The Russian Patriarchs of 1589–1700

Ответ из Москвы не замедлил последовать: посоветовавшись с освященным собором, государь сделал пожалование членам львовского православного братства как «несумненным и непоколебимым в нашей истинной правой крестьянской вере греческого закону» [80]. Однако Дмитрий Иванович не мог уступить православным фанатикам и заставить Марину заново креститься. Патриарх Игнатий знал: царь не боится угроз Ронгони, что в этом случае «многие могут произойти ссоры», но не желает проявлять нетерпимость к католикам — и по внутреннему убеждению, и в связи с планами выдвижения своей кандидатуры на польский престол.

Между тем в Риме конгрегация кардиналов и теологов обсудила вопрос о том, позволительно ли католичке Марине Мнишек сообразоваться при венчании на московский престол с православными обычаями. 4 марта 1606 г. кардинал Боргезе осчастливил Клавдия Ронгони сообщением, что папский престол категорически отказал Дмитрию Ивановичу в его просьбе. Патриарху Игнатию стоило немалого труда утишить гнев государя, допустившего нелестные выражения в адрес Павла V.

Московский первосвятитель понимал, что неуравновешенного государя умело толкают с двух сторон к опасным решениям. Но там, где трудно было найти принципиальный выход, многоопытный грек видел возможность склонить к согласию человеческие страсти. У Мнишеков властолюбие превозмогло запрет Рима — и получилось для православных неплохо: католичка, принявшая православные обряды и не последовавшая воле папы, не оставалась по существу в лоне католической церкви.

Православное духовенство было призвано на собор под председательством патриарха, где каждый мог продемонстрировать свою принципиальность и поспорить с царем, лично объяснившим, почему он не считает для Марины необходимым второй раз креститься. Архиереи, архимандриты и игумены прекрасно знали, что государь допускает возражения и даже в крайнем случае ничего серьезного им не грозит.

Действительно, прославленный крутым нравом митрополит Казанский и Свияжский Гермоген, возражая Дмитрию Ивановичу, возопил: «Царю! Не подобает христианскому царю поняти некрещеную, и во святую церковь вводити, и костелы римские и ропаты (кирхи. — А. Б.) немецкие строити! Не буди, царю, тако творити! Некотории прежний цари тако сотвориша нечестивии, яко ты хощеши творити тако!» Это выступление поддержал епископ Коломенский Иосиф [81].

Смелый Гермоген добился только одного — он был выслан из столицы в свою епархию; Иосифа не постигло и такое наказание. Впрочем, у Дмитрия Ивановича не было особого основания для гнева: коллеги немедленно оспорили суждения Гермогена и Иосифа, а те, видя себя в полном одиночестве, своевременно «умолкоша» [82]. В результате собор русского православного духовенства единогласно постановил венчать Марину Мнишек на царство по православному обряду, не требуя от нее особого крещения.

Наличие некоторых споров в ходе обсуждения вопроса оказалось даже полезным, ибо отвлекло умы от необычности самого замысла короновать царицу царским венцом. Это было не принято, более того, царицы традиционно не могли претендовать на престол. Дмитрий Иванович, не устававший изъявлять уважение к «матери» и подчеркивавший ее царскую власть, венчанием своей жены явно хотел добиться большего, чем полагали упершиеся в формальный вопрос консерваторы.

Въезд в Москву и венчание на царство Марины Мнишек были задуманы как триумф единения соседних славянских народов, как торжественное начало совместных великих свершений. Россияне и литва старались блеснуть всеми своими достоинствами. Было заранее объявлено через глашатаев, чтобы 2 мая в столице были оставлены все дела, надеты лучшие наряды, а имеющие коней с двух часов утра выехали за город для встречи будущей царицы по множеству наведенных через Москву–реку мостов.

Ясным весенним утром огромное пространство перед городом напоминало поле, сплошь покрытое сказочными цветами. Стройные ряды стрельцов на отличных конях, в новых кафтанах красного сукна со сверкающими знаками различия полков и ружьями поперек седел пересекали многоцветную толпу, придавая ей вид клумб. С восемью стрелецкими полками соперничали молодецкой выправкой многочисленные дворянские сотни в бархатных и парчовых кафтанах, усыпанных драгоценными нашивками, с наброшенными в виде плащей легкими шубами, с украшенными самоцветным каменьем саблями, пистолями и кинжалами.

Большой отряд бояр, окольничих и других высших чинов государева двора поражал воображение богатством одеяний. Никто не смел явиться без нового наряда, сплошь шитого золотом и жемчугом, осыпанного драгоценными каменьями. Великолепные аргамаки, стоившие дороже табунов простых коней, были под золотыми и серебряными седлами, унизанными самоцветами и увешанными цепями с бубенчиками. За каждым следовало множество конных и пеших слуг, одетых почти столь же великолепно, как господа.

Множество оркестров увеселяло слух и предваряло шествие частей поезда царской невесты. Триста бравых польских гайдуков в синих суконных кафтанах с серебряными накладками и в шапках с белыми перьями промаршировали впереди с мушкетами на плечах и турецкими саблями у бедер.

Следом двигались три роты шляхетской конницы на прекрасных венгерских конях под красивыми чепраками, с длинными разноцветными копьями, на которых развевались флажки. Все рыцарство в ротах, свите Марины и послов короля, не желая проигрывать московитам, очевидно превосходившим их богатством одеяний, облачилось в старинные доспехи. Начищенная сталь блистала на солнце не хуже золота и серебра, как драгоценные каменья переливались эмали щитов–тарчей самой прихотливой формы, блестели лакированной кожей футляры луков и колчаны стрел с цветным опереньем, колыхались огромные гусарские крылья. Рыцарство ехало рядами по десять человек под звуки боевых труб.

Двенадцать верховых коней вели перед каретой царской невесты и столько же было впряжено в карету. Все кони были покрыты шкурами рысей и леопардов и велись богато одетыми слугами за золотые поводья.

Золотая карета Марины Мнишек внутри была обита красным бархатом с золотыми гвоздиками, выложена подушками из золотой парчи, унизанной жемчугом. На невесте было французского фасона белое атласное платье в жемчугах и бриллиантах. Напротив Марины сидели две знатные полячки, красивый маленький арапчонок с обезьянкой на золотой цепочке развлекал дам. Карета ехала медленно, и Марина могла вести беседу со знатнейшими боярами, шедшими по двое с каждой стороны.