили часть вещей и вернули ему), а деньги раздал бедным. Светские книги его перестали интересовать: в своих христианских работах он ни разу не ссылается на них даже косвенно, только на Священное Писание. Подобные поступки и отношение очень характерны для Киприана. Он во всем подражал Тертуллиану, которого называл «Учитель». К назначению на пост епископа он отнесся со всей серьезностью и, хотя не посчитал своим долгом сдаться властям и добровольно принять смерть (как он, впрочем, сделал в 258 г.), всеобщее отступничество крайне возмутило его.

Гонения, по его мнению, были карой Господней для погрязшей в грехах обмирщенной церкви, а жертвы идолам — предательством и страшным преступлением против Бога и Его заповедей. Будучи в укрытии, Киприан подготовил группу верных священников и дал им указание не принимать отступников в церковь без согласия епископа («Послания», 17.1). Когда опасность миновала, настало время восстанавливать разрушенное. Киприан категорически возражал против облегчения правил примирения и не считал мнение исповедников достаточным основанием для поблажек. Он написал трактат «О падших», где описывал весь ужас отступничества, а неочистившимся грешникам, уповающим на милость Божию, , грозил страшными небесными карами. Он рассказывает историю о девочке, которую без ведома родителей накормили идоложертвенным мясом. Сама она еще не умела говорить и не понимала, что происходит. Позже, когда отец и мать принесли малышку в церковь, ей дали причаститься. Однако святые дары не могли оставаться в оскверненном теле, и у ребенка началась ужасная рвота. Так преступление, совершенное в тайне от людей, не сокрылось от взора Господа («О падших», 25). Тон Киприана настолько суров, что некоторые исследователи сравнивают его с поздним Тертуллианом. Однако в последней главе трактата становится ясно: Бог может простить и прощает; если покаяние истинно, если оно подтверждено искренней верой и добрыми делами, то Господь примет ходатайство исповедников и решение епископов. Это указывает на важную черту мышления Киприана: единственный земной судья в подобных вопросах — епископ.

Трактат «О падших» был представлен на Карфагенском вселенском соборе в 251 г. Тогда епископы приняли умеренную политику: у каждого кающегося нужно выяснить степень вины и подвергнуть его соответствующему наказанию. Вначале предложили различать две группы отступников: те, кто добыл свидетельство обманным путем, и те, кто действительно приносил жертву. Первых позволительно было принять в Церковь, а вторых разрешалось назвать христианами только на смертном одре. После согласования с Римом ввели более мелкое деление, а на следующих вселенских соборах добавили еще ряд уточнений. Когда же появилась угроза новых гонений, решили открыть двери Церкви для всех кающихся.

Таким образом, взгляды Киприана завоевали симпатии большинства собравшихся в Карфагене епископов. Тем не менее были и противники. Некоторые верующие заявили, что оставались в городе и рисковали жизнью, в то время как Киприан прятался от гонителей неизвестно где. В конце концов от церкви отделилась группа, возглавляемая одним из диаконов и поддерживаемая исповедниками. Позже они назначили некоего Фортуната епископом Карфагенским и отказались признавать Киприана. В церкви же уважение к нему росло, а потому его порядок примирения с отступниками и взгляды на роль епископа в этом также прижились.

Тем временем римская церковь переживала не менее тяжелый раскол. Там массовое отступничество началось после смерти Фабиана. Провести выборы нового епископа оказалось невозможно. Церковь продолжала как–то существовать, и из ее переписки с Киприаном нам известно, что ведущее положение занял пресвитер Новациан. Именно его суровость в отношении падших и расколола церковь. Борясь за нравственную чистоту, он категорически отказывался поступиться принцинами и принять тех, кто во время гонений нарушил клятву, данную при крещении. В результате, когда церковь все–таки решилась избрать нового епископа Римского, она предпочла безразличного Корнелия талантливому Новациану. На стороне последнего были некоторые епископы и исповедники, и они вели себя так, как если бы Корнелия никогда не рукополагали, а через короткое время провозгласили епископом Новациана. Церкви во всех землях получили уведомления от обоих епископов. Дионисий Александрийский предпочел Корнелия (см.: Евсевий, «Церковная история», 6.45; 7.8). Фавий Антиохийский встал на сторону Новациана, но вскоре умер.

Киприан колебался. По взглядам ему был близок Новациан, но Корнелия рукоположили первым, в итоге он поддержал его твердо, но без энтузиазма (в «Посланиях», 55.8 он называет нового епископа «посредственностью»). Африканские церкви были недовольны выбором Киприана. Письмо Корнелия изобиловало грубыми выпадами против Новациана, а в конце прилагался внушительный список представителей духовенства и благодарных малоимущих, которым римская церковь помогала (Евсевий, «Церковная история», 6.43); подразумевалось, что все они поддерживают Корнелия. Римские исповедники вскоре покинули Новациана, но его община росла и процветала, сам он пережил Корнелия и ряд его преемников.

В следующем столетии христианство заняло положение государственной религии, и приток полуобращенных заставил Церковь вновь обратить свой взор на группу, сохранившую верность нравственным традициям. К тому времени там уже отменили все строгости в отношении покаявшихся отступников, предоставив Богу судить их. Новациане сберегли все догмы, переданные им основателем, и продолжали крестить во имя Пресвятой Троицы. Однако они ввели неслыханное правило: не признавать крещение других церквей. Из какой бы общины ни происходили отступники и еретики, отношение к ним было, как к новообращенным язычникам: им надлежало проходить обучение и креститься. Последствия этого новшества оказались роковыми, как мы увидим далее.

Раскол и единство

Расколам посвящен важнейший трактат Киприана «О единстве соборной Церкви»; слово «единство» здесь означает не только «неделимость», но еще и «единственность». Епископ не указывает, о ком пишет — о собственных противниках в Карфагене или о римских и африканских новацианах, содержание подходит и к тем, и к другим. Покидающие единую истинную Церковь, пишет Киприан, подобны мятежникам Корею, Дафану и Авирону, которые незаконно провозгласили себя священниками, за что их поглотила земля, а сторонников пожрал огонь (Числ. 16). Ничем нельзя оправдать греха бунтарства; даже отдавший тело свое на сожжение не будет причислен к мученикам, ибо жертва его без любви ничто. Однако где найти единство? В единой соборной Церкви, распространенной по всей Земле («О единстве соборной Церкви», 4–6). В ней много членов, но она одна — как солнце одно, а лучей у него много; дерево одно, а ветвей у него много; река одна, а каналов от нее отходит много. Загороди источник света — и не будет лучей; срубленное дерево без корня погибнет; канал без реки пересохнет. То же произойдет и с раскольниками. Верующий знает, что он — часть Церкви, потому что его епископ — часть единства, и из этих частей складывается целое. В теории Киприана о единстве важнейшим моментом является роль епископов. Они представляют собой то связующее вещество, которое удерживает вместе соборную Церковь. Киприан развивает идеи Климента Римского и Иринея об апостольской преемственности и единодушии епископов:

1. Соборная (вселенская) Церковь узнается по взаимному признанию епископов. Для назначения нового епископа требуется согласие трех епископов (это правило уже существовало: Евсевий, «Церковная история», 6.43.8). Новый епископ крупного города уведомляет о своем назначении других епископов; он должен знать и поддерживать их. Так возникает бюрократическая система управления, сходная с имперской, возрастают переписка между общинами и объем документации.

К Церкви принадлежат лишь те, кто включился в систему. Киприан считал все это в порядке вещей, поскольку в свое время изучал юриспруденцию и государственное устройство.