Помимо крестьян, хозяйство монастырей обслуживали детеныши. В Кирилло–Белозерском монастыре на 184 старца приходилось «всяких служебников и детенышей и мастеровых» 300 человек. Кроме них существовала особая категория слуг — 91 человек, половина из которых была в селах «на приказах и на доводах». Другая половина проживала в монастыре («ели и пили монастырское»). Это воины, судя по тому, что каждый из них имел свои седло, саадак, саблю и епанчу. В достаточно нестабильной военно–политической ситуации монастырь имел немалый отряд бойцов, половина которых охраняла самих иноков и обитель, а вторая оберегала имущество в селах. Итого, Кирилло–Белозер- скому монастырю служили 391 человек, ровно вдвое больше чис- [343] монахов. Чудов монастырь в 1585/86 г. давал жалованье 128 служебникам, из которых 53 человека были детеныши 1–й и 2–й статьи. Следующая крупная группа — 23 конюха, каждый со своим седлом и епанчой. Затем шли — 8 поваров, 23 дворника в селах, гвоздари, плотники, бочарник, каменщик, пивовар, 5 рыболовов, 4 засыпки (по одному на мельницу), 2 огородника. Вряд ли здесь перечислены все служебники: часть из них в момент раздачи жалованья находилась вне пределов Москвы. Все они получали также отдельные деньги на рукавицы (15 денег). На каждого была составлена поручная запись. Основной обязанностью детенышей была работа на пашне. Один из них назван котельником. Еще про одного известно, что он работал на мельнице[344]. В Иоси- фо–Волоцком монастыре в 1588 г. служило не менее 93 человек, из них детенышей — 38. Конюхи также составляли значительную группу — 12. Истопников, в том числе и сельских — 8, поваров — 5[345].

В крупных земледельческих монастырях часть иноков лишь формально сохраняли связь с обителью, почти постоянно проживая в тех селах, которые были даны им «в приказ». Так, в Иосифо–Воло- коламском монастыре в 90–х годах были образованы 6 сельских приказов, возглавляемых старцами[346]. Кроме того, часть монахов постоянно находилась в длительных отъездах.

Основная часть денежных поступлений в монастырскую казну (от 30% до 55% в разных обителях) шла за счет пожертвований и вкладов. Этот мощный источник доходов, не связанный с производством и отсутствующий в светских вотчинах, был очень важным подспорьем для обителей, и чем знаменитее она была, тем больше получала денег от прихожан и вкладчиков. На втором месте стоят денежные поборы с населения (от 22% до 31% в разных монастырях). Но учесть можно только денежную часть ренты. Если бы была возможность перевести всю получаемую продукцию в денежное измерение, то в таком случае эта статья доходов занимала бы первое место. Удельный вес поступлений от торговли незначительный у рассматриваемой группы монастырей. Как уже говорилось, сельскохозяйственная продукция шла почти целиком на покрытие собственных нужд (см. табл.).

Наиболее крупные траты приходились на жалованье монастырским работникам и самим старцам и на ссуды земледельцам. Кроме того, помимо государственных налогов, деньги на которые собирали с крестьян, почти ежегодно монастыри выплачивали некоторые суммы государству. Так, в июне 1586 г. Чудов монастырь выплатил 150 руб. «по государеству уложенью… в городовое дело», а несколько позже — 50 руб. на приезд Антиохийского патриарха. Надо отметить, что достаточно высокие траты падали на приобретение продуктов питания, готовых изделий или полуфабрикатов. Монастырям, особенно северным, было выгоднее купить провизию, чем везти из своих удаленных сел. То же можно сказать и о Чудове монастыре, находившемся в центре страны[347].

Монастыри внесли известный вклад в аграрное производство. Около них возникали слободы, селились ремесленники, возникали

Эволюция денежных поступлений Иосифо–Волоколамского монастыря 1573/74 г. 1575/76 г. 1579/80 г. 1588/89 г. Вклады 123 р. 80% 1203 р. 66% 1486 р. 63% 455 р. 54% Поборы с крестьян 165 р. 11 % 240 р. 13% 454 р. 19% 132 р. 16% Торговля 87 р. 6% 194 р. 11% 117 р. 5% 24 р. 3%

торжки. Н. А. Горская, проанализировав урожайность на монастырских вотчинах, пришла к выводу, что близлежащие пашни (околомонастырские) лучше удобрялись и урожай там был выше[348].

