Гонения на христиан прекратились благодаря Максенцию и Константину, оба они были веротерпимы. Константин заключил мирное соглашение с Лицинием, правителем Балканских земель, и выдал за него свою сестру. Свадьба состоялась в 313 г. в Милане, и тогда же союзники договорились издать «Миланский эдикт» (см.: Лактанций, «О смерти гонителей Христовой Церкви», 48), где христианство уравнивалось бы в правах с язычеством. Лициний подписал этот указ в том же году — как только победил последнего гонителя (Максимина Дайю) и прибрал к рукам восточные земли. Теперь у христиан появилось право требовать назад свое имущество и гражданские свободы, которых они лишились при Тетрархии. Если позволить людям молиться по–своему, их Божество будет благоволить к императорам, считал Лициний. Константин же пошел дальше. Он начал строить новые церкви и оказывать поддержку верующим в Риме. Сохранились записи о его денежной помощи североафриканским священникам и об освобождении их от налога на собственность. В послании карфагенскому наместнику Анулинию он упоминает «соборную Церковь, над которой стоит Цецилий», а самому Цецилию направляет личное письмо, где намекает на неких «возмутителей спокойствия» (Евсевий, «Церковная история», 10.5 — 10.7). Здесь имелись в виду, конечно, донатисты.

Епископ Римский внушил Константину, что раскольники — малозначительная группа смутьянов, недостойных внимания, однако у Анулиния были другие сведения. Ему вручили увесистый «Перечень обвинений против Цецилия, составленный общиной Майорина», и он переправил его императору (Августин, «Послания», 88.2). К «Перечню» прилагалась письменная просьба епископов Галлии к Константину дать беспристрастную оценку (Оптат, «О расколе донатистов», 1.22). В ней чувствовалось недовольство тем, что государство поддерживает меньшинство (то есть сторонников Цецилия), запятнавшее себя в глазах всего мира. Из других документов ясно, что местные власти ряда городов освобождали от налогов именно священников–донатистов, а цецили–ан облагали податями без всяких поблажек. Константин оказывается вовлеченным не только в обсуждение вопроса о денежной помощи, но и во внутрицерковный спор. Впоследствии донатисты осуждали христианскую империю и отказывались признавать ее, но на данном этапе они жаждут вмешательства августейшего судьи так же, как их противники.

Константин поручает епископу Римскому Мильтиаду созвать судебное заседание и уладить вопрос в присутствии десяти епископов от каждой из сторон (то есть от Цецилия и Майорина), трех галльских епископов (по выбору самого императора) и пятнадцати итальянских (Евсевий, «Церковная история», 10.5.18). Дело решилось в пользу Цецилия, но его противники не успокоились и засыпали Константина петициями.

В конце концов в 314 г. был созван Арльский собор, на который приехали тридцать три епископа. Они обсудили требования обеих сторон и опять поддержали Цецилия, а его обвинителей назвали «невоздержанными смутьянами». Кроме того, они приняли несколько постановлений о ведении церковных дел «в свете нынешнего спокойствия». В частности, если священник отдал на сожжение Библию, позволил надругаться над евхаристической чашей или раскрыл властям имена прихожан, его следует лишить сана, однако совершенные им таинства остаются в силе. По поводу «африканского обычая перекрещивать» решили, что у еретика нужно спросить «правило веры», и «если он был крещен во имя Отца и Сына и Святого Духа, то достаточно возложить на него руки и не более того». Здесь мнение Рима одержало верх над Киприаном, хотя еретики, крещенные во имя одного Иисуса Христа без упоминания других Лиц Пресвятой Троицы, теперь рассматривались как некрещеные. Это соответствовало обычаю восточных церквей, где законность обряда оценивалась по православности учения.

В следующие годы противостояние усилилось. Константин, лично выслушав жалобы донатистов, предал их проклятию. Будучи обеспокоен положением в политике и армии, он не был настроен терпеть смуту и попытался искоренить ее силой. Однако мятежники оказались страстно преданными своей вере и к тому же многочисленными, их поддерживали почти все африканские земли. Не желая прослыть гонителем мучеников, император заявил, что предает их в руки суда Божия. Его преемникам также не удалось избавиться от упрямцев, и уже во времена Августина Блаженного донатизм был официально запрещен, а его учение о чистоте священников опровергнуто. Однако даже после этого донатизм продолжал существовать до тех пор, пока все североафриканское христианство не было сметено исламом.

Церковь и Империя

В сущности, главным вопросом было не отношение священника к таинствам, а место императора в Церкви. Ранее императоры могли принимать участие в церковных делах. Например, Аврелий изгнал Павла Самосатского из Антиохии по просьбе италийских епископов (Евсевий, «Церковная история», 7.30.19), однако Константину удалось внушить христианам, что он служит их Богу и действует в их интересах, не только прекратив гонения, но и обратив Европу в их веру. До сих пор историки спорят об этой личности. Был ли император искренне верующим, святым и почти апостолом, как гласит традиционное мнение? Или же он, циник и интриган, искусно манипулировал религиозными чувствами ради укрепления своей власти и единства империи? Истина, скорее всего, лежит посередине. Его послания, подлинность которых сегодня мало кто оспаривает, свидетельствуют о глубоком убеждении этого римлянина, что Бога следует умилостивлять поклонением и искренней преданностью. В принципе, в этом он ничем не отличается от своих предшественников, просто они молились другим богам.

