Последнее обстоятельство неблагоприятно отразилось на молодом поколении, оторвало его от родных традиций и поставило на путь рабского увлечения зпадом, особенно Францией, ее языком и идейными течениями. Воспитанная на Западе новая румынская интеллигенция стала проявлять враждебное отношение к Православной Церкви. Ненависть к фанариотам, которые исповедовали православную религию, несправедливо была перенесена и на православие. Теперь православие получило название «фанариотской культуры», «мертвого учреждения», губящего народ, исключающего возможность прогресса и обрекающего на постепенное умирание [229].

Как свидетельствует А. П. Лопухин, «враждебное отношение к Православию не преминуло отразиться и на отношении румынской интеллигенции к России». Явилось «подозрение у крайних националистов, что Россия питает тайное намерение окончательно поглотить Румынию и превратить ее в свою губернию, совершенно упуская из виду, что сама Россия заботилась об основании у них народных школ, театра, дала Румынии органический Статут 1831 года, составленный в смысле сохранения румынской народности». В 1853 году, когда русские войска перешли Прут и приблизились к Дунаю, румынские княжества даже «предложили Турции занять их и сформировать народное войско с целью противодействовать России» [230].

4. Православная Церковь в Валахии и Молдове, объединенных в единое государство Румынию:

реформы князя А. Кузы; антиканоническое провозглашение автокефалии; отношение к этому акту Константинопольского Патриарха и Святейшего Синода Русской Православной Церкви; критика правительственных реформ деятелями Румынской Православной Церкви; обстоятельства признания автокефалии законной; ограничение деятельности Церкви государством

Движение против Православной Церкви нашло поддержку в румынском правительстве. В 1859 году произошло объединение княжеств Валахии и Молдовы (историческая область в составе Молдавского княжества) в одно государство — Румынию. Под нажимом Франции князем был избран Александр Куза. Он провел ряд реформ, которые в прежней церковной литературе объяснялись как направленные исключительно против Православной Церкви. Но нынешние румынские профессора Богословских институтов утверждают, что Куза стремился только исправить злоупотребления Церкви. Церковь, — говорят они, — была слишком богатой и забывала свои цели, почему и реформы Кузы оправданны. Русскими церковными историками [231] выражен следующий взгляд на мероприятия Кузы и отношение к ним виднейших иерархов Румынской Церкви того времени.

Куза конфисковал в пользу государства все движимое и недвижимое имущество монастырей. Принятый в 1863 году Румынской Палатой закон гласил: «Ст. 1. Все имущества румынских монастырей составляют государственное имущество. Ст. 2. Доходы с этих имуществ будут вписаны в обыкновенные доходы государственного бюджета. Ст. 3. Святым Местам, которым были посвящены некоторые из туземных монастырей, назначена будет известная сумма, в виде пособия, согласно с целью благотворителей… Ст. 6. Правительство возьмет у греческих игуменов украшения, книги и посвященные сосуды, подаренные набожными нашими предками этим заведениям, а равно и документы, вверенные этим игуменам, по инвентарям, хранящимся в архивах…» [232]

Вследствие этого мероприятия многие монастыри были закрыты, некоторые должны были прекратить свою просветительную и благотворительную деятельность. В 1865 году, без согласия Константинопольского Патриарха, была провозглашена автокефалия Румынской Церкви. Управление Церковью было вверено «Генеральному Национальному Синоду», в состав которого вошли все румынские епископы и по три депутата от духовенства и мирян из каждой епархии. Синод имел право собираться всего лишь один раз в два года, да и то не мог сам вынести какого–либо важного определения: во всех своих действиях и начинаниях он был подчинен светской власти. Митрополитов и епископов избирали и назначали по указанию князя. Кроме того, в Православие начали вводить элементы западных исповеданий: распространять григорианский календарь; допускать за богослужением звучание органа и пение Символа веры с Филиокве; широкая свобода была предоставлена и протестантскому прозелитизму. «Правительство князя А. Кузы, — замечает Ф. Курганов, — предпринимая реформы в Церкви, поставило себе задачу — изглаждать всеми мерами всякие следы прежнего «фанариотского» просвещения, прежней «фанариотской» культуры и привитых через нее обычаев, как совершенно чуждых де духовной природе румын, — вместо же «фанариотской» культуры, как порочной и растлевающей, полностью воспринять культуру Европейского Запада, присным членом коего делает румынскую нацию ее западное, латинское происхождение, и таким образом дать ей возможность сохранить в чистоте свои особенности, развиваться по ним, а не по отвне навязываемым ей началам… Протестантским сектам Запада дана была полная свобода в отправлении их религии, даже оказывалось им некоторого рода покровительство, направленное, видимо, к их усилению и распространению среди православного румынского народа» [233].

Патриарх Константинопольский Софроний выступил с резкими протестами против новоявленной автокефалии. Одно за другим он направил послания–протесты князю Александру Кузе, митрополиту Валашскому и местоблюстителю митрополии Молдовы [234]. Было направлено специальное послание и к Святейшему Синоду Русской Православной Церкви с призывом оказать духовную помощь «к прекращению опасного положения дел, влекущего в бездну погибели оный (православный румынский. — К. С.) христианский народ, кровь которого взыщется от рук наших» [235].

Святейший Синод Русской Церкви, прежде чем ответить Константинополю, поручил Филарету (Дроздову), митрополиту Московскому, представить на означенное послание свой отзыв. Московский иерарх, подвергнув его обстоятельному разбору, пришел к выводу, что желание румынского правительства сделать автокефальной свою Церковь законно и естественно, но что это желание было заявлено далеко не законным способом. С другой стороны, и Кон стантинопольский Патриарх, выступивший с протестом против совершенного румынами, повел дело, по мнению митрополита Филарета, нетактично: вместо слов мира и совета рассмотреть дело объявления автокефалии вместе с другими Поместными Церквами, он прибег в своем послании к резким выражениям, способным не успокоить, а еще более раздражить недовольных [236].

В официальном ответе Святейшего Синода Русской Православной Церкви Патриарху Константинопольскому было заявлено, что учреждение «генерального» румынского Синода «превышает меру светской власти и требует рассуждения и утверждения высшего в Церкви Собора, и в особенности Патриарха, к области которого принадлежит Церковь, учреждающая новый Синод». Положение, что «в Синоде председательствует во имя господаря Румынский митрополит», признается антиканоническим и антиевангельским (Ср. Лк. 10,16; Мф. 18,20). «Митрополит и прочие члены Синода присутствуют в нем во имя Христа и Апостолов». Назначение епископов одной светской властью, без избрания церковного, признается также антиканоническим. «Принявшие такое назначение должны поставить себя пред тридесятым, правилом святых Апостолов и со страхом помыслить: истинное ли освящение они получат и на паству простирать будут». В конце послания говорилось, что для прекращения возникших несогласий лучшим средством может послужить слово любви и мира, обращенное к румынам. «Не найдется ли еще средство, — предлагал Святейший Синод, — словом сей любви и убеждения твердых в церковной правде ободрить, колеблющихся утвердить, возвести дело на путь мирных совещаний, и неизменность существенного охранить некоторым снисхождением к допустимому» [237].

С критикой правительственных антиканонических мер выступили виднейшие деятели Румынской Православной Церкви: митрополит Софроний, епископы Филарет и Неофит Скрибаны, позже епископ Романский Мелхиседек, епископ Хушский Сильвестр, митрополит Молдовы Иосиф и другие представители клира.

Митрополит Софроний (1861) был воспитанником Нямецкой лавры, постриженником и учеником митрополита Вениамина Костаки.