Orthodoxy and modernity. Digital Library
Чем устарело? Что в нем обветшало и нам уже не нужно? Историческая часть? Но ведь то, что было, никогда не стареет. Оно с каждым днем и годом отодвигается в прошлое, его могут забыть, но само по себе оно, имевшее когда то место, остается неветшающим. И если о многих исторических лицах и событиях мы не знаем и не помним, то Евангельская история даже в наш век есть история, наиболее знакомая всем, наиболее знаемая и в этом смысле свежая и как бы всегда юная.
Может быть устарела психологическая сторона Евангелия? Может быть в нем рассказывается о людях, душою совсем не похожих на нас? И этого нельзя сказать. Возьмите, например, евангельское чтение о 10-ти прокаженных. Только один из них возвратился, чтобы воздать хвалу своему Целителю. Остальные девять и не подумали, что нужно поблагодарить. Разве психология современного человека не такова?
А история блудного сына? Ведь это нестареющий, вечный пример отношений любящего отца к своевольному сыну, возвращающемуся в дом отчий с раскаянием.
Отчего наши дети, читая в школе Евангелие, понимают его сразу и не нуждаются в длинных и сложных обяснениях? Да потому, что оно психологически близко им. Человек остался все тот же, с теми же душевными качествами, теми же пороками и доброде-телями. Ни одно качество души, которое при жизни Христа было грехом, теперь не стало добродетелью. Психология человека за 20 веков не изменилась.
Тогда что же в Евангелии кажется устаревшим этому бедному русскому офицеру, не желающему слышать ни о Христе, ни о Евангелии? По-видимому ему кажутся устаревшими евангельския заповеди, нравственный требования Христовы.
Современный человек - эгоист, скуп сердцем, горд, тщеславен и самолюбив; современный человек любит удовольствия и желает в этой жизни иметь одне лишь утехи. О любви к Богу, о воздержании, о смирении, о целомудрии, о милосердии к ближнему, наипаче же о будущей жизни и воздаянии, - вот о чем он не любит и не хочет слышать. Это портит ему настроение, напоминание об этих заповедях мешает ему жить. Вот почему современный человек не любит Евангелия, считает его устаревшим, хотел бы, чтобы его не было. Современный человек такого настроения немногим лучше воинствующего безбожника. Один своими руками взрывает храмы, а тот, кому не нужен Спаситель, кому Евангелие мешает жить, не поскорбит, не заплачет при виде разрушаемого храма. Ведь храм - это место, где молятся Христу, как Богу; но если Христос ему не нужен, то не нужен и храм.
Но верно ли, что евангельский нравственный закон устарел, что если его не держаться, то будет лучше, веселее жить? В двух странах-соседках - сов. России и Германии - пробовали построить жизнь без Христа и Евангелия, - и мы знаем, что из этого вышло.
Но если бы даже и удалось безбожникам или неоязычникам, отказывающимся от Евангелия только потому, что оно налагает узду на наши распущенные нравы, если бы удалось кому-нибудь построить новую жизнь без Христа и Евангелия, то нам, христианам, следовало бы от нее отказаться, ибо, по слову Христову, горе тому человеку, который приобретет весь мир, а душу свою погубит.
Слышите, что Ангел, несший вечное Евангелие, возгласил громким голосом! "Убойтесь Бога и воздайте Ему славу, поклонитесь сотворившему небо и землю, ибо наступил час суда Его!" (Откр. 14:7).
Никто от будущего страшного суда не укроется: и тот, кто любил Христа, и кто боролся против Него; кто говорил, что Христос - это солнечный миф, и тот, кому Он "мешал жить"; все без исключения предстанут пред Ним, нелицеприятным Судией, и тогда воздается каждому по делам его (Откр. 20:13).
Посему-то будем держаться всем сердцем Христа, упования нашего, и евангельскую повесть о Нем будем любить больше всех слов человеческих, ибо Это - "глаголы жизни вечной" (Иоан. 6:68). Аминь. Тараскон на Арьеже, 1942 г.
"Господи, умножь в нас Веру!"
В несчасте, которое стряслось над Францией, и мы с вами будем иметь нашу долю. Когда хозяевам хорошо, то и гости благодушествуют; когда хозяева богаты, то и работники едят хлеба вдоволь. Но как сейчас Глава правительства предупредил всех, что жизнь будет трудная, то нам остается только сказать, что гораздо труднее и тяжелее она будет для нас, видевших Францию в годы ее благополучия, а теперь готовых разделить с нею ее несчастье.