На Константина большое впечатление произвели слова христиан о том, что путь к миру и благополучию лежит через дружбу с единственным истинным Богом, а идолопоклонство влечет за собой кары небесные. Бесславная смерть гонителей вместе с друзьями и союзниками подтверждала это, а собственные победы во всех сражениях окончательно убедили молодого императора. По свидетельству его близкого друга, христианского писателя Лактанция, вскоре после победы на Мильвианском мосту Константин увидел во сне, что должен изменить рисунок на щитах своих воинов. Теперь это были две греческие буквы X и Р, совмещенные в форме креста (Лактанций, «О смерти гонителей Христовой Церкви», 44.3–6). Много лет спустя ту же историю услышал Евсевий, когда приехал в Царьград, добавилась только одна деталь: проснувшись, император занимался своими делами до полудня, а потом поднял глаза на небо и увидел тот же крест, сияющий над городом (Евсевий, «Жизнь Константина», 1.26–29). Не исключено, что вначале эмблема могла иметь совсем другой смысл, например объект языческого культа Sol Invictus — «непобедимое солнце», которому Константин поклонялся после смерти Максимина в 310 г. и чье изображение чеканил на своих монетах. Однако Лактанций и Евсевий, а также императоры и епископы в последующие века считали, что римская армия воюет под знаком христианского креста.

Собственные убеждения Константина отражают его положение: Бог призвал его из западных земель, чтобы освободить и возродить Империю, и благословил на царство. Победа в новой войне, теперь уже с Лицинием, привела в 324 г. к покорению Византии. Успех был отмечен основанием «нового Рима», или Царьграда (Константинополя), на долгие годы ставшего столицей христианской империи. В 330 г. состоялось его освящение. Из языческих храмов изъяли статуи богов и украсили ими улицы и здания, дав бывшим идолам мирские или даже христианские имена. Суд и сенат стали работать по–новому, без языческих ритуалов, которых все еще придерживались в Риме. В торжественных речах император затрагивал вопросы морали и религии, а его гвардейцы в обязательном порядке посещали воскресные богослужения и маршировали, салютуя Богу победы.

Константин стремился сделать христианство государственной религией. В 324 г. он направил послание восточным землям, где недвусмысленно советовал поклоняться единому Богу (хотя запрещал принуждение в этом вопросе) и опровергал слухи о своем указе против языческих жертвоприношений (хотя добавлял, что хотел бы отменить их). Он выделил средства из казны на строительство церквей, способных вместить растущее число новообращенных, и в Тире, Никомидии, Иерусалиме, Антиохии, Царьграде и Риме поднялись роскошные здания новых храмов. Теперь их воздвигали на те средства, которые раньше направлялись на пантеоны. Так Империя влилась в Церковь, а Церковь оказалась поглощена Империей.

К тому времени христианские общины уже обладали отлаженной структурой. В борьбе с расколами и ересями Тело Христово пришло к осознанию своей сущности как центра общения между верующими и их епископом. В свою очередь, епископы общались друг с другом, образуя бюрократическую систему, сходную с принятой в Римской империи. В каждой провинции был архиепископ, который председательствовал на собраниях епископов, рукополагал их и переписывался с некоторыми рядовыми и со всеми верховными епископами. Они признавали друг друга и этим создавали «соборное» общение. Мыслители типа Иринея и Киприана наполнили эту систему богословскими идеями: главы церквей являются орудием в руках Божиих, с их помощью Господь сохраняет истину и законность. Последователи Новациана и Павла Самосатского утверждали, что обладают подлинной верой, подобно самонадеянным маркионитам и валентинианам, но ничто не сравнится с соборностью. Константин увидел, насколько удобно ему действовать через епископов «соборной» Церкви, и потому поддержал Цецилиана Карфагенского и Евсевия Кесарийского, а не их противников.

Епископальная структура давала широкие возможности и в деле поддержания порядка. Христиане поместных церквей повиновались указам вышестоящего главы, решения о признании отдельного человека христианином или группы верующих — христианской общиной находились в ведении епископов. Константин придал распоряжениям последних статус гражданских законов, а донатизм вынудил его организовать епископальные суды для улаживания церковных споров. В Церкви и ранее проходили соборы или синоды, вначале редко, а со времен Деция — довольно часто. Киприан неоднократно приглашал епископов для обсуждения разных вопросов, и решения считались дарами Святого Духа. Константин же собрал епископов в Риме, а потом в Арле, чтобы рассудить тяжбу между Цецилианом и его обвинителями. Как и донатисты, он рассчитывал на богодухновенное решение, которое стало бы законом для всех духовных людей. Когда же этот замысел не удался, он сам выслушал жалобу. Император был последней инстанцией как в гражданских, так и в духовных делах. После этого он ожидал повиновения: ведь за окончательным решением стоял авторитет как Церкви, так и империи, но прогадал. Константин сдался, надеясь, что многочисленные восточные церкви смогут победить упрямцев, но к своему разочарованию обнаружил там неменьший раскол и понял необходимость созыва еще более серьезного собора.

АРИЙ И НИКЕЙСКИЙ СОБОР

Истоки арианства