Кроме того, со временем приходил в упадок и сам институт декурионов. Декурионы и магистраты перестали добросовестно заниматься городским хозяйством; поэтому имперское правительство, вообще склонное все регламентировать, было просто вынуждено взять под контроль городских магистратов — щедрых, но озабоченных больше собственным почетом, нежели действительными интересами города и государства. Со времени Траяна в городах появились кураторы (curator civitatis), оттеснившие магистратов и от имени императора надзиравшие за финансами курии. Поначалу их выбирали из богатых и высокородных жителей других городов; скоро стали назначать из самих декурионов. Когда институт кураторов прекратил существование, император Валентиниан I (364–375) изобрел новую, похожую должность, также, в конце концов, превратившуюся в исключительно муниципальную — должность народного защитника (defensor plebis). Поскольку императоры видели в городах важный источник государственных доходов, все эти меры кажутся понятными и даже необходимыми. «Курии — нервы государства и чрево города», — гласит один закон V века. Однако меры эти подточили нервы самого города, подавив дух щедрости и инициативы.

Немудрено, что с III века, для империи вообще нелегкого, города начинают беднеть. Декурионы всеми правдами и неправдами уклонялись от своих обязанностей. Одни, как сказано, переходили в высшее сословие; другие попросту бежали, продав свою землю и рабов, либо переходили на чиновничью, военную или церковную службу; третьи стали крепостными или обосновались на отвоеванных у варваров землях. Тщетно правительство по просьбе самих декурионов пыталось воспрепятствовать их переходу в высшее сословие, а Феодосий Великий взялся даже изгонять из сенаторского сословия всех лиц, происходящих из сословия декурионов; тщетно запрещалось продавать свое имущество без дозволения провинциального начальства; напрасно прикрепляли к курии проживающих в городе иноземцев (incolae), купцов, вольноотпущенников, даже детей, создавая «резерв декурионов» — сословие куриалов (curialium ordo), которые могли стать декурионами. Правительство, засучив рукава, боролось с симптомами, однако, так и не возродив городской жизни, оно лишь прикрепило куриалов к городам. Городская деятельность превратилась в крепостную повинность, а ответственные за городские финансы и налоги куриалы — в рабов города. И сам город походил теперь на тюрьму: в результате войн и мятежей третьего и последующих веков на месте прежних городов с просторными площадями, великолепными постройками и дворцами появились небольшие городки, схожие со средневековыми крепостями, — задавленные стенами, мрачные, с тесными улочками.

Бедняги декурионы, не имевшие даже права нажить состояние, — им было запрещено торговать, — превратились в скромных чиновников, подконтрольных наместнику провинции. Им надлежало следить за тем, чтобы город должным образом исполнял возложенные на него повинности и выплачивал налоги. Беднягам приходилось распределять населению земельную подать и осуществлять ее сбор. Это был превосходный повод беспощадно грабить население, особенно сельских жителей, которые порой забрасывали таких сборщиков камнями. «Сколько куриалов, столько тиранов!» — патетически восклицает писатель V века Сальвиан. Куриалы в самом деле были тиранами, но не по доброй воле. Они и сами страдали от тирании требовавшего денег правительства. Не всякий куриал грабил для личной наживы, но отчитаться за уплату налогов должен был каждый. Большинство куриалов бедствовали, однако, терпели. Иным приходилось продать даже своих рабов. Другие бежали. Состоятельные бежали в обширные свои поместья с блестящими виллами.

7

Еще во времена республики сложилась крупнопоместная знать. Римская городская аристократия присвоила себе массу государственных земель (agerpublicus — § 4). Этот слой повсюду распространил свои латифундии, по словам одного писателя, погубившие Италию, да, пожалуй, и провинции (latifundia perdidere Italiam, jam vero et provincias). С этим классом связана была и провинциальная аристократия. В третьем веке были отменены законы, прежде вынуждавшие сенаторов участвовать в работе сената и иметь земли в самой Италии. В пятом веке сенаторский слой раскололся на «spectabiles» и «illustres», которым полагалось жить в Риме, и «clarissimi», живших в провинции и лишенных права участвовать в заседаниях сената (ср. § 6). Тем не менее, все «сенаторы», а со временем — и все крупные помещики образовали единое привилегированное сословие состоятельных и «почтенных» (honorati) землевладельцев.

С умножением крупных земельных владений класс мелких и средних землевладельцев не прекратил своего существования. Однако социально–политическая сила знати, опасные и тяжелые, в особенности для бедных, войны и мятежи, упомянутый (§ 6) кризис городов, наконец, вся экономическая эволюция империи способствовали росту богатства аристократии и ослабляли, отчасти и вовсе уничтожали слой мелких землевладельцев (ср. § 11).

Долгие войны на чужбине изнуряли беднеющих земледельцев, тем более что до времен Мария им приходилось служить в легионе. Когда же в армию попали безземельные «пролетарии», — спасать земледельца было уже поздно. Пользуясь дешевизной рабского труда, магнаты завели на своих землях «плантационное хозяйство», так что большая часть земель обрабатывалась теперь рабами. Магнаты все меньше возделывали теперь землю, взявшись за скотоводство, оливковую и виноградную культуры, тем более что хлеб из Африки и Сицилии снизил цену хлеба италийского. Безденежные мелкие землевладельцы не могли, конечно, заменить прежнюю, зерновую культуру новыми, и их хозяйство сделалось убыточным.

