Нечто подобное имеет место и по отношению к другому вопросу: о происхождении системы Эригены. Интерес этому вопросу, как сказано, придает факт сходства воззрений Эригены с идеями новейших мыслителей, и у нас эта сторона его философии поставляется в связь с особыми отношениями его к Августину. Г–н Серебреников знает, какую высокую оценку философии Эригены дают западные ученые ввиду указанного факта, и сам же приводит соответствующие отзывы о нем (Штау–денмайера и Ноака) из введения к книге.[23] Упоминает он и о факте выяснения в нашем исследовании отношений философа к Августину.[24]

Однако он в своей рецензии ни одним словом, хотя бы с целью критики, не касается того, какое значение придается у нас этим отношениям для объяснения указанной стороны в воззрениях философа и таким образом совершенно игнорирует действительный результат исследования по данному вопросу. Между тем он провозглашает объяснение происхождения системы Эригены в исследовании неудовлетворительным. Он упоминает о ее объяснении в книге из принятой Эригеной идеи образа Боною, но в чем состоит такое объяснение, не считает нужным сообщить, Л©тя бы в самых кратких словах, ограничиваясь лишь замечанием об особом понимании Эригеной этой идеи и о недостаточности ее для ответа на Известные поставленные самим г–ном Серебрениковым вопросы..,· Для самого рецензента наиболее интересующая исследователей указанная выше особенность спекуляции Эригены, по–видимому, не существует.[25] Отсюда и вопрос о происхождении ее также не представляет для него никаких особых трудностей и решается «весьма просто И естественно» в смысле заимствования и комбинирования Эригеной, Как аскетом–мистиком, известных элементов неоплатонической философии.[26]

Защищать выводы сочинения от каких‑либо серьезных нападений, таким образом, собственно и не приходится, так как рецензент как бы ве замечает их. Ответ на представленную в рецензии критику, как 4идн0 из сказанного, сводится к разъяснению разных недоразумений К указанию своеобразных приемов рецензента.

III

Особые приемы рецензента, направленные к тому, чтобы проложить Путь к установке собственных его положений вместо выводов автора, начинаются, как только он приступает к критике и пытается указать общий недостаток сочинения. Такой недостаток он указывает в том, что автор, «выходя из своей темы о влиянии восточного богословия на западное в произведениях Эригены», «повел дело слишком прямолинейно». Прямолинейность же эта выразилась, по нему, прежде всего в том, что, выясняя влияние восточного богословия на западное в произведениях Эригены, автор будто бы упустил из виду, какую связь философ устанавливает между заимствуемыми у разных авторов мыслями, какую особенную идею хочет провести и почему.[27]

Обвинение, очевидно, весьма тяжкое: в учении философа, конечно, суть дела заключается, как справедливо говорит г–н Серебреников, не в отдельных мыслях, а в связи их, в общей проводимой им идее; не обращать внимания на связь мыслей в философской системе, значит совсем не понимать ее.

Г–н Серебреников мог признать неправильным указание в исследовании этой связи, но не должен был говорить, что она вовсе и не указывается, превращая через то исследование, в самом начале своей критики, как бы в бессвязное само по себе собрание материалов для собственных выводов и подготовляя таким образом путь к проведению своих взглядов.

Последняя тенденция ясно обнаруживается из слов его, что Эригена «мог заимствовать у отцев и учителей Церкви богословские мысли, но придать им совсем другой — небогословский характер», подобно тому, как «из одной и той же философской системы Декарта развились два совершенно противоположных направления: французский материализм и идеализм Лейбница»; все должно было зависеть от интересов и настроения Эригены. Но г–н Серебреников не замечает, что «небогословский характер» не есть еще и «нехристианский характер», так как возможна и существует кроме христианского богословия еще христианская философия, и отношение ее к богословию вовсе не должно быть отношением совершенной противоположности «французского матери-. ализма» и «идеализма Лейбница». Для своих целей г–н Серебреников должен бы был доказать, что «совсем другой — небогословский» характер, приданный Эригеной богословским мыслям, есть именно и нехристианский. Но этого он не доказывает. Настроение же Эригены, которое он имеет здесь в виду и о котором подробно говорит далее (аскетически–цистическое), было вполне христианское.