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА И МОНАСТЫРЕЙ

Образование Русского централизованного государства сопровождалось изменениями в общественной структуре страны. В борьбе с удельно–княжеской оппозицией московское правительство опиралось на определенные слои духовенства, в том числе и на многие монастыри. В благодарность великие князья одаривали обители ругой, выдавали многочисленные жалованные грамоты, наделявшие монастыри судебной и податной неприкосновенностью. Но данный союз был крайне противоречив и условен. С усилением верховной московской власти усиливается и наступление на церковные льготы. Уже в 1480–е годы Иван III продолжал линию на сокращение податного иммунитета, препятствовал покупкам земли обителями, имел намерение затребовать в казну для проверки все владельческие документы Сергиева монастыря[349]. В XVI в. четко выкристаллизирова- лись две проблемы, которые стали теми горячими точками сопряжения, вокруг которых шла неустанная борьба: 1. стремление правительства к ограничению роста церковного землевладения вплоть До секуляризации; 2. отмена иммунитетных пожалований. Эта борьба отмечена многократными попытками царской власти перейти в наступление, которое тут же сменялось еще более щедрыми пожалованиями. Для нее характерны временные успехи и компромиссы. В Судебнике 1550 г. конец ст. 43 гласил: «Тарханных вперед не дава- ти никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех». В 1555/56 г. был нанесен удар по привилегированной торговле крупных монастырей[350]. Однако в связи начавшимся хозяйственным запустением в ряде уездов на 60–е — вторую половину 70–х годов приходится массовая выдача жалованных грамот. Начавшийся с эпидемии и голода 70–х годов экономический кризис заставил правительство вновь вернуться к проблеме монастырского землевладения и тарханных привилегий. 9 октября 1572 г. царский синклит совместно с Освященным собором запретил передавать землю в крупные монастыри, «где вотчин много». Мелким монастырям можно было делать земельные вклады, но только с разрешения царя. В качестве компенсации у монастырей запрещалось выкупать вотчины. Как и многие постановления того времени, данный приговор не имел практического значения. В годы «великого разорения» земельные богатства крупных монастырей значительно приумножились. В послании Ивана Грозного в Кирилло–Белозерский монастырь, датируемом второй половиной 1573 г., недовольство царя вызывают, по существу, все крупные монастыри: Троице–Сергиев, Кирилло–Белозерский, Симонов, Чудов, Савво–Сторожевский, дмитровский Пес- ношский, Никитский. Большинство из них обвиняются в нарушении устава строгой монашеской жизни: «точию одеянием иноцы, а мирская вся совершаются». В 1576–1579 гг. наступает спад выдачи жалованных грамот, регулирующих вопросы налогообложения. Встречаются случаи нарушения податного иммунитета[351].

В 1580 г. состоялся Собор, где было представлено все высшее духовенство России: митрополит, 11 архиепископов и епископов, около 40 настоятелей монастырей, 8 старцев крупнейших обителей. Иван Грозный хотел добиться поддержки по двум вопросам: 1. Приостановить рост монастырского землевладения, а при благоприятной расстановке сил провести частичную секуляризацию. 2. Отменить податные льготы, которыми пользовалось духовенство. Судя по дошедшей до нас документации, монастыри к этому времени согласно авторитету, «престижности» располагались в следующем порядке: Троице–Сергиев, владимирский Рождественский, московский Ново- Спасский, новгородский Юрьевский, кремлевский Чудов, Симоновский, Свияжский Богородицкий, московский Андроньевский, Казанский, новгородский Спасо–Хутынский, Кирилло–Белозерский, можайский Лужецкий, ростовский Аврамиевский, московский Богоявленский. Эта была своего рода «элита» среди монастырей, хотя, вероятно, не отражавшая адекватно степень реального могущества и значимости обителей во второй половине XVI в. Созыву Собора предшествовали, видимо, неоднократные переговоры правительства с настоятелями монастырей с целью достигнуть предварительной договоренности. Собор продолжался не менее двух недель. В результате его деятельности была составлена Уложенная грамота, где провозглашалась незыблемость церковных вкладов, ликвидировалось право выкупа светскими феодалами своих бывших владений. Но, в свою очередь, монастыри не должны были претендовать на увеличение своего земельного фонда. Предложение об отмене тарханов вызвало наибольшее сопротивление и не было включено в приговор. Но в таком виде Уложенная грамота, приостанавливающая рост монастырского землевладения, вызвала неприятие некоторых церковных иерархов. Приговор отказались подписать игумены северных и северо–западных обителей (Новгорода, Пскова, Вологды). Нет подписей и некоторых центральных монастырей. Удостоверению подписями решений Освященного собора всегда придавалось большое значение. Можно предполагать, что отсутствие подписей на Уложенной грамоте — свидетельство существования на Соборе 1580 г. оппозиционно настроенной группировки.

