Византия и Московская Русь

Введение

Историки не раз описывали многочисленные культурные, политические, религиозные, экономические и географические факторы, которые позволили первоначально незначительному Московскому княжеству стать в XIV веке центром русского государства. Роль, которую играла в этом процессе умиравшая Византийская империя, может расцениваться как один из важнейших моментов влияния Византии на историю Европы, «Собирание русских земель» вокруг Москвы, соперничество между Москвой и Тверью, вмешательство Золотой Орды, войны с Литвой. — все эти аспекты возвышения Москвы подробно, а подчас блестяще описывались русскими историками. Однако почти все они ограничивались русским материалом и рассматривали эти факты исключительно как эпизоды истории русского народа. В настоящей книге сделана попытка расширить перспективу и рассмотреть зарождение Российской империи на более широком восточноевропейском фоне, учитывая, в частности, внешнеполитическую деятельность Византии и торговые интересы итальянских городов–республик Генуи и Венеции. Хотя практически все архивы имперской и патриаршей канцелярий Византии погибли — либо в 1204 году, когда город был захвачен крестоносцами, либо в 1453–ем, когда его взяли турки, — в двух рукописях, хранящихся в Вене, содержится два тома официальных документов патриархата, включающих постановления патриархов (и отчасти императоров) за период с 1315 по 1402 год.

Эта активность касалась не только церковного устройства, но и чисто политических разногласий, непосредственно затрагивавших личность и полномочия «митрополита Киевского и всея Руси», которого назначала Византия и который с 1308 года имел постоянную резиденцию в Москве.

Документы венских рукописей, опубликованные еще в 1860 году, были, конечно, давно известны специалистам. Тем не менее, влияние византийской дипломатии на Руси недооценивали по–прежнему, главным образом потому, что старались не замечать реальности, по выражению Д. Оболенского, «византийского содружества» (The Byzantine Commonwealth), то есть сверхнационального единства христианских народов, которое символически возглавлялось императором и «вселенским патриархом» Константинополя. Мы попытаемся показать, что исследователи Византии, южных славян и Руси не только могут, но и должны рассматривать главные события восточноевропейской истории XIV века как политически и идеологически связанные. Византия действительно играла в рамках «содружества» роль мирового центра, аналогичную роли Рима на латинском западе. Но в то время, как бесчисленные папские послания и другие документы римской курии сохранились до наших дней, катастрофическая гибель Византии затруднила исследование ее прошлого. Историческая роль Византии была значительно затемнена не только из–за хорошо известной антивизантийской настроенности западных историков, но и из–за недостаточности объективных свидетельств. Следует исправить положение по крайней мере в тех вопросах, где свидетельства имеются: о прямой канонической власти византийского патриархата над русской церковью и о продолжительном духовном влиянии Византии на славянские страны. И то и другое в XIV веке парадоксальным образом усилилось, несмотря на крайнюю политическую слабость империи. Прилив новых сил в византийской церкви, передавшийся другим центрам «византийского содружества», был связан с монашеским возрождением.

География и экономика сделали неизбежными контакты между русскими и византийцами с самого зарождения русского государства, с момента возникновения национальной общности, называвшейся «Русью». Торговый путь «из варяг в греки», связывавший Балтийское и Черное море, в IX веке стал экономической, политической и военной базой государства, управлявшегося династией варяжского или, что то же, скандинавского происхождения. Его держали под своим контролем русские крепости Новгород и Киев. Значение пути «из варяг в греки» — и, соответственно, экономическое процветание Киевской Руси — было связано с арабским господством на Средиземном море: северный путь стал одним из главных путей, связывавших Византию с Западной Европой.