Если погрязшие в долгах мелкие землевладельцы не бросали вовсе своих полей, превращаясь в пролетариев, то, спасаясь от голодной смерти, они были вынуждены искать помощи у тех же состоятельных помещиков. Последние в таком случае принимали их в свои клиенты, в свой патроциниум, а с переходом клиента под могущественную опеку (гесот–mendatio), опекуну начинала принадлежать и земля. Иногда это был наем (locatio–conductio), чаще всего — так называемый прекарий (precarium, possessio precarita, т. е. «испрошенное», от preces = просьба). Продав (почти всегда фиктивно) свою землю владельцу поместья, крестьянин взамен мог пожизненно владеть (possidere) и обрабатывать большее количество земли, но с тем условием, что его possessio (распоряжение), а не dominium (не владение уже), полностью зависело от милости помещика. Потому это possessio precaria и называлась, с позиции поместного владельца, — «милостью», beneficium.

Как бы то ни было, большинство земледельцев оказались в зависимости от помещиков. Ибо ни прекарист, ни арендатор не хотели отказаться от своей земли, да и желая, не могли — по причине долгов. На их счастье сам владелец поместья и не думал изгонять своих прекаристов и арендаторов. — Два первых века империи были свидетелями знаменитого «Римского Мира» Pax Romana и, стало быть, недостатка в рабах. С другой стороны, помещики заметили, что плантационное хозяйство, и, значит, труд многочисленных рабов, требовавших неусыпного бдительного надзора, не Бог весть как доходно. Оказалось, что удобнее и доходнее хозяйствовать, используя труд мелких зависимых земледельцев. Сокращая обрабатываемую рабами часть земель, «господскую пашню», помещики начинают раздавать землю даже своим рабам (servi casati), позволяя им некоторую степень самостоятельности.

Крупные хозяйства сохранились, разумеется, во многих местах. Однако отныне они заняты исключительно животноводством, со времен республики распространенным, прежде всего, в южной, отчасти и в центральной Италии. Типичной формой земельного хозяйства стали мелкие хозяйства зависимых крестьян на землях крупного владельца. В большом поместье, каких у всякого магната было немало, трудится теперь многочисленная община земледельцев, —тут и рабы, и вольноотпущенники, свободные, но пребывающие частично зависимыми от помещика работники. Кроме того, в крупном поместном хозяйстве трудились и свободные соседи по деревне, арендовавшие клочок господской земли, и наемные работники. Поскольку рабов для обработки господской пашни в разгар работ недоставало, крепостные и арендаторы должны были отбывать барщину (opera et juga). С постепенным улучшением условий жизни крепостных крестьян, крепостными сделались многие свободные земледельцы, или колоны (coloni от colere = обрабатывать землю). Рабами они не были, однако, начали походить на рабов, сделавшись «рабами земли» (servi glebae) помещика.

8

В борьбе с римской аристократией, которая была и земельной аристократией, императоры были продолжателями социально–экономической политики Гракхов. Наследники партии демократов, они старались вернуть к жизни крестьянский класс, былой оплот государства и армии. В то же время, принужденные давать отпор знати, императоры организовывали свои земли на манер крупных помещиков, возможно, не без влияния Востока, в особенности Египта, где земли правителей и святилищ с незапамятных времен обрабатывались крепостными.

Поместье императора (fundus) — вылитое именье помещика. Лучшие земли составляли обрабатываемую рабами господскую пашню, большая часть которой находилась возле господской виллы или замка. Другие земли поместья были поделены между многочисленными колонами — так, что каждый колон имел полосы на разных полях, а жил либо в отдельной хижине (casa), либо в деревне — вместе с другими колонами. Колон платил земельную ренту и отбывал барщину. Среди колонов были прекаристы, наследственные арендаторы (эмфитевты), просто арендаторы и арендаторы, отдававшие господину часть урожая. Помимо арендаторов (inquilini), живущих в поместье, наши источники упоминают еще proximi quique possessores, — колонов, владевших собственной землей, но арендовавших и господский участок. Обычно все поместье брал в наем один крупный арендатор (conductor), самостоятельно ведущий хозяйство за господина (императора). При этом императорские латифундии, или «saltus» исключались из городских территорий и управлялись особыми управляющими (procuratores, actores) в соответствии с особым законом, lex, lex fundi. Управляющие не только вели хозяйство, но и судили население, собирали налоги, призывали новобранцев и т. д. Неудивительно поэтому, что, согласно одному декрету императора Валентиниана, другие управляющие не должны были вмешиваться в дела поместья (иммунитет). Со временем и знать получила привилегии императорских земель.

Не только фактически, но и юридически императорские колоны превратились в подданных особой категории. Экономические интересы, долги, «поместный закон» и императорские управляющие прикрепили их к поместью, превратившемуся в своеобразный организм с хозяйственным планом и организацией, с общими землями (subseciva — леса, залежные земли и т. д.). Таким образом, возрождение на императорских землях мелких земледельческих хозяйств было не чем иным, как введением крепостной зависимости, или колоната. То, что в поместьях знати возникло естественным путем, здесь по преимуществу явилось плодом сознательной государственной деятельности.