Правительству не удалось в 1580 г. добиться отмены тарханов, но это было сделано явочным порядком не позднее 1581 г. Соборно отмена тарханов была оформлена в июле 1584 г., уже после смерти Грозного, но оформлена в качестве временной меры: «на время», «покаместа земля поустроится». Состав собора 1584 г. имел «урезанный» характер. Вместо 40 обителей были представлены всего 22 монастыря; нет ни одного представителя монастырей Новгородской земли, Псковского и Вологодского уездов, то есть тех, кто не подписал Уложенную грамоту 1580 г. Нет подписи и настоятеля Чудова монастыря. Таковы драматические события, сопутствовавшие принятию постановления о прекращении роста монастырского землевладения и отмены тарханов[352]. В 90–х годах правительство проводит ревизию владений Троице–Сергиева монастыря.

МОНАСТЫРИ В КОНТЕКСТЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ КУЛЬТУРЫ XV‑XVI вв.

Тема настолько многогранна и необъятна, что в заключении можно перечислить лишь некоторые ее аспекты. Начиная с принятия христианства и появления первых монастырей, они становятся центрами распространения и укрепления православия. В литературе высказывалась точка зрения, согласно которой русские как единый этнос родились с христианизацией населения, а до этого они были разными народностями: славянами, балтами, варягами и т. д.[353] Если на первоначальном этапе развития преобладали городские монастыри, то в XIV‑XV вв. монахи все больше проникали на север в глухие малообжитые места и там основывали свои пустыни. По мнению В. О. Ключевского, строгость жизни, слава подвигов привлекали сюда не только богомольцев и вкладчиков, но и крестьян, селившихся вокруг богатевшей обители как религиозной и хозяйственной своей °поры, рубили лес, ставили деревни и починки. Именно так складывалось широкое колонизационное движение[354]. Правда, ему возразил И. У. Будовниц, считавший, что «не крестьянин шел за монахом, а монахи двигались на север по проторенным путям народной колонизации»[355]. Вероятно, существовали оба типа колонизации, о чем такписал В. О. Ключевский, указывая, что не всегда можно опреде- лить первенствующую роль в колонизации, но тем не менее «оче- видна связь между тем и другим движением»[356].

Монастыри были культурными центрами страны. Тратились значительные средства на сооружение культовых зданий, имевших высокое художественное значение. До нас дошли блестящие архитектурные ансамбли Соловецкого, Троице–Сергиева, Иосифо–Волоколамского монастырей. Некоторые из них укреплялись и имели оборонное значение (Соловецкий). В обителях хранилось и создавалось множество произведений искусства, живописи, мелкой пластики. Достаточно напомнить, что с именем художника Дионисия и его школы связан ряд крупных монастырей конца XV — начала XVI в. Это великолепные стенные росписи Рождественского собора Ферапонтова монастыря, дошедшие до нас. Он же работал над росписью Пафнутьево–Боровской обители, создавал фрески и иконы для Успенской церкви и трапезной Иосифо–Волоколамского монастыря. В 1481 г. он написал деисусный чин для храма Спасо–Каменного монастыря и создал цикл икон для Павло–Обнорской обители. Его философское мировоззрение, эстетика, торжественный апофеоз света нашел отражение в 17 иконах деисусного ряда в Ферапонтове монастыре[357]. Крупные монастыри стремились приглашать со стороны, в том числе из Москвы, наиболее выдающихся мастеров–иконописцев и ювелиров для исполнения крупных заказов, в то время как творчество местных мастеров носило подсобный характер. Так, Святые ворота Кирилло–Белозерского монастыря расписывали иконописцы из Москвы, а иконы на Соловках имеют явно новгородскую ориентацию[358]. В Кирилловской обители находился один из центров деревообработки. В токарных мастерских кирилловские резчики изготовляли посуду, знаменитые по всей Руси ложки с вставками из моржовой кости, а также совершенные по мастерству резные иконы, кресты, створки складней[359]. В монастырях хранились блестящие по технике изготовления и художественному вкусу плащаницы, пелены, хоругви и т. д. В основном это вклады. Не исключено, что подобные вещи исполнялись и в женских монастырях. В числе пожертвований от бояр, князей, царей были искусные золотые и серебряные изделия.