Таким образом, первое же обвинение, предъявляемое против кни–ги и касающееся ее общего характера, получает значение как бы осо — (joro маневра со стороны рецензента, хотя бы употребленного sine dolo jnalo и даже в некотором противоречии со сделанным им же самим на предыдущей странице замечанием о «цельности» содержания книги.[28].

«Другим следствием той же прямолинейности автора является, по словам г–на Серебреникова, упущение им из виду «смешанного» характера учений тех представителей богословия, под влиянием которых стоял Эригена. Их богословские воззрения переплетены самым многоразличным образом с неоплатоническими мыслями и потому и влияние их могло быть смешанным, частью богословским, частью неоплатоническим. «Чтобы определить, на стороне какого влияния лежал перевес, для этого, — по словам г–на Серебреникова, — нужно было: ·) уяснить характерные черты неоплатонизма, б) выделить неоплатонические мысли в богословии Августина, Дионисия, Максима и Григория Нисского и в) показать, какой порядок мыслей в творениях «значенных богословов–философов остановил на себе наибольшее внимание Эригены — богословский или неоплатонический. Только Такая постановка дела могла обеспечить правильное и точное решение вопросов о смысле и происхождении системы Эригены».[29]

Но если у вышеуказанных авторов богословские, точнее — христианские (г–н Серебреников, как бы намеренно, в рецензии избегает этого выражения) воззрения соединены с неоплатоническими мыслями, между тем требуется определить характер влияния этих авторов на Эриге–ну, — почему нельзя было идти при этом таким путем: а) уяснить характерные черты христианского учения, б) выделить специфически христианские мысли в спекуляции предшественников философа и в) показать, что именно «богословский» порядок мыслей несомненно остановил на себе особое влияние его, в чем бы ни полагалось влияние на самих означенных христианских мыслителей неоплатонической философии? Почему же такая постановка дела не обеспечивала правильного решения вопросов о системе Эригены?

Выделение неоплатонических мыслей в богословии христианских мыслителей, требуемое г–ном Серебрениковым, есть само по себе задача весьма важная. Но при выполнении ее должно иметь в виду, что если христианское богословие испытывало на себе влияние неоплатонизма, то и сам неоплатонизм, появившийся в третьем веке христианской эры, не только в лице позднейших своих представителей, но уже при самом возникновении кое–чем мог быть обязан христианству и вообще откровенной религии. Известно, что Аммоний Сакк, сын христианских родителей, был сначала сам христианином; немалое значение в развитии неоплатонизма имела спекуляция иудея Филона. С другой стороны, если даже сводить к возможному minimum'y прямое влияние на неоплатонизм христианских воззрений, в нем естественно могли оказаться, и при независимом от них происхождении его из данных античной философии, известные черты сходства с христианством.[30] Как бы то ни было, остается фактом, что неоплатоническую, или общеплатоническую философию, древние христианские писатели ценили высоко именно потому, что в самом содержании ее оказывалось сходство с христианским учением.[31] Ввиду этого точное разграничение христианских и неоплатонических элементов в их воззрениях является не только трудным, но в некоторых случаях почти невозможным.

Но для ближайшей цели нашего исследования, поскольку нужно было объяснить происхождение системы Эригены из ее непосредственных прецедентов, такое разграничение прямо и не требовалось, хотя самый вопрос и литература его не были оставлены нами без внимания и общие выводы относительно отношений Эригены к неоплатонизму даны в книге.[32] Результат во всяком случае получается тот, что лишь взятые в це–jjom, со стороны не только неоплатонических, но также и специфически христианских элементов, воззрения его предшественников и могут сделать понятным появление его системы с характерными особенностями, отличающими ее, между прочим, и от неоплатонической философии.