Во время прославленной Македонской династии (867–1056 гг.) Византия успешно отразила нападения арабов и болгар, преодолела внутренний иконоборческий кризис и вступила в период консолидации и небывалой экспансии. На Среднем Востоке, Балканах и в Италии эта экспансия приняла форму прямого военного захвата бывших территорий Римской империи. В Центральную Европу и на Русь византийская культура проникала как орудие христианской проповеди. В 867 году патриарх Фотий объявил миру, что «русы», которые еще недавно осаждали Константинополь, приняли православного епископа. В течение последующего столетия Русь оставалась для Византии главным источником важнейших товаров — мехов, воска, меда, рабов — и, соответственно, предметом постоянного дипломатического внимания, хорошо описанного императором Константином VII Багрянородным в его сочинении «Об управлении империей» (De administrando imperio). Однако мирной дипломатии было недостаточно, чтобы торговый путь оставался открытым и чтобы не прекращалось поступление сырья: русские часто силой навязывали свои условия, а по временам угрожали Константинополю войной. Поход Святослава мог быть отражен только в результате длительной и кровопролитной военной кампании императора Иоанна Цимисхия (969–976 гг.). Но Константинополь был для русских не только объектом военного шантажа и экономических вожделений. В X веке он достиг вершины культурного и политического развития. «Новый Рим» на Босфоре стал неоспоримым центром цивилизованного христианского мира. Население города приближалось к миллиону; императорские дворцы, ипподром, «великая церковь» Святой Софии, долго остававшаяся самым большим и великолепным храмом раннего средневековья, — всем этим Византия производила на славянских «варваров» впечатление, которого не мог внушить ни один христианский город запада. Поэтому союз со славянами империя закрепляла не только силой оружия, но и убеждая их признать превосходство христианской культуры. Княгиня Ольга, мать Святослава, приняла христианство. Во время посещения Константинополя она была с почетом принята императором Константином VII (957 г.). Примеру Ольги последовал ее внук Владимир, сын Святослава: он не только сам крестился, но сделал христианство государственной религией Руси. Успешное вмешательство в гражданскую войну в Византии позволило ему стать зятем одного из прославленных императоров Македонской династии — самого Василия II. В 989 г. Владимир женился на его сестре. В это время уже существовали переводы Писания и византийской литургии на славянский язык: русским не надо было преодолевать языковой барьер, чтобы усвоить новую религию. Русским не грозила и та опасность политического господства Византии, которой подвергались в XI и XII веках южные славяне: отдаленность делала Русь недосягаемой для византийского завоевания. Русь приняла византийское христианство по своей воле и всегда расценивала этот факт как результат свободного выбора.

[1] Этот знаменитый эпизод иллюстрирует универсальную силу и миссионерское воздействие византийского христианства. После мусульманского завоевания Среднего Востока, с его древнейшими христианскими негреческими общинами, можно было ожидать, что византийская церковь, ограниченная греко–язычными областями, оставшимися во владении империи, станет чисто национальной церковью, как это произошло, к примеру, с армянской церковью, навсегда замкнувшейся в пределах армянской культуры. Но миссионерство IX и X веков, распространившее влияние византийского христианства не только на Балканы, но и на всю Восточную Европу до Северного Ледовитого океана, сохранило вселенское или «кафолическое» призвание Православной Церкви, так же, как и мировое значение византийской христианской культуры.

В глазах византийцев, Русь, приняв крещение, становилась частью империи. В определенном смысле русские действительно признали принцип главенства императора над всем христианским миром. Однако византийцы и славянские неофиты не всегда одинаково понимали практические следствия их обшей принадлежности к вселенскому христианству. По сравнению с другими православными славянами — болгарами и сербами, — русские были более преданы Византии. До разрыва, последовавшего за Флорентийским собором (1438 г.), они, как правило, питали чувство почтения к Константинополю и Константинопольскому патриархату, признавая в нем источник своей религиозной веры и центр более высокой культуры. Это уважение умерялось только эпизодическими замечаниями о греческом «лукавстве», которые встречаются в летописях. В правление Владимира и Ярослава Киев очень быстро принял Византию за образец своего собственного культурного развития. Кафедральный собор был посвящен Святой Софии — Премудрости Божией, и его украсили мозаиками лучшие византийские мастера (1037–1046 гг.). Печерский монастырь в Киеве принял устав константинопольского Студийского монастыря. Те произведения византийской юридической, исторической и богословской литературы, которые не были переведены в Болгарии, переводились на Руси. Культурная и религиозная зависимость от Константинополя, подразумевавшая признание византийского императора главой христианского «населенного мира» (oikoumene), не предотвращала в этот ранний период военных стычек с Византией. В 1043 году, когда греческие мозаисты и иконописцы украшали Св. Софию в Киеве, русские корабли осаждали Константинополь, как в те давние времена, когда Русью правили языческие варяжские князья. Война началась, по–видимому, из–за торговых интересов. Русские были разбиты греками и отступили, а столкновение закончилось тем, что младший сын Ярослава женился на византийской принцессе, возможно, дочери Константина IX Мономаха (1046 г.). Их сын Владимир, прозванный Мономахом, впоследствии сыграл выдающуюся роль, так что имя его стало символом имперской традиции, унаследованной русскими от Византии.

Потом русские не предпринимали больше прямых атак на Константинополь. Возможно, потому, что после смерти Ярослава (1054 год) Киевская Русь утратила политическое единство. Страна все глубже погружалась в состояние феодальной раздробленности, разделяясь на независимые княжества (уделы), только номинально подчинявшиеся «великому князю» Киевскому. Спорадические союзы между князьями сменялись междоусобицами. Сношения с Константинополем были значительно затруднены после того, как в XII веке новые кочевые племена — куманы или половцы — вторглись в южнославянские степи и блокировали черноморскую торговлю. В когда–то единой Руси Владимира и Ярослава выделилось три независимых политических центра: великое княжество Киевское (постепенно терявшее свой старинный престиж), северо–восточное Суздальское княжество и юго–западное Галицкое. Стоит отметить, что в 1140–х — 1150–х годах, в правление византийского императора Мануила I Комнина, и Киев, и Галич колебались в своей преданности Византии и несколько раз заключали союз с Венгрией — тогда упорным врагом Константинополя. Византийские историки отмечали, что северо–восточная Русь во время этих событий осталась верна византийскому императору, что могло быть предвосхищением взаимопонимания и поддержки, которые существовали и позднее, в XIV веке, между империей и великим князем.

Со временем умелая политика Мануила I и чувство принадлежности к единому христианскому «содружеству» возобладали как в Киеве, так и в Галиче, но ни византийцы, ни русские не могли предвидеть грядущих катастроф, которые в XIII веке разрушили основы византийской «ойкумены». Мы вернемся к последствиям этих трагических событий: захвату Константинополя крестоносцами в 1204 году и завоеванию Руси татарами, которое, начавшись в 1223 году, практически завершилось в 1240 году с падением Киева. Могло казаться, что византийский православный мир окончательно рухнул, тем более, что независимые Болгария и Сербия — по крайней мере до 1220 года — не совсем пренебрегали возможностью объединиться с торжествующим западным папством. Эти события XIII века стоит описать, чтобы показать исключительную крепость культурной и политической солидарности православного востока, которая пережила все катаклизмы и встретила события XIV века не без новых духовных сил. В 1261 году Михаил VIII Палеолог положил конец существованию Латинской империи в Константинополе, но не смог вполне восстановить былую власть императоров Восточной Римской империи. Его преемники на константинопольском престоле были заняты не экспансией, а выживанием. Да и выживание было возможно только благодаря хитрой дипломатии, а иногда и простым историческим случайностям, пока, наконец, в 1453 году не наступила гибель.

В славянских странах вообще и в России в частности Византийская империя все–таки сохранила престиж и влияние, хотя от славного прошлого осталась только тень, а территория постепенно сокращалась до границ Константинополя и его окрестностей. В XIV веке бывшее Киевское государство разделилось между Рюриковичами, которые вынуждены были платить дань всесильным иноземным суверенам: ханам Золотой Орды, великому князю Литовскому, а в Галиче (после 1340 года) — польскому королю.

Главными объектами нашего исследования будут: постепенное возвышение Московского княжества, которые из незначительного татарского данника постепенно превратилось в потенциальную ведущую силу «византийского содружества»; роль Византии в этом возвышении, проявившаяся, в частности, в деятельности назначаемого в Византии митрополита Киевского и всея Руси, возглавлявшего единственную административную структуру, охватывавшую всю Русь; проблема разнородности политического и культурного развития северо–восточной Руси и южных и западных областей бывшего Киевского государства, что со временем привело к разделению Руси на Великороссию, Украину и Белорусскию; распространение византийского культурного и религиозного влияния, связанное с монашеским (или «исихастским») возрождением в Византии, которое стремилось преодолеть местные национальные и политические разделения; сущность религиозного «ревнительства», зародившегося в Византии и южнославянских странах и оказавшего решающее влияние на культуру, литературу и искусство стран «византийского содружества», и его отношение к другим культурным влияниям; вопрос о том, отвечала ли позднейшая Московская империя чаяниям религиозных и интеллектуальных вождей XIV века или ее идеология существенно отдалилась от византийского